В снегу была протоптана широкая тропа через лес до Черемшана. С крутого берега они сразу увидели множество людей на реке - часто сидели, беспорядочно, как грачи, и некоторые уже колдовали над лунками, некоторые сверлили звонкий декабрьский лед. Сомнений больше не было: домуправ их обманул.
- Жулик! - сказал Шатилов, бросая загремевший рюкзак.
- Голова, да дурная, - сказал Ниточкин. - Теперь обратно трясись сорок верст. А женам что скажем?
- Смотрите, смотрите, поймал! - радостно закричал Петька и скатился с обрыва вниз к реке.
В самом деле, ближний к берегу мужчина поймал крупную рыбу, она отчаянно билась у его ног, взрывая искристый снег.
- Лещ, - сказал Кулик. - А вон еще один тащит, идемте посмотрим.
- Н-да… - сказал Бирюков. - Нам теперь только и осталось глядеть. А что у тебя в рюкзаках?
- Снасти, - сказал Кулик. - Полсотни удочек и четыре коловорота. И еще банки с мотылем.
- А жрать что? - спросил Шатилов. - Я не завтракал, на закусь надеялся.
- Обед в другом рюкзаке, - сказал Кулик. - Десять кирпичиков хлеба, пять батонов и консервы. Рыбные, правда.
Мужчины топтались у обрыва, глядели вниз, соображали. Ехать домой сейчас нерасчетливо, день обещал быть солнечным, ведреным, а здесь такая тишина, красота: и снег хрустит и искрится, и деревья на том берегу стоят нарядные, в инее, и опять же ловится рыбка, ловится! Вон еще один вытащил - не леща, правда, но подлещика или густеру.
- Да что вы, алкаши, что ли! - сказал Кулик с обидой. - Посмотрите, сколько людей приехало, а за нами вон еще идут, и все сюда. Ниточкин, бери мешок, а они пусть едут!
- Не кипятись, - сказал Бирюков. - Мы не алкаши, и оскорблять нас ты не имеешь права. Кроме того, ты должен был нас предупредить.
- Ладно, попробуем, - сказал мужчина из второго подъезда.
- Пошли.
На льду Кулик развязал один рюкзак и вывалил из него рыболовное снаряжение.
- Рыбка клюет на червяка, а пьяница на рыбку, - сказал он. - Разбирайте удочки, и с богом. Шатилов, сверли лунки, чего стоишь? - Он взял коловорот и стал разгребать валенком снег на месте будущей проруби.
В четыре коловорота быстро насверлили с полсотни лунок, разделили из двух банок по спичечным коробкам мотыля. Кулик проинструктировал каждого, и культурный отдых начался.
Самым удачливым на первых порах был Петька Ниточкин. Одну за другой поймал шесть красноперок, а потом подцепил такого леща, что он застрял в лунке, и пришлось раздеваться, ложиться на снег и совать туда руку, чтобы вытащить добычу. Петьке это не удалось, и тогда снял полушубок старший Ниточкин, который поймал несколько ершей и ревниво поглядывал на удачливого сына.
- Ниточкин купаться собрался! - кричали от лунок. - Не утони, мастер!
Посмотреть Петькиного леща сбежалось человек двадцать. Смотрели, однако, торопливо, завистливо и тотчас возвращались к своим удочкам. Шатилов оказался на редкость беспокойным удильщиком, он сверлил одну лунку за другой и бросал их, посидев над каждой не больше минуты.
Бирюков был расчетливым и терпеливым. Он ушел к низменному берегу, где удил местный сусканский старик, уселся у тальников и с полчаса шевелил, подергивал мормышку без всяких последствий.
- Ничего, подойдет, - успокаивал его старик. - Окуня здесь тьма, надо его подманить. Ты брось в лунку несколько червячков и жди. А удочкой-то играй, играй, дразни его!
И правда, окунь подошел стаей. Бирюков только успевал вытаскивать. Он до того разошелся, что обнаглел и перестал насаживать мотыля, ловил на голую мормышку.
Кулик охотился с блесной на хищников. Крупную блесну он снарядил тройником, прицепил ее к толстой леске 0,8 мм и ходил от лунки к лунке, попутно наблюдая за своими рыболовами. Когда Шатилов убежал сверлить очередную лунку, он вынул его удочку, прицепил к ней ерша, с расчетом взятого у Ниточкина, и, засунув ему в рот окурок, опустил в лунку. Потом стал дергать свою блесну в соседней проруби.
Ему скоро повезло: после семнадцати рывков - Кулик и рывкам вел счет, больше сотни в одной лунке не делал - он почувствовал тупой удар, удочка вырвалась из рук, но он успел перехватить зазвеневшую леску и, чувствуя живую сопротивляющуюся тяжесть, стал выбирать ее осторожно и быстро, не останавливаясь. У самого льда сопротивление усилилось, и Кулик понял, что на крючке щука, судак идет спокойней. Он завел ее в лунку и вытащил, подхватив на выходе под жабры.
- Вот это да! - ахнул подбежавший Ниточкин. - Да как же ты ее, а? Да в ней ведь больше полпуда!
Кулик и сам не верил, что это он вытащил такую образину. Полпуда не полпуда, но килограммов на шесть потянет. У него еще дрожали руки, и он не мог говорить от волнения. Метровая щука билась на снегу, разевая длинную лошадиную пасть, шлепала хвостом.
