Витёк повернулся к оставленной на полминуты "пятерке" с бутылкой "колы" и пачкой сигарет в руках в тот самый момент, когда машина вдруг взревела и, отъехав от тротуара, помчалась по проспекту. Джинсовая панамка приподнялась на голове спецназовца, глаза чуть не вывалились из орбит – Витек открыл рот, но ничего не сказал, а только медленно подошел к краю тротуара и уставился вслед "пятерке", которую, впрочем, уже не было видно за потоком машин.
– И главное, раб Паша, не нарушай правил дорожного движения! – учил Василий, лихорадочным взглядом следя за дорожной обстановкой.
– Потому что нарушения на дороге зачтутся тебе на страшном суде! – подсказал сзади растревоженный скоростью Стас.
– Да! – подтвердил Василий. – И еще потому, что нам совсем не надо встречаться ни с гаишниками, ни с гэбэдэдэшниками!
– И куда теперь рулить? – Паша всё еще боялся своих "святых" пассажиров.
Василий обернулся к приятелям:
– Ну, и куда теперь?.. Кажется, Колек, твоя ближе всех.
Николай кивнул и продиктовал Пашиному духу свой адрес.
– Мама, там на кухне опять ручка пляшет, – доложил Лере вернувшийся из туалета средний сын.
Лера аж подскочила на кровати. Она уже сорок минут утопала в подушках на супружеском ложе, со слезами на глазах наблюдая по телевизору "Парламентский час".
– Так! Всем быть в детской! – приказала она малышам и поспешила в кухню.
Свеча возле кофемолки горела ровным пламенем. Авторучка на её глазах упала в тетрадь. Лера подошла и сразу вслух начала читать свежее послание:
– "Лерочка, не обращай внимания на изменившийся почерк…"
В "пятерку", припаркованную у подъезда, вернулся дух Паши.
– Написал? – в один голос спросили у него Василий и Стас.
– Написал… – Паша всё еще был не в себе. – Только я не понимаю, как это у меня получилось! И я опять голубел.
– Это не страшно, – успокоил его Василий. – Антихрист Николай всё еще там?
– Кто?
– В смысле… апостол Николай.
– Там.
– Теперь замкни один провод на корпус и ступай, открывай багажник. Одной рукой всё время за корпус держись!
Павел повиновался.
В этот момент дверь подъезда с характерным писком домофона отворилась, и на ступенях крыльца появилась Лера. Духи замерли, наблюдая, как она осторожно приблизилась к багажнику машины, как открыла его, как с натугой взвалила мешок себе на спину и тяжело понесла ношу в подъезд. Николай всё это время танцевал вокруг супруги, пытаясь ей помочь, но ничего у него, разумеется, не получалось.
Через пару минут конструктор сейфов появился в салоне машины и сразу накинулся на Василия:
– Ты же знал, что там тяжесть такая! Знал же, бестолочь! Почему не сказал! Ей же нельзя тяжёлое подымать! Она же… Ох, ты, господи!
– Ладно, – промямлил сантехник. – Ничего. Она ведь на спине несла! Не через пузо… Зато мы, кажется, сделали, наконец, дело, а? Колек! Ну, Колек!.. Оле-оле? А? Стасик? Оле-оле?
– Оле-оле… – сказал Николай и усмехнулся.
– Оле-оле! – вскричал Василий. – Стасик! Оле-оле! Ну-ка, раб божий Павел, заводи-ка эту колымагу, и дуем отсюда, куда глаза глядят! Кстати, можем прямо в рай!
Василий расхохотался. Паша пожал плечами. Машина выехала из двора.
Но всё было иначе.
Дух Паши шатался по ресторану и то и дело возмущался:
– Валерка, сукин ты сын! Ты посмотри, кому коньяк разбавляешь! Невежда, твою мать! Это ж коллеги! Из соседнего заведения, придурок!.. Нет, всё, пропал бизнес! Эти олухи такую славу про мой общепит толкнут по быстрому – мало не покажется… Господи!
Дух Паши опустился в кресло. На призрачной щеке блеснула призрачная слеза.
– Господи! Это ж надо! В расцвете сил!.. Зачем жил? Что делал?.. Отец пожил, так хоть успел меня народить, а я? И только что ведь его схоронил! Папка, ты где? Я ж тебя догнал, батя…
– Здесь я, Паша… – услышал он рядом скрипучий голос.
Прозрачный седой старик в больничной пижаме и с крылышками на спине возник в кресле напротив Паши.
– Здесь я…
– Папа! Ты?! – изумленно воскликнул дух бывшего директора ресторана.
– А кто ж, по-твоему? Тень отца Гамлета что ли?! Я б еще жил и жил, если б ты меня в богадельню не отправил! Сынишка! Это тебе за твоё ко мне отношение случилось с тобой! Неспроста всё! Мне, как отцу, обидно, что дитя мало пожило, но ты, видать, заслужил, сынок! И материну могилу не посещаешь! И меня забыл! Как закопал, так и не пришел ни разу! Ни на девятый день, а сегодня, между прочим, уже сороковой! Ни внуков не дал, змеюку Любку пригрел… Не, сынок, не удалась тебе жизнь, не удалась…
Паша слушал отца, плача, как ребенок, и еще иногда едва сдерживая уже совершенно мужские рыдания, а когда тот замолчал, Паша только и прошептал дрожащими губами:
– Прости, отец… Прости меня…
– А что "прости"? Что "прости"? Бог простит.
