Она получает телеграмму и, вобрав в себя воздух, чтобы не слишком громко дышать, бежит - нет, быстро, большими шагами идет по дороге - туда, где тайга и где кладбище.
И там, меж деревьев, она ложится ничком на теплую землю и прижимает пальцами веки. Что же это такое случилось с ней, какое же это свалилось на нее тяжелое, прижавшее ее к земле счастье?!
"Ой, ой, не могу. Не могу и не могу. Да что же это такое? Да что же это такое?.. Ой, не могу!.."
Не моги.
Телеграмм нет. Нет никаких причин целоваться с Клавой и лежать, закрыв глаза, меж деревьев у кладбища. Спускайся спокойно с крыльца и сейчас же ступай в райком. Дела не ждут.
Вокруг все то же. Узкий переулок, ведущий к реке, здание школы, подальше - клуб…
Все как вчера и позавчера… Тора-хем.
4
Торахемский райком - одноэтажное здание. Через распахнутое окошко Лере был ясно виден кабинет второго секретаря Силина.
Он сидел у стола, а рядом с ним - два приезжих инженера-железнодорожника.
Лера знала, что их экспедиция остановилась в колхозе "Седьмое ноября". Это знала вся Тоджа, весь Тора-хем. И каждому было ясно, что здесь задумали проложить железную дорогу.
Вот уже с месяц, как в небе стал появляться непривычной формы самолет. Вскидывая головы и заслоняя от солнца глаза, тоджинцы напряженно следили за колеблющейся в небе точкой, похожей на комарика.
Они говорили: "Заснимывают". Самолет летел за хребты гор, кружился над тайгой, жужжал все тоньше, уходил все дальше, пока вовсе не исчезал, чтобы скоро возвратиться с тем же пронзительным и отчего-то всегда неожиданным жужжанием.
Инженеры из экспедиции были пожилые, один из них одет в форму полковника железнодорожной службы.
Все трое - Силин и приезжие - сосредоточенно склонялись над картой, лежащей на письменном столе.
Через распахнутое окно слышался их ровный говорок. Слов нельзя было разобрать. Говорок то и дело прерывался.
В комнате царил тот знакомый Лере особенный дух мужской суховатой деловитости, когда всякому очевидно, что люди ничего вокруг не замечают, да и не хотят замечать.
У всех троих лица были озабоченные и вместе спокойные, потому что чего ж особенного: дело. Они знают, что значит настоящее дело, и знают, как взяться за него. Дело будет и завтра и послезавтра. Много дел. И все их надобно переделать. И они переделают их - добьются, где надо, транспорта, рабочей силы, помещения, и дело пойдет, а где не пойдет, там они нажмут и докажут.
Эти двое уверены в себе. И нужны Силину (потому что это важно и ясно каждому: железная дорога!).
Так думала Лера.
И вдруг Силин приподнял голову и заметил ее в окне.
Он сказал:
- Ты что там, мух, что ли, пришла ловить, товарищ Соколова? Давай заходи.
И крякнул.
Лера вошла.
Оба инженера сейчас же приветливо заулыбались и стали внимательно ее рассматривать.
Один из них - тот, что в железнодорожной форме, - был сед, белые волосы зачесаны на косой ряд, лицо буро-загорелое и глаза прикрыты стеклами, но не очков, а пенсне. У него были крупные мягкие, немного выдающиеся вперед губы человека, умеющего хорошо, со вкусом, поесть. Лере отчего-то подумалось, что в Москве, у себя дома, он совсем не такой, как в кабинете у Силина, - нет, там он, наверно, раздражительный, может быть даже сварливый…
Второй приезжий был одет в синий, насквозь пропылившийся китель, видавший виды и выгоревший от солнышка, обут в белые парусиновые туфли на босу ногу. Он был тучен и велик ростом, а ноги - тонкие, будто приклеенные к грузному телу. Толстое и от этого казавшееся добродушным лицо было очень серьезно. Но почему-то, глядя на него, Лера вдруг представила себе, как он сидит где-нибудь в холодке, расстегнув этот самый китель, и поет, прикрыв глаза и раздувая ноздри: "Летят белокрылые чайки…"
Оба инженера, оторвавшись от карты, сейчас же замолчали, как бы давая Лере дорогу.
- Здравствуйте, товарищи, - сказала она.
- Давай садись, - рассеянно и нехотя ("но что ж поделаешь!") ответил Силин.