Прибежал с коловоротом Шатилов, за ним - Петька Ниточкин, потом двое мужчин из шестого подъезда. Остальные смотрели издали, уже не покидая своих удочек.
- И у меня что-то есть! - крикнул Шатилов, увидев опущенный сторожок своей удочки. - Ну, ребята!.. - Он подбежал к лунке и стал выбирать леску. - Что-то небольшое для начала, легкое… Вот сволочь! - Он вытащил ерша с окурком во рту. - Ты что же это, а? Такой маленький и куришь?! Ребята, ерша с папироской поймал!.. Вот гад, "Беломор" курит!
Его тут же обступили, смеялись, разглядывали ерша.
- Он, может, и пьет? - спросил мужчина из шестого подъезда. - Ты понюхай-ка, Шатилов.
Шатилов серьезно понюхал рыбешку, вынул мокрый окурок и поглядел на улыбающегося Кулика.
- Ничего, Сеня, ты не гордись, - сказал он. - Мне только начать, а там не остановишь.
И в самом деле, он скоро напал на стаю плотвы и в полчаса натаскал десятка два. И крупной, граммов по двести. А Кулик до обеда только одного щуренка выудил - маленького, на полкило.
Изменила удача и Петьке Ниточкину. Отец его дергал одного за другим ершей, а Петька ушел к Бирюкову на окуня и оборвал леску с мормышкой. Он сидел возле лунки и плакал, а сусканский старик его утешал:
- Не плачь, сынок. Подумаешь, мормышка! У меня разок сапоги утонули, и то я не плакал. На рыбалке всяко бывает.
Кулик дал Петьке новую удочку, но счастье к нему не вернулось.
До двух часов, пока был активный клев, никто не вспомнил про обед, даже Шатилов. Потом рыболовное дело стало разлаживаться, Кулик смотал свою удочку с блесной и занялся организацией обеда. Вместе с Петькой он наломал в лесу сухостоя, разложил под берегом один коллективный костер и, объявив большой сбор, стал разогревать консервы.
Собирались весело, шумно: все были с добычей, все крепко проголодались и намерзлись, а тут прямо на снегу полыхал костер и соблазнительно пахли разогретые консервы. Хлеб тоже пришлось разогревать - замерз на морозе.
Обедали на корточках, группами по четыре человека вокруг каждой банки консервов, ни ложек, конечно, ни вилок не было, руками действовали, но именно эта бивачная обстановка и придавала что-то особенное, диковато-праздничное общему обеду. Вот только водки явно не хватало.
- Хоть бы стопочку, хоть бы одну на двоих! - сокрушался Шатилов.
- Голова, а не додумался, - грустно сказал Ниточкин.
- Товарищ Кулик, разумеется, не гений, - сказал Бирюков. - Теперь это ясно со всей очевидностью. Однако, я думаю, товарищи, что дело он затеял перспективное. Вот куда только девать рыбу? В общий рюкзак?
- В общий, - сказал Кулик. - Сдавайте счетом, дома получите. А в следующий раз возьмите свои рюкзаки.
- А когда в следующий?
- Через неделю.
- А завтра день пропадет? Ведь воскресенье же!
- Давай, Сеня, и завтра, чего там!
- Нет, автобусов завтра не дадут, я договаривался на один сегодняшний день.
- А зачем автобусы, когда водохранилище рядом! Ты просто не дотумкал и поволок нас за сорок верст. Водохранилище в двух километрах от завода!
- Можно мне! - спросил Петька, подняв руку, как в школе. - Там никто не ловит, у вашего завода, пенсионные дяденьки только. Лещ там пахнет, плотва пахнет, а ершиков и окуней совсем не попадается.
- Слышали? - спросил Кулик. - А теперь доставайте трояки.
- Это зачем? - удивился Шатилов. - Ни одного пузырька не взял, - а трояк давай! Ты что, Сеня, спятил? С тебя еще причитается.
- В самом деле, - сказал Бирюков. - Ведь у нас еще сто рублей премии. Вот приедем домой и…
- Не было премии, - сказал Кулик, обводя взглядом толпу. - И не будет до тех, пор пока в нашем доме есть пьяницы. Я снял с книжки последние полтораста рублей, жена еще не знает, на детское приданое их берегла. Удочки я покупал на эти деньги, и коловороты тоже, и мотыля, и хлеб, и консервы. И за оба автобуса внес в заводскую кассу. Понятно? В ЖЭКе вы можете узнать, премировали наш дом или нет.
- Но мы ведь так не договаривались, - жалобно сказал Ниточкин, доставая мятую трешку. - Ты же сам предложил, Сеня! Если бы не ты, мы согласны и на водохранилище, пешком…
Кулик взял у него трешку, бережно расправил и потребовал внимания.
- Главное в человеке - голова, - сказал он. - И с нее не только карточки делают. Голова нам дана для того, чтобы думать, а как же она будет думать, когда она пьяная или с похмелья?
- Не каждый же день! - обиделся Шатилов.
- Еще бы каждый! - Кулик усмехнулся. - Не каждый, но через день Шатилов выпивает. И дома буянит. А товарищ Бирюков, ученый человек, инженер, на доске Почета висел, а теперь как последний пьяница, как алкаш, утаил от жены, от родных детей утаил трудовую трешку и, вместо того чтобы в выходной побыть с ними, в семье побыть, кинулся за сорок верст, в мороз и холод за какой-то несчастной стопкой!..