– Бог?.. А мне сказали, что просто так не простит… Что надо еще кучу всяких дел делать наделать, чтоб простил, чтоб не к этим… не к чертям!
– Это ж кто тебе такое сказал?
– Апостолы и сказали, – жаловался Паша, – сразу явились и сказали. Что место моё – в котле кипеть.
– Апостолы? – старик вдруг хрипло рассмеялся. – Какие еще апостолы? Нету апостолов! Только физика и чудо!
– Ты, батя, атеистом всегда был, потому что член партии, а на самом деле…
– А на самом деле, сына, я еще и учителем был, если ты помнишь! И закон сохранения энергии пятиклашкам преподавал! Физика кругом, только физика! – старик вдруг погрустнел. – И это… и чудо… но это не понять. Никому не понять… Я ухожу, сына… Сороковой день сегодня. Я за это время многие души проводил. И ты на сороковой день уйдешь. Совсем. А я сегодня… сейчас… неизвестно куда…
Голос старика, действительно, слабел, а прозрачность становилась всё более явной.
– Прощай, сына. Нет апостолов. Каждый – сам себе апостол, а вернее – каждый сам себе бог. И каждый сам своего бога реализовать должен. Чтоб ты понял: совесть свою реализовать должен! При жизни! Это и есть свобода – возможность реализовать свою совесть, а не то, о чем демократы орут! Но ты, сына, это не поймешь, да и поздно уже… А тот, кто тебе про апостолов успел наговорить – он такой же, как и ты, как я, бестелесный дух – импотент во веки веков, и чего-то он от тебя хочет. Не верь ему, сына, не верь… и прощай…
Старик стал терять формы и на глазах у Паши быстро превратился в бледное облачко, которое тут же и растаяло.
– Папа… – тихо сказал в пустоту дух Паши и шумно всхлипнул призрачно порозовевшим носом, но никто ему уже не отвечал.
Несколько минут он сидел совершенно притихшим. А потом ему вдруг стало настолько себя жалко, что оправдания сами полезли в голову:
– "Не удалась…" А вот удалась! Удалась мне, батя, жизнь! Удалась! Я такие бабки зарабатывал, батя, что тебе и не снились! А Зайка! Не змеюка она, не змеюка! Ты бы, батя, ради одной только ночи с такой женщиной…
Паша вдруг замолчал – перед ним в ресторанном сумраке, прямо у гобелена с изображением океанских островов возникли "апостолы" Николай и Стас.
– Раб божий Павел? – довольно высокомерно осведомился Николай. – Не являлось ли это убогое, греховодное предприятие твоим лукавым бизнесом, отвечай.
– Являлось! – неожиданно смело ответил Пашин дух. – Являлось, дорогие апостолы. Или как вас там! Или вы, может, из лохов? Думаете, напугали меня?
– Как это… – растерялся Стас.
– "Как это!" – передразнил Паша. – Самозванцы вы! Мне папа всё рассказал! Папа мой! Царство ему небесное. Рассказал и растаял! Никаких апостолов! Гаснет душа! И пропадает! И никаких котлов с чертями, что вы мне нагородили! Вы… Я не знаю, кто вы, но вы ребята левые – точно! Я вам вот что скажу! Исчезните! Чтоб я вас больше… Померли – так померли! Дайте и мне спокойно уйти!.. Ольга! – воззрился он вдруг на одну из официанток, убирающих стол в двух метрах от них. – Ты потом почесаться можешь?! Потом! Не на людях! Бестолочь!
Официантка дочесала бедро, ковырнула в носу и спокойно двинулась на кухню.
– Еще два слова… – обратился Николай к разъяренному духу бывшего директора ресторана, явно играя некую роль. – Раз уж мы все… Что еще папа говорил? Пойми правильно… Мы с другом тоже недавно умерли… Что нас ждет, не знаешь? Что там тебе твой папа…
– А ничего!.. – Паша засверкал вдруг призрачной слезой. – Я его видел-то всего пять минут. Подумал о нем, он и явился. А потом пропал! Потому что сороковой день. Всё! Улетел, видно… туда, куда все. А вам-то что от меня надо, а? Меня откуда знаете?
– Информация… – начал было Стас, но Николай буквально поймал его за крыло:
– Кто ж не знает директора лучшего ресторана…
Паша довольно хохотнул:
– То-то! А то "арха-ангелы", итит вашу…
– У нас к тебе дело… – сказал Николай. – Не знаю, как и… В общем, ты мог бы нам помочь.
– Я? Помочь? Интересно… Не, вы привидения-то непростые, видать!
– У вас семья обеспечена? – спросил вдруг Стас.
– В смысле?
– В смысле денег, – пояснил Николай. – Супруге-то будет на что жить? После того, как ты… в общем…
– А вам-то что? – Паша с подозрением прищурился. – Я этой… этой… Она за меня достаточно получит! По завещанию… Знал бы… А вам-то какое дело?!
– А мы хотим для своих жен… в смысле, для своих вдов и детишек денег раздобыть, – продолжал Николай, – и в этом нам помощь нужна. Твоя.
– Я не знаю, что вы там придумали, но вы оба начали с того, что меня надули! С чертями и с кипящими котлами! А потому нате-ка, выкусите от меня помощь! – И Паша сложил навстречу приятелям увесистый, хоть и призрачный кукиш. – А ну-ка, геть из моего заведения! "Апостолы!" И чтоб я вас тут больше не видел!