Лера села и, сощурившись, сразу забыв, что она в кабинете не одна, стараясь умерить силу голоса и сдерживая раздражение, начала, или, вернее, стала продолжать, без обиняков с того самого места, на котором они остановились вчера:
- Я опять и опять по поводу поездки в оленеводческую бригаду, как вы легко можете догадаться, Владимир Николаевич. Всё о том же…
Она чувствовала себя виноватой, что вынуждена настаивать, знала - уже успела узнать, - что там, за пределом силинского как будто бы внимательного взгляда, - стена, которую ей, именно ей, Лере, не прошибить лбом, знала, что ни одно ее слово не тронет его, что ей его не убедить, не сдвинуть с места, не зажечь, не растрогать. А как ей нужна была сейчас его уверенность в важности предстоящего ей дела, как подбодрила и укрепила бы ее поддержка этого усталого, взрослого, умного человека, секретаря райкома, бывшего военного, отца, а может, уже и деда! Но он и не думал ее поддерживать. Он только спросил суховато и как будто рассеянно:
- Ну, так как же твои дела. Рассказывай.
- А разве вы не знаете? - ответила она, удивившись немного сильнее, чем это было надобно. - Книги мы с Розой, то есть с товарищем Тарасовой, уже отобрали… Из Кызыла затребовали все, что нашлось по оленеводству… И выборки сделали… Сапрыкина их уже давным-давно перевела.
- Как так - давным-давно?! - приподняв брови, спросил Силин. - Да ведь ты сама-то здесь, мать моя, только третьею неделю.
- Ну и что же, - упрямо ответила Лера. - Перевод готов четыре дня тому назад. Стало быть, три дня тому назад я уже могла выехать. И вообще я много раз говорила вам, Владимир Николаевич, что организовать передвижку - это не значит только забросить книги в указанный населенный пункт… Это значит…
- Ага, ага, - вздыхая, поглядывая искоса на инженеров и поддакивая ей, как малому ребенку, сказал Силин.
- Нет, Владимир Николаевич, так библиотеку не организовать. Я… я, видите ли, должна найти на месте хорошего избача, должна провести встречу с читателями, может быть, конференцию по какой-нибудь отдельной книге… И… в общем, мне нужны лошадь, седло, переводчик, проводник…
- Ясно, ясно… А ты не расстраивайся, - устало сказал Силин, - Так и быть… - Он вздохнул и закурил. - Вот что, товарищ Соколова! Туда как раз возвращаются ветфельдшер из колхоза "Седьмое ноября" и еще два-три человека. Они приехали за почтой и продуктами. Ты, значит, с ними и поезжай. Люди они хорошие, солидные…
- Владимир Николаевич, - перебила она, - вы от меня не отмахивайтесь. Право же, лучше покончить дело миром… Я не… Они не знают ни слова по-русски!
Там, за плечами Леры, послышался скрип раскачиваемого стула. Она обернулась. Толстый инженер широко и насмешливо улыбался. Все вместе было отвратительно и даже как-то постыдно. Словно она добивается чего-то для себя лично, для своего удобства и пользы, - этакая девица! - приходит, и требует, и шумит… Курьез!
- Удивительное дело, товарищ Соколова, - ответил ей, пожав плечами, Силин. - Удивительное дело… Люди сдавали историю партии на русском языке, а по-русски, по-твоему, ни слова не говорят!..
- Они говорят плохо. А я вам уже вчера объясняла, что переводчик должен говорить хорошо. Мне нужен в помощь человек образованный. Ведь язык-то я знаю едва-едва. А это сложно - говорить о Гоголе, Пушкине, Чехове… Тут целая эпоха… Тут… И еще мне нужно, чтобы переводчик был прикреплен к нашей группе. Пусть получает зарплату или выполняет общественное поручение - это мне все равно. Только чтоб не ради одолжения. Дел много… Я не могу каждый раз вступать в пререкания с переводчиком - захочет он переводить или не захочет.
- Ага. Ну что ж… Ясно… Так, значит, вот что, голубка моя, вот что, уважаемая группа! - Силин насмешливо прищурился. - Проводника я тебе дам. Сафьянова. Русского. Старожила. Техника. Что же делать!.. С работы придется снимать… Так? И лошадь дам. В колхозе "Седьмое ноября" получишь. Седло дам… Знаешь Саганбая?.. Ну, председателя исполкома?
- Знаю. Я к нему каждый день хожу.
- Вот и ладно. Передашь ему: Силин, мол, велел дать седло, обувку, шубу… А переводчика не дам! Не взыщи, не дам. Нет у меня для тебя переводчиков. Не припас. Откуда я тебе возьму переводчиков?
- А я без переводчика не поеду! - сжимая на коленях кулаки и напирая на Силина глазами, подбородком, движением плеч, отчетливо и тихо ответила Лера. - Не поеду!.. Это будет значить - отнестись к делу формально… Провести какое-то мероприятие… А я не груз везу. Я везу книги! Ленина, Горького! И вы, коммунист, кажется, должны бы это понимать!
- Что ж. Не езжай. И знаешь, вот я тебе еще скажу! - Лере показалось, что он скажет сейчас: "Знаешь, уважаемая? Ты дура! У меня сенокос!.." Но он сказал: - Знаешь, вот что… Зайди-ка ты ко мне после обеда. Часу этак в третьем. Сама видишь - я занят. Люди ждут.
- Да. Я вижу.
И, не попрощавшись, она ушла.