- Здравствуй, сынок. Слышал я о твоем возвращении. Прости меня… что так грубо разговаривал с тобой в последний раз. Ты тогда был прав. И вообще, я кругом перед тобой… А помогать буду, ты не беспокойся…
- Да я не беспокоюсь, - стесненно ответил Егор, поражаясь, что отец винится, - разве в этом дело.
- Познакомься - Анастасия Ивановна, - показал отец глазами в сторону жены.
Егор неловко кивнул. Подумал: "Женщина как женщина, даже симпатичная. Почему мать ее все время обзывает?.."
- Это наш дом, - указал на семиэтажный дом отец, - мы на втором этаже, квартира четырнадцатая. Приходи.
- Правда, Георгий, приходите, - пригласила и Анастасия Ивановна, - будем всегда рады.
- Как-нибудь, - сказал Егор и попрощался.
"Странно, - недоумевал он, - отец будто другим человеком стал. Моложе. На лице никакой угрюмости. А может быть… - Егор, даже придержал шаг, - может быть, правильно он сделал, что ушел?"
Но тут же устыдился этой мысли, как предательства.
13
На уроке литературы у полиграфистов Зоя Михайловна предложила:
- Давайте поговорим о внешней и внутренней красоте человека.
Девчонки уцепились за эту тему. Дина сказала:
- У монтажников есть один красавчик…
Тоня покраснела: "Неужели об Антоне будет говорить?" Испуганно посмотрела на Дину.
- А в действительности - пакостник, - продолжала Дина.
"Это она о Хлыеве", - отлегло от души у Тони, но тут же она забеспокоилась: вдруг начнет рассказывать при всех о том случае?
- Поэтому, девочки, - высоко подняла черные брови Дина, - присматривайтесь внимательнее к красавчикам. Конечно, рост, осанка, бицепсы глаз ласкают, да ведь счастье, как говорила моя бабушка, не с лица пить…
Тоня думала: "А мой Антон, - она впервые про себя назвала его так, - и красивый, и благородный…"
Она поднялась:
- Может, я буду говорить о вещах общеизвестных… Словами не смогу выразить и сотой доли… Внутренняя красота - это прежде всего душевные качества, доброе отзывчивое сердце, умение быть другом. Встреча с таким человеком - праздник.
Тоня, густо покраснев, села. Девушки понимающе переглянулись, а когда окончился урок и Зоя Михайловна вышла из класса, чья-то озорная рука по-школярски написала на доске мелом:
"Антон + Тоня = Антония".
Тоня любила Антона. Его деликатность, простосердечие, веселый нрав как нельзя больше пришлись ей по душе. Но ведь любят не за что-нибудь. Чувство Тони было стыдливо, и хотя они уже были вместе и в театре, и на концертах в филармонии, и просто так гуляли вечерами по улицам, - она не смела взять его под руку или сказать что-то теплее обычного. Да и Антон, видно, боясь обидеть ее даже неосторожным жестом, не разрешал себе ничего.
Невольно сравнивая Тоню с Ларисой, он думал, насколько Тоня лучше, чище. У Ларисы какая-то дразнящая, порочная красота, к ней невольно влекло - но и отталкивало. О тех поцелуях под деревом у Ларисиного подъезда Антон, боясь потерять Тоню, не рассказывал. Ну, было и было, быльем поросло.
Правда, месяц назад он случайно встретился на улице с Ларисой. В меховой шубке и шапочке, в высоких сапогах, издали помахала ему, крикнула:
- Напрасно исчез!
Очень сближала Тоню и Антона их работа в комитете комсомола.
Антону часто давали поручения: то провести военизированный поход группы, то связаться с комсомольцами базового завода или еще что-нибудь. Уже знали, что Дробот парень обязательный и в любом случае на него можно положиться.
Антон терпеть не мог "яколок", зазнаек и болтунов, чувствовал себя неловко, если его хвалил Петр Фирсович или о нем одобрительно упоминали в училищной стенгазете.
- На копейку сделал, а расписали буквами с голенище, - невольно подражая отцу, говорил он в таких случаях.
Единственный человек, кому Тоня призналась в своем чувстве к Антону, была Галя.
Дина, та стала бы сразу критиковать Дробота, выискивать в нем недостатки. Дашкова прекрасно понимала, что многое, у Дины наносное, и напрасно она наговаривает на себя: "Я такая грешница, что на том свете буду копать ямы". Сейчас она до колик в сердце влюбилась в своего журналиста. Но Тоня боялась острого языка Дины.
