- А вот вы мне скажите, папаша, вы знаете, что такое комсомол? - Голос Захара, несмотря на его слабость, зазвучал взволнованно и горячо. - Или вы этого не знаете?
- Ну… комсомол… - Никандр развел загрубелые ладони, пошевелил пальцами, обнаружив явную растерянность. - Комсомол, сказать, - это такие бойкие ребята, горластые и еще, должно, шалопаи… - Он запнулся. - Так я понимаю по своему разумению.
Захару стало вдруг весело. Никандр с его могучей силищей показался беспомощней ребенка.
Тщательно подыскивая нужные слова, Захар сказал:
- Комсомол, папаша, - это очень большой отряд молодежи, на всю страну отряд, который весь стремится к одной цели: построить социализм. Что бы ни было, как бы трудно ни было, а все равно построить - и баста!
- Ну, хорошо, отряд отрядом, это мне понятно, - возразил Никандр. - А вот как его построить, этот социализм? Кто-нибудь в глаза его видал, какой он, чтобы строить по подобию?
- Папаша, вы в бога веруете? - Захар показал на иконы.
- Верую понемножку, - нехотя ответил Никандр, сбивая пепел с козьей ножки.
- А вы его в глаза когда-нибудь видели, кроме как на иконе да на картинках? Нет? Ага! - в голосе Захара торжество. - Так вот, смотрите, что получается: ваш бог - это дело темное, выдумка, ничем в действительности не подтвержденная. И даже наоборот, наука в пух и прах разбивает эту выдумку, фактами разбивает!.. Так почему же вы думаете, что нельзя верить в социализм, когда он доказан наукой? Как инженер расчет строит, чтобы изготовить новую машину? Он изучает сначала все, из чего и как можно ее сделать, а потом подбирает нужный материал, расчерчивает, рисует ее план и уж после берется за изготовление по тому, что он спланировал. Вот так же Маркс и Энгельс все изучили, как живет человеческое общество, открыли такую закономерность, что в будущем оно придет к социализму, а Ленин…
- Однако, ты, паря, запальчивый, - перебил его Никандр. - Вот ты лучше скажи мне… То я все равно не пойму, про социализм. Ты скажи лучше мне по совести, кто тебя самого-то заманул сюда? Или там уж невмоготу стало жить?
- Если говорить обо мне лично, - уже другим, спокойным голосом ответил Захар, - то я поехал затем, что меня заманил сам Дальний Восток. Я читал о нем в книгах, и он мне всегда очень нравился. А тут как раз случилось так, что из армии списали и тогда же мобилизацию на стройку объявили. Я и поехал. Хочу испытать себя в трудностях. Вот раскорчуем тайгу, построим завод, город - может, инженером стану или другую профессию приобрету.
- Э-эх, паря, паря!.. - Никандр безнадежно махнул рукой. - Ничего вы не построите, больно сопливые еще, не суди на грубом слове. Только животы себе понадорвете и загинете тут. Мыслимое ли дело - всю тайгу выкорчевать! Да мы всей деревней живем вот на этом месте без малого семьдесят лет, уж и стариков, кои первыми приехали, давно похоронили, а тайги-то много накорчевали? Тайга не морковка на огороде - пошел да надергал… Однако я тебя замаял, хворого, - спохватился Никандр. - Извиняй, паря. Может, тебе чего принести покушать или попить?
- Спасибо, папаша, вода у меня есть.
- Ну, хорошего тебе сна. Не обессудь темного мужика, душа у меня стала неспокойная…
Никандр загасил лампу и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.
Взволнованный и разгоряченный спором, Захар долго не мог уснуть. Когда же начал дремать, пришел Ставорский, зажег лампу, стал ходить по комнате, потом долго ел за круглым столом. Захар притворился спящим.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Долгое время Захар никак не мог понять Ставорского и свои отношения с ним.
Вот и сегодня: Ставорский брился, когда проснулся Захар. Окна, что выходили на восток, к Амуру, ослепили его: будто само солнце прилипло к ним и утопило в своем сиянии всю комнату. А в этом сиянии черным силуэтом - Ставорский.
Едва Захар открыл глаза, как Ставорский повернул к нему намыленное по самые глаза лицо.
- Ну, как самочувствие, парень? - поинтересовался он, занося бритву над подбородком.
- Вроде бы ничего, - с трудом ответил Захар и жадно ухватился за кружку с водой.
Больше - ни слова. Захар разглядывал спину с узкой талией, накрест перечеркнутую коричневыми подтяжками. Они напомнили Захару кавалерийские ремни, и сердце сладко и тревожно ворохнулось в груди. "Наверное, ловкий кавалерист был, - подумал Захар. - Клубок мускулов…"
Побрившись, Ставорский замурлыкал какой-то мотив, вытер насухо бритву. Потом легко встал, скорее - вскочил; направляясь в переднюю половину избы, ободряюще кивнул и подмигнул Захару. Захар почему-то улыбнулся в ответ, хотя и не понял, что означал этот кивок. Ему стало неловко: почему, собственно, нужно было улыбаться? Что они, ровня - Захар и этот, как его… Ставорский?
