Глава вторая
Сколько себя помню, я всегда хотел сбежать. Эта навязчивая идея овладела мною лет в восемь, когда я впервые познал прелесть побега.
Была суббота ноября, и мои родители ругались. Обычное дело в нашей семье. Мои родители всегда ругались. В то время мы жили в трехкомнатной квартире на углу 19-й улицы и 2-й авеню. Я был типичным манхэттенским ребенком. Мой отец был служащим среднего звена в рекламном агентстве - "бизнесменом", который мечтал стать "креативщиком", но, не обладая "даром слова", не мог написать ни строчки. Мама была домохозяйкой. Когда-то она начинала как актриса, но на карьере пришлось поставить крест, так как на свет появился я.
Наша квартира совсем не походила на хоромы. Две узкие спальни, маленькая гостиная и еще более тесная кухонька были не приспособлены для скандалов, которые мои родители устраивали с завидной регулярностью. Прошли годы, прежде чем я начал понимать странную динамику их отношений, в основе которых была острая потребность вспыхивать по любому поводу, жить в бесконечном противоборстве и ненависти. Но в то время я знал лишь одно: мои родители, мягко говоря, недолюбливают друг друга. Так вот, в ту субботу ноября их ссора достигла апогея. Отец сказал что-то обидное. Мать обозвала его ублюдком и бросилась в спальню. За ней громко захлопнулась дверь. Я оторвался от книги. Отец мялся у порога, явно намереваясь уйти куда подальше. Он полез в карман рубашки за сигаретами и закурил. Несколько глубоких затяжек - и ему удалось совладать с приступом ярости. Вот тогда я и задал вопрос, заготовленный еще несколько дней назад:
- Можно мне сходить в библиотеку?
- Боюсь, что нет, Томми. Я ухожу в офис, надо поработать.
- Можно, я пойду один?
Я впервые просил, чтобы меня отпустили из дома одного. Отец задумался.
- Ты думаешь, что сможешь дойти сам? - спросил он.
- Всего-то четыре квартала.
- Твоей маме это не понравится.
- Я ненадолго.
- И все-таки она не одобрит.
- Пожалуйста, отец.
Он снова глубоко затянулся сигаретой. Несмотря на всю свою внешнюю агрессивность и браваду - во время войны он служил морским пехотинцем, - отец был подкаблучником и слушался мою мать - миниатюрную сварливую женщину, которая никак не могла смириться с тем, что ее завышенные ожидания оказались несбыточными.
- Обещаешь, что вернешься через час? - спросил отец.
- Обещаю.
- Не забудешь смотреть по сторонам, когда станешь переходить улицу?
- Обещаю.
- Если ты опоздаешь, у нас будут неприятности.
- Яне опоздаю, отец.
Он полез в карман и вручил мне доллар:
- На вот, возьми.
- Мне не нужны деньги. Это же библиотека.
- На обратном пути зайдешь в аптеку и купишь себе коктейль с содовой.
Этот коктейль из молока и содовой воды с шоколадным сиропом был моим любимым.
- Но он стоит всего десять центов, отец. - Даже тогда я был весьма рачительным и знал всему цену.
- Ну, купи еще комиксов или положи сдачу в свою копилку.
- Так я могу пойти?
- Да, можешь.
Я надевал пальто, когда из спальни вышла мама.
- И что это значит? - спросила она.
Я все рассказал. Она тотчас обрушилась на отца:
- Как ты посмел дать ему разрешение, не согласовав со мной?
- Ребенок уже достаточно взрослый, чтобы самостоятельно пройти пару кварталов.
- Я не разрешаю.
- Томми, беги, - сказал отец.
- Томас, ты остаешься дома, - возразила мама.
- Проваливай! - сказал мне отец.
Пока мама высказывала отцу все, что она о нем думает, я пулей вылетел за дверь и был таков.
Оказавшись на улице, я поначалу струхнул. Впервые я был один в большом городе. Ни тебе родительского присмотра, ни контролирующей руки, никаких ограничений и одергиваний. Подошел к перекрестку. Подождал, пока загорится зеленый. Несколько раз посмотрел по сторонам. И наконец перешел улицу. Не могу сказать, чтобы я испытал какое-то особое чувство гордости или свободы. Я лишь помнил о своем обещании вернуться через час. Поэтому уверенно шел вперед, соблюдая все меры предосторожности при переходе через дорогу. Дойдя до 23-й улицы, свернул налево. Отсюда до библиотеки было рукой подать. Детский отдел находился на первом этаже. Я прошелся вдоль рядов книжных полок, нашел два новых детектива из серии "Мальчишки Харди", отметился у библиотекарши и поспешил обратно тем же маршрутом. По дороге зашел в аптеку на 21-й улице. Взгромоздился на высокий табурету прилавка, открыл одну из книжек и заказал себе коктейль с содовой. Продавец взял мой доллар и выдал мне девяносто центов сдачи. Я взглянул на настенные часы - у меня в запасе было двадцать восемь минут. Сидел и смаковал коктейль. Читал книгу. И думал: какое счастье.
