Эта выразительная пантомима в данном случае могла означать только одно - два человека вступили в сговор, и судя по первоначальному сопротивлению и нравственным колебаниям одного из них - в преступный сговор, что объединил их не какой-нибудь святой порыв и желание оказать бескорыстную помощь ближнему своему, а напротив, сплотила их некая злодейская мысль… Прав был великий писатель Лев Толстой, заметивший, что ничто так скоро не связывает людей, как совместное зло, и думается совершенно напрасно величайший русский философ Константин Леонтьев обозвал Толстого "наглым стариком"… Впрочем, отвлечемся от спора великих и последуем за далеко ушедшими вперед Клещом и Бобром, ибо они садятся уже в машину и могут совершенно исчезнуть из поля зрения.
- Сам подумай, Бобер, - поворачивая ключ зажигания, увещевал Клещ. - Мы с тобой уже вроде все обсудили, какие тут могут быть понты? Тихо берем старуху, колем ее, забираем имущество и "растворяемся во мраке небытия"… Все же обговорено, в натуре…
- Да я-то что… Как бы Филин не растворил нас в этом самом "мраке"… Вот что…
- Э-э, Бобер, - скривил рот Клещ. - Во-первых, если сразу со старухой сорвется, то отмазка такая - мы, так сказать, инициативу проявили, кинулись по горячим следам… Ну а если все чисто выйдет, то… Пока Филин очухается, мы уже далеко будем… Что нам его крохи со стола, когда можно разом весь кусок хапнуть… Он же нас в черном теле держит, а мы ведь люди, Бобер, заслуженные люди… А он молодняк уже над нами ставит… Мы с тобой полжизни по пересылкам да по зонам кантовались, а он кто? "Фраер" он по всем понятиям воровским…
- Фраер-то он, конечно, фраер… - согласился Бобер. - Но "бабки" у него, связи…
- Вот именно, что "бабки"! На них только и авторитет свой слепил. А так он кто по жизни? Барыга… А это дело, если по справедливости, я сладил, исключительно я. Если б мы тогда с Тхорем в Питере…
- Ладно, Клещ, - оборвал Бобер. - Давай конкретно о "деле"… Как нам в дом войти, как к старухе проникнуть… А заорет? Люди же там…
- Не заорет, - уверенно сказал Клещ, выворачивая машину с Главной аллеи Измайловского парка. - Все продумано. Конкретно делаем так…
В это самое время со стороны дачного поселка "Красный Богатырь" по направлению к Москве летела по шоссе черная "Волга", за рулем которой находился Семен Семенович Галамага. Полчаса назад ему по служебному телефону позвонили опера майор Бут и капитан Раков и сообщили невероятную новость - старуха вернулась с того света!
Лицо Галамаги было хмуро и сосредоточено, брови сдвинуты, умные глаза горели решительностью и деятельной энергией.
Но увы, внешний вид слишком часто бывает обманчив. Замечено, что у напряженно и крепко задумавшегося человека, когда он весь поглощен сильной мыслью и решает трудную задачу, лицо от натуги немного тупеет и приобретает оттенок кретинизма. Очень часто увлеченные думой философы имеют совершенно глупый вид, и случайный сторонний свидетель, увидев эти отвисшие губы и потухший взгляд, легко может принять задумавшегося ученого за полного клинического идиота.
Так что несмотря на столь решительный вид Галамаги, несмотря на сдвинутые брови и умный взор, в голове его был полнейший сумбур. И если бы сам дьявол в аду под угрозой пытки спросил его: "Галамага, зачем ты ехал в Москву и какие мысли и планы были у тебя при этом?" - Семен Семенович не ответил бы ничего вразумительного. "Так… убедиться…" "В чем ты конкретно хотел убедиться?" - настаивал бы дьявол, проводя перед его носом какими-нибудь адскими, раскаленными добела щипцами. Но даже и тогда, глядя на эти страшные щипцы, ничего не смог бы прибавить Галамага к своим словам. "Интуиция… Проследить хотел… как оно там обернется… Тяга какая-то тянула…" "Вот и проследил, вот и убедился… - сказал бы дьявол и вздохнул. - Интуиция… Черт тебя попутал, а никакая не интуиция. К золотишку тебя потянуло, вот что. Ох, беда, беда мне с вами, алчными душонками… Жалко мне тебя, дурака, но сам виноват…"
Да, недаром говорят, что утопленника в роковой день непреодолимо тянет к себе вода.
Галамага мчался к Москве, время от времени пододвигая на место морской бинокль, который от скорой езды так и норовил сползти на край сиденья.
На подъезде к "объекту" он метров за сто выключил фары и габариты, машина, тихо урча, остановилась в укромном углу за кустами сирени. Галамага повесил бинокль на шею и осторожно выбрался наружу. Всем телом навалился на дверь и она захлопнулась с глухим щелчком. Семен Семенович на полусогнутых ногах обошел дом вокруг, остановился напротив едва освещенного старухиного окна, огляделся. Ага, с удовлетворением отметил он, - вон из той пятиэтажки… В аккурат напротив. Метров двести, но с биноклем самый раз…
Две бесшумные тени пресекли двор, поднялись на крыльцо, на очень недолгое мгновенье замешкались у входной двери с бесхитростным замком, аккуратно звякнули отмычками и - прошелестели по сумрачному коридору. В комнате скорняка все так же гремела музыка, но голосов и топота не было уже слышно. Угомонились. Мягко проворкотал замок в двери угловой комнаты, тени просочились сквозь узенькую щелку и застыли в безмолвии перед отверстым гробом.