Вернувшись, Ставорский торопливо и молча оделся, быстро и так же молча поел, выпил два стакана молока и только тогда обратился к Захару:
- Я тут сказал хозяевам, чтобы как следует ухаживали за тобой. Температура как, высокая?
- Кажется, не очень.
- Ну, тогда давай сейчас поговорим. У меня есть немного свободного времени. - Он взглянул на огромные серебряные часы, достав их из карманчика галифе.
Потом поставил табурет у кровати, сел на него верхом, примащиваясь вплотную к изголовью постели, и посмотрел прямо в зрачки Захара своими холодноватыми глазами-миндалинами.
- Кто у тебя родители?
- Крестьяне, казаки.
- Какие казаки?
- Донские.
- Живы?
- Нет, отец погиб в германскую, мать в голод умерла. У деда воспитывался.
- У белых из родни кто-нибудь служил?
- Один дядя. А другой дядя - у Буденного.
- Как же это? - усмехнулся Ставорский.
- А у нас там, на Дону, немало таких случаев.
- В комсомоле давно?
- С двадцать седьмого года.
- Да-а, донские казаки - лихой народ, смелый. Пожалуй, это лучшие из всех двенадцати казачеств. Забыл твою фамилию… Жернаков? Так вот что, товарищ Жернаков, по глазам вижу - смышленый ты парень, чую, что и кавалерист был неплохой. Такой человек, именно кавалерист, мне нужен на конный парк до зарезу, - провел он ребром ладони поперек горла. - Пойдешь все-таки? Сначала будешь бригадиром, а там своим заместителем сделаю, как говорил тогда.
- Я ведь конник-то, товарищ Ставорский…
- Харитон Иванович, - подсказал Ставорский.
- Простите, забыл… Харитон Иванович. Конник-то я, говорю, такой, когда лошадь под седлом да овес в кобурчатах. Боюсь, что бригадир из меня выйдет плохой. Да потом же, на сплаве скажут: сбежал.
- Ну, это ерунда! Пойду в отдел кадров и переоформлю. Я не понимаю, чего брыкаешься? Ты же через год мог бы командиром взвода стать, а бригадиром идти боишься! Под седлом будешь иметь любую лошадь, какая понравится. Ну, согласен? Смотри, другого возьму, мне ждать некогда.
- Ладно, пойду, - подумав, ответил Захар. - Очень соскучился по лошади…
- Так бы и сразу! Нерешителен, братец, ты. Разве таким должен быть донской казак?
- А вы сами не казак, случайно, Харитон Иванович?
- Нет, я белорус. Но в гражданскую войну был в конной бригаде Котовского, потом в частях червонного казачества.
В полдень пришел невысокий, тщедушный старичок фельдшер. Не надевая халата, он молча подсел к кровати, быстрыми, резкими движениями ощупал живот Захара, послушал грудь, показывая на губы, приказал: "Откройте", - заглянул в рот, оттянул веки.
- М-да… - сказал он, - малокровие. Сколько лет? Та-ак… Питаться надо бы получше. Организм железный, и сердце отличное. С таким сердцем можно прожить сто лет. А эти порошки и микстуру заберу, заменю другим.
Потом позвал Феклу.
- Скажите, хозяюшка, - он склонил голову набок, щуря глаза за очками, - у вас есть енотовый жир?
Фекла удивленно посмотрела на него и тихо спросила:
- А он зачем?.
- Я спрашиваю, есть у вас енотовый жир?
- Есть, есть. Им всегда мажется отец от простуды…
- Вот, я так и знал! Сможете вы натирать ему, - кивнул он на Захара, - спину и грудь на ночь?
- Чего же не смочь? Сможем! Это наше деревенское лекарство.
- Вот, пожалуйста, и натирайте. Каждый вечер. Микстуры для приема внутрь вам принесут.
Вскоре после того как ушел фельдшер, Любаша принесла Захару обед. Свежее, пышущее здоровьем, слегка продолговатое лицо ее налилось персиковым румянцем, когда она, склонившись, ставила миски на табурет у изголовья Захара.
- Вот кушайте, мамаша велела…
- Спасибо, Любаша, - сдержанно сказал Захар. - Только я не хочу.
Девушка выпрямилась, улыбнулась.
- А вы помните мое имя?
- Конечно, оно легко запоминается. А вы помните, когда мы разговаривали на берегу?
- Помню. Вас зовут Захаром. Вам очень плохо?
- Да нет, ничего…
- А ночью вы стонали.
- Разве? Неудобно… Отец не ругался, что меня сюда положили?
- Немножко поворчал. Но папаша у нас не сильно злой, поругается и скоро отходит.
- Он работает на стройке?
- На конном парке. Жилец наш устроил его. Ну, вы ешьте, а то я отвлекаю вас, а щи остывают.
- Подождите, не уходите! У меня просьба. Помните старосту группы, с которым мы приходили к вам в первый день?
- Помню, он живет в леднике у Бормотовых. Когда снег пошел, они все переселились из палатки туда. И девушки тоже там.
- Будет у вас время - сходите, пожалуйста, к нему, передайте, чтобы принес мою книгу "Тихий Дон". Ладно?
- И девушки чтоб пришли?
- А как хотят.