– Я под впечатлением от дороги, – сказал Вася, прогоняя раздумья.
– А я под впечатлением концерта.
– У меня есть тот же самый концерт на виниловой пластинке. Соло на фортепиано исполняет Эмиль Гилельс. Был такой знаменитый пианист. Знаешь?
– Ну, как тебе сказать… Знаю – не то слово. Вот ты сказал, и я уже знаю, но знаю ли я как должно, в том знании, что у тебя – вот этого не знаю!
– Ты хочешь сказать, что хочешь посмотреть эту пластинку? Что-то я сказал, не пойму и что…
– А что тут говорить? Пойдем, посмотрим, оценим.
– Я живу один, квартира родителей, – сказал Вася на пороге своего дома и, предупреждая вопрос, пояснил: – Родители у меня умерли. Два года назад. Сначала мама, потом через полгода и отец ушел. Так вместе их и похоронили.
– Болели?
– Мама болела. Тяжело болела… Отец после ее смерти как-то сразу сдал… затосковал что ли.
– Запил?
– Как раз наоборот: ни капли в рот. Что-то в нем надломилось.
– Привыкли они друг к другу. Срослись, как сиамские близнецы. Раньше такое явление было распространено. Женятся и – до гробовой доски вместе! У меня родители той же породы: единственный брак, вместе сорок лет! Я у них единственная дочка. Они меня своей любовью исполоскали. До сих пор живу с ними. У меня своя комната. Квартира у нас четырехкомнатная.
Мама на пенсии. Папа вот-вот выйдет туда же, но хочет продолжать работать. Он ведущий специалист, бездна опыта, знаний – не отпускают.
– Не потеряют тебя?.. Проходи сразу в комнату.
– Нет, я предупредила, что могу задержаться. Я частенько похаживаю в ночные клубы. Развеяться и развлечься.
– Ни разу не был.
– Неудивительно! Фортепианные концерты там противопоказаны.
– Что же вы там делаете?
– Ха! Насмешил. Что там делаем? – Лера рассмеялась и, резко оборвав смех, серьезно сказала: – Во-первых, танцуем. Хочешь, покажу…
Она подошла к стереофоническому музыкальному комплексу, состоящего из первоклассного ресивера, вертушки CD-дисков, DVD-рекордера, вертушки виниловых дисков и кассетной деки. В знак восхищения ее оттопыренный большой палец взметнулся, как флаг победы над серостью. Гостья наклонилась, словно любуясь элитной аппаратурой, и нажала заветную кнопочку на ресивере.
Черные, покрытые рояльным лаком колонки с поддержкой такого же черного и блестящего богатыря-сабвуфера ожили четким нарастающем ритмом. Великолепный низкочастотный звук барабана, созвучный с ритуальным набатом сокровенного древнего таинства, всколыхнул упругой волной тишину комнаты и привел в едва ощутимые и нарастающие вибрации все, что попадалось на пути всепроникающих колебаний, становящихся сердцевиной нового феерического действия.
Низкий грудной женский голос внес череду отрывочных возгласов какого-то странно-пленительного душевного переживания. И вот ритм вышел на полную мощь, и в звуках взволнованного голоса стали слышны и различимы слоги и слова: "Син-ний синий иней лег на провода…" – так понимались эти слова, но негритянка пела немножко о другом.
Она пела о жизни с билетом в один конец, о единственности каждого мгновения, о невообразимой жажде вместить в это мгновение все самое лучшее, теплое, сердечное, о единственном человеке, без которого уходят краски дня, и серая-серая муть разливается бескрайним потоком. Поток становится аморфной массой, где уж и вовсе не найдешь ту изначальную крупинку любви, то маленькое зернышко любви, которую ей и ему дает Высшая сила – дает всего один раз, и которое никак не может произрасти в почве, пропитанной нечистотами, ядами, отходами.
А время уходит, растворяется сизой дымкой иллюзий… Ах, если бы не барабан, этот мощный набат, этот пульс времени, что не остановить никому и никогда – можно было давно выйти на тихий берег надежды, оставляя довершить этот путь кому-то другому, пусть даже вполне реальным проектом – собственным деткам… Пусть так прозаически закончится эта удивительная поездка взлета первых взрослых сил и дел после детства и юности, согретых теплом родительского дома и пронзительной мечте о синей-синей птице, которая не станет синим-синим инеем, что лег на провода высокого напряжения души…
Что же не хватает? Что свое внести в эту щемящую мелодию о синей птице и синем снеге?.. Лера чуть прикрыла глаза и неудержимую жажду движений подчинила рисунку ритма музыки, ворвавшейся в комнату сладкозвучной музыки, усложненной бас-гитарой, соло-гитарой и чудным негритянским соло.
Лера словно металась между составляющими музыки резкими, рваными, плавными движениями, показывала саму суть движения, чистую страсть, редкую жажду феерической нескончаемой жизни с билетом в один конец, чудесной жизни, где нет конечной остановки. Ее гибкое тело извивалось волной. Голубая туника одеяния летала веером вслед, рождая в глазах карнавал света. Того света, что вперемежку с Луной вливался в окно, и того света, что изливался из бронзовых светильников. Этот свет также метался вместе с красивым тонким стройным девичьим телом, поблескивая на глади оголяющихся ног, спины, живота, груди.