Домой я вернулся за пять минут до срока. Пока меня не было, отец все-таки сбежал на работу, а мать я застал на кухне за огромной пишущей машинкой "Ремингтон". Она курила "Салем" и стучала по клавишам. Ее глаза были красными от слез, но она казалась сосредоточенной и решительной.
- Как в библиотеке? - спросила она.
- Все хорошо. Можно, я снова пойду в понедельник?
- Посмотрим, - сказала она.
- Что ты печатаешь? - спросил я.
- Роман.
- Ты пишешь романы, мам? - восхищенно спросил я.
- Пытаюсь, - ответила она, не отрываясь от клавиш.
Я устроился на диване и продолжил читать "Мальчишек Харди". Через полчаса мама закончила печатать и сказала, что собирается принять ванну. Я слышал, как она вытащила из машинки лист бумаги. Когда она скрылась в ванной и включила воду, я подошел к обеденному столу. Две перевернутые страницы рукописи лежали рядом с пишущей машинкой. На первой странице были напечатаны лишь название книги и имя автора.
КОГДА УМИРАЕТ ЛЮБОВЬ
Роман Алисы Несбитт
Я взял следующую страницу. Прочел первое предложение:
Что муж меня больше не любит, мне стало понятно в тот день, когда наш восьмилетний сын сбежал из дому.
Меня остановил крик матери:
- Как ты смеешь!
Она бросилась ко мне, пылая от гнева. Выхватила из моих рук листки и залепила пощечину.
- Ты не должен никогда, никогда читать мою работу!
Я расплакался и побежал в свою комнату. Схватил с кровати подушку и сделал то, что обычно делал, когда в доме начинались скандалы: спрятался в шкафу. Рыдая в подушку, я с горечью думал о том, как одинок в этом очень сложном мире. Прошло десять, а то и пятнадцать минут. В дверь шкафа постучали.
- Я приготовила тебе шоколадное молоко, Томас.
Я молчал.
- Прости, что ударила тебя.
Я молчал.
- Томас, пожалуйста… я была не права.
Я молчал.
- Но ты же не можешь сидеть в шкафу целый день.
Я молчал.
- Томас, это уже не смешно.
Я упорно хранил молчание.
- Твой отец очень рассердится…
Наконец я подал голос:
- Мой отец поймет. Он тоже ненавидит тебя.
От этих слов мать зашлась в истерике. Я слышал, как она отпрянула от двери и вышла из комнаты. Ее рыдания становились все громче. Они были слышны даже из моего логова. Я открыл дверцу шкафа - в глаза ударил яркий свет из окна - и пошел на звуки плача. Мама лежала лицом вниз на своей кровати.
- Я соврал, когда сказал, что ненавижу тебя.
Рыдания не утихали.
- Я просто хотел почитать твою книгу.
Она продолжала плакать.
- Я опять пойду в библиотеку.
Плач внезапно прекратился. Она села на кровати.
- Ты хочешь сбежать? - спросила она.
- Как мальчик в твоей книге?
- Это выдумка.
- Я не хочу сбегать, - солгал я. - Я просто хочу сходить в библиотеку.
- Ты обещаешь, что вернешься домой?
Я кивнул.
- Будь осторожен на улице.
Когда я выходил из комнаты, мать сказала мне вслед:
- Писатели очень ревностно оберегают свой труд. Поэтому я так разозлилась…
Она не договорила.
И я ушел.
Спустя много лет, на нашем третьем свидании, помню, я рассказал эту историю Джен.
- Так твоя мать все-таки дописала книгу? - спросила она.
- Больше я никогда не видел ее за машинкой. Но, возможно, она работала, пока я был в школе.
- А что, если рукопись спрятана где-нибудь на чердаке?
- Я ничего не нашел, когда отец попросил меня разобрать вещи матери после ее смерти.
- Ее убил рак легких?
- Да, ей было всего сорок шесть. Мать и отец всю жизнь ругались и всю жизнь курили. Причина и следствие.
- Но твой отец, слава богу, жив?
- Да, со времени маминой смерти у отца уже пятая подружка, и он по-прежнему смолит по пачке в день.
- А ты так и не избавился от привычки сбегать.
- Вот тебе еще причина и следствие.
- Наверное, в твоей жизни просто не было никого, кто мог бы удержать тебя на месте, - сказала Джен, накрывая мою руку ладонью.
Я лишь молча пожал плечами.
- Ты меня заинтриговал, - продолжила она.
- У каждого есть старая боль, а то и две.
- Верно. Но есть боль, с которой можно жить, и есть та, что никогда не проходит. Какая из них у тебя?
Я улыбнулся и ответил:
- О, я уживаюсь со всеми.
- Ответ стоика.
- Не вижу в этом ничего плохого, - сказал я и сменил тему.