Галчонок совсем другое дело. Слушал признания Тони, Галка жарко шептала: "Это настоящее. Ты поверь мне". И через секунду спрашивала:
- А ты не стара для него?
Тоня нерешительно говорила: "Разница между нами в несколько месяцев".
И Галя успокаивала: "Ну, ничего, ничего. Это сгладится".
В субботний вечер Тоня и Антон отправились в Дом культуры профтехучилища, прихватив с собой и Гришу.
В двухэтажном старинном особняке, почти у самой реки, было всегда многолюдно и весело. Здесь работали кружки хореографии, вокала, художественного чтения.
Сначала они увлекались работой в киностудии "Экран". Тоня написала сценарий фильма "Приходите к нам" - об их училище. Антон монтировал, а Гриша был осветителем и, по совместительству, озвучивал картину. Объявились собственные режиссеры, операторы, ассистенты; опытные "киношники" читали лекции. Ребята сделали фильм для показа в своем кинозале.
Но вскоре у Антона, Гриши и Тони появилось новое увлечение - драмкружок "Ровесник", прозванный "драмгамом". Гама было действительно изрядно, а увлеченности - еще больше. Руководила кружком пожилая артистка-пенсионерка Розалия Семеновна, женщина в прошлом, вероятно, очень красивая. Еще и сейчас она была статна, осаниста, следила за собой, глаза в тонких лучиках морщин светились молодо. Своих питомцев Розалия Семеновна называла не иначе как детьми, и это их нисколько не раздражало - хорошо было иметь такую мать.
Она подкармливала их домашними пирожками, ватрушками. Сюда приходили, как домой. Любили и разлапистую вешалку, что вечно заваливалась, и белые плафоны на стенах, и глубокие кресла репетиционной.
В драмкружке вели свой коллективный дневник - в синей, видавшей виды обложке с какими-то таинственными, похожими на иероглифы, царапинами. В дневник этот каждый мог записать все, что ему хотелось.
В "драмгам" приходили и те, кто давно уже стали самостоятельными людьми; они забредали на огонек к "маме Розе".
Тоня с любопытством листала дневник. "Не обязательно стать нам артистами, - делилась своими мыслями какая-то Красная шапочка из ГПТУ-8, - но умение держать себя, владеть своими чувствами, голосом, походкой, прикосновение к искусству облагораживает душу…" "Вот хожу в "драмгам" уже третий год, - признавался электромонтер Веня Трунов, - и чувствую - стал лучше…" "У нас в "драмгаме" и весело, и серьезно, но Алик часто отвлекается: выходит из роли сам и выводит других", - сетовала некая Света. "И мне здесь хорошо. Хлыев".
…Нет, Хлыев не был таким уж отпетым, ничего не чувствующим, не понимающим и не желающим понимать человеком. Под влиянием доброго отношения к нему, в Котьке все же происходили некоторые сдвиги.
И "милиционерша" Ирина Федоровна, что нет-нет да заглядывала в штатской одежде в училище, и директор, за непреклонной требовательностью которого Хлыев улавливал искреннее участие в его судьбе, и мастер Голенков, человек справедливый, все значительнее входили в его жизнь и поворачивали ее по-новому.
Да и ребята стали относиться к Хлыеву - он безошибочно это чувствовал - лучше, хотя порой и давали "будьздоровую баньку".
В первые месяцы в училище Котька хорохорился, разыгрывая выпивоху, бывалого "проходчика" по женской части, пытался блатняцкими повадками и жаргоном набить себе цену, но скоро это надоело и ему самому. Здесь было интересно, вся обстановка делала его кураж, попытки предстать "прожженным", - нелепыми, и будучи человеком неглупым, он стал постепенно менять линию поведения, образ жизни.
Случай с Тоней потряс его. Котька не думал тогда о насилии. Эта девчонка, готовая с таким бесстрашием защитить свою честь, вызвала в нем невольное неосознанное преклонение.
Когда же и ребята, и мастер, и Середа так участливо отнеслись к его матери, Хлыев поверил, что ничего лучше училища для себя не найдет. Надо дорожить найденным, иначе выпихнут его отсюда и тогда действительно хана.
Сегодня они знакомились с пьесой "А зори здесь тихие". Антону предстояло играть роль старшины Баскова, Тоне - Лизы Бричкиной.
Гриша опять-таки специализировался на освещении.