"Эге", - оживился на своем посту Галамага и чуть подвинтил окуляр, но резкости не прибавилось.
Далекая сцена едва-едва освещена была сиреневым ночником.
Злокозненные тени разделились и с двух сторон на цыпочках подкрались к темному гробу, склонились над ним и тотчас отшатнулись. Глаза Клары Карловны были открыты.
- Ты, старая кляча, - зашептал Клещ, приставляя ей к горлу длинный узкий предмет. - Вякнешь только, шило в кадык всажу.
- Что вам нужно здесь, государики вы мои? - ровно и тихо проскрипела старуха, даже не пошевелившись.
- Короче, если ты, тварь, не скажешь сейчас…
- Погоди ты, - перебил Бобер. - Спокойней… Уважаемая, - подошел он с другой стороны. - Мы хотим вам добра. Мы не хотим зла…
- Короче, Бобер…
- Спокойно, Клещ… Так вот, сударыня… Времени у нас немного, но полюбовно решим, по-честному… А не то веревку на шею и придушим, как крысу…
- Погоди, Бобер, не груби, - сказал Клещ. - Тут вежливо надо, культурно… Значит так, ты нам, старая грымза, сейчас свои сбережения покажешь, а мы тебе взамен…
- Следи за базаром, Клещ…
- Государики вы мои, - остановила их Клара Карловна. - Насколько я понимаю, вы пришли за сокровищами. Но, к сожалению, золото это принадлежит партии, а поскольку вы не являетесь членами партии…
- Как так не являемся!? - обрадовался Бобер неожиданному повороту дела. - Кто же еще является? У меня батя был член партии. Я и сам член партии, честно слово даю… И друг мой по жизни коммуняка…
- Ваш друг коммунист? - Клара Карловна скосила глаза на Клеща, который все так же держал наготове шило.
- С места не сойти, - просипел Клещ. - Равенство, братство, свобода!..
- Мир, труд, май, - поспешил добавить Бобер. - "Союз нерушимый республик свободных…"
- Банду Ельцина под суд! - угрюмо присовокупил Клещ.
- Хорошо, государики вы мои, - одобрила Клара Карловна. - Вы меня почти убедили. Я вижу, что вы честные и убежденные люди… Но, право, приходите завтра днем, к чему эта конспирация… Тем более, что вы за один раз всего не унесете…
- Барышня, - горячо зашептал Клещ. - Мы унесем. Ради такого дела…
- Нет, - твердо сказала старуха. - Прощайте…
- Дуру гонит, - злобно просипел Клещ, который давно понял, что старуха попросту издевается над ними. - Ставь, Бобер, паяльник в розетку. И скоч давай… А ты, сука, заголяйся…
- Ну, курва, ладно… - озлился и Бобер, высматривая розетку. - Не хочешь по-доброму, значит будем по-плохому…
- Сама виновата, бля бу… - заводил себя Клещ. - Будет тебе, как с той падлой в Питере…
- Так это вы? - чуть приподняв голову, с трудом произнесла старуха. - Так это вы тогда убили Озу Брониславовну в ее квартире?
- А то кто же? - ухмыльнулся Клещ. - Мы, брат, такие… Эх, жаль Тхоря нет, он бы тебя быстро разговорил…
Голова Клары Карловны бессильно откинулась на подушку, веки смежились. Очевидно, услышанное произвело на нее большое впечатление.
- Удлинитель забыли, - сокрушенно говорил Бобер, стоя у стены с паяльником в руке и осторожно трогая его жало смоченным слюной пальцем. - Пока паяльник донесешь, остынет…
- А мы гроб пододвинем, - догадался Клещ и пошел к изголовью. - Берись с того конца…
- Вы враги народа, - произнесла вдруг Клара Карловна каким-то новым торжественным голосом. - Признаете ли вы себя врагами народа?
- Признаем, признаем… Ишь ты как заговорила, - удивился Клещ. - Ты у нас сейчас "Интернационал" запоешь… А ты как, Бобер, признаешь себя врагом народа?
- Признаю себя врагом народа, - хмуро откликнулся Бобер, берясь за гроб в ногах старухи. - Не народ, бля бу, а урод…
- Именем мировой революции приговариваю вас к смертной казни! - твердо и страшно объявила Клара Карловна Розенгольц.
- Ну ты, сучара, сейчас ответишь за свои базары…
Два выстрела прогремели почти одновременно.
Да, бесспорно, Клара Карловна умела обращаться с огнестрельным оружием. Глухо и без малейшего вскрика рухнули на пол два бездыханных трупа.
- Приговор окончательный и обжалованию не подлежит, - заключила старуха и уронила руку с браунингом. - Вот так, государики вы мои…
Дежуривший у дверей полковник вошел в комнату, мягко вытащил из руки Клары Карловны оружие, косо взглянул на распростертые тела.
- М-да… Школа… - пробормотал он.
- Я устала, - сказала старуха Розенгольц. - Уберите отсюда эти останки…
- Разумеется, - сказал полковник. - Я, Клара Карловна, присмотрел для них подходящий контейнер.