Это мелькание света с легким привкусом какого-то начального эротического действия словно создавало новый образ совершенной женской красоты, такой реальный и живой, находящийся в шаге от него, оцепеневшего и боящегося стронуться с места.
Тот далекий образ бесподобной пленительной девушки в синем цвете мечты, тот образ, нарисованный собственной фантазией в каком-то воображаемом мире, напрямую связанном с таинственным сверхъестественным миром, воплотился здесь в самозабвенном танце гибкой полуобнаженной красавицы. Неужели, это так?..
И он не мог понять, почему такое странное совпадение той пленительной девушки мечты и той девушки, что любила его на берегу Тихого океана… и сейчас вот она, назвавшая себя Лерой… Он не мог справиться со шквалом воспоминаний, ощущений, стертых желаний, а Лера вилась вокруг волнами этого самого океана мечты, и того – настоящего Тихого океана. Она каждым стремительным движением поднимала волны выше, возбуждая вокруг цунами, лавину сладких чувств. И эти простые строки исступленно повторяющиеся как заклинание: "Синний синий иней лег на провода, в небе темно-синем синяя звезда…"…Где же ты бродишь мое милое счастье…
– Эй, очнись! – музыка вдруг стихла и Лера, запыхавшаяся, с распущенными волосами, стояла перед ним и потрепала рукой по плечу и по щеке. – Ты куда улетел, Васек? Я здесь, рядом. Очнись от прошлого. Об этом уже говорила!
– Ты меня ошарашиваешь на каждом шагу! – только и смог сказать он. – По-моему, это неспроста!
– Конечно! Ты еще не догадался, зачем я здесь?
– Ах, да!..Сейчас покажу пластинку с Гилельсом.
– Постой, не торопись… Что уж мы с тобой – совсем дурачки? В полуночный час будем слушать, как фортепиано производит рейдерский захват оркестра?!.. Нет, концерт замечательный, его я прослушаю с пластинки… к тому же аналоговый звук с шипением иглы – это что-то! Правда, у меня нет ностальгии по винилу, потому что и CD для меня прошлый день. У нас в клубе иногда бывают ретро-вечеринки под винил и портвейн "Солнцедар"… Ох, и трещит потом голова от шипучей иглы, гремучего пойла, пьяного веселья!
– Здесь, через мою аппаратуру, ты едва различишь легкий шорох. Здесь звукоснимающая головка электромагнитного типа. Одна из самых лучших. Представляешь… – с увлечением начал он рассказывать. – Игла с алмазным напылением эллипсоидной формы! В звуковой дорожке она повисает под строго подобранным углом и, едва касаясь по уступам, выпуклостям и впадинам, колеблется и с левой и с правой сторон. Сама игла помещена в тороидальный цилиндр из особого сплава…
– Оччень интересно! – оборвала Лера. – Давай-ка эти подробности в следующий раз. Я как-то в другие подробности предпочитаю вникать… Ты почему-то не показал квартиру?.. Обычно гостям показывают, куда их пригласили, вкратце знакомят с местом обитания и обитателями. Ну, ты живешь один, это мы с тобой установили, теперь – почему один. Не хватает жилплощади?
– Да нет квартира, на мой взгляд, большая. Пойдем, покажу.
Василий с Лерой вернулись на порог жилища и начали осмотр с прихожей. Стены ее были стилизованы под кирпичную кладку, с натуральным рельефом меж-рядовых пазов, так что Лера даже провела пальчиком, недоумевая: забыли штукатурку наложить? Прихожая была тесновата, как, впрочем, и остальные помещения: ванная, кухня, три комнаты с отдельными ходами. То, что кухня с блоком гигиенических помещений была в непосредственной близости с входной дверью – понравилось, и было невольно взято на заметку. И три комнаты спланированы так, что две легко превращаются в одну, с площадью метров в тридцать пять. Причем, эти комнаты выходили на лицевую сторону дома. Третья комната, поменьше, имела лоджию с видом на стену соседнего дома. Коридор, в общем-то, широкий, заставленный мебельной стенкой от пола до потолка. Ага! Вот почему в комнатах был аскетически пусто, и вместе с тем достаточно по ее назначению.
В гостиной – трансформируемый кожаный диван, напротив – стойка с медиа-аппаратурой, большой телевизор. В спальне широкая тахта, светильник и тумба с множеством ящичков – и больше ничего. В третьей комнате размером четыре на четыре метра стояло массивное кресло-кровать, напротив высокий шкаф, забитый книгами. В одном углы компьютерный стол, в другом – дверь на лоджию. Посредине комнаты, между этими предметами, лежал плотный и толстый натуральный шерстяной ковер, смотревшийся здесь центральным элементом интерьера.
– Видно, что старались в обделывании квартиры. Просматривается оригинальный подход. Твои предки очень старались украсить свое гнездышко. Правда, сейчас это устарело. Несмотря на то, что все еще смотрится чинно и аккуратно, кое-то неплохо бы и переделать.
– Я ничего этого не замечаю. Все крепко приклеено и прибито. Этого достаточно.