- Только одна, Алексей Макарович...- Чижов на секунду зажмурился и потер лоб ладонью, как бы силясь вернуть себе ясность мысли.- Вы представьте...- Он открыл глаза, но смотрел теперь не на Федорова, а куда-то мимо, вкось. - Представьте любую улицу в нашем городе, машины, асфальт, еще не просохший от снега, на углах первыми цветочками торгуют, подснежниками, к примеру... И окна уже зажглись, кто-то телевизор смотрит, фигурное катание, а кто-то книжку читает, Юлиана Семенова или, положим, Пикуля... Ну, а кто-то попросту чай с клубничным вареньем пьет или последние известия по радио слушает...- Чижов перевел глаза на Федорова и тот заметил в щелке его прищура лучистую сатанинскую усмешку. - А теперь представьте садик или скверик, где в это самое время находят тело... Нет, не "тело" еще, "телом" он станет через час-полтора в приемном покое больницы скорой помощи... А пока - находят человека, он жив, но кровь из него так и хлещет, из пяти - заметьте, ни много, ни мало - пяти!- ран, глубиной каждая в пол-ладони, и все нанесены каким-то колющим предметом... А предмет, выясняется впоследствии,- обыкновенная расческа, правда, металлическая, такие в парикмахерских встречаются, длинные, с узенькой ручкой, на конце заостренной, так что вроде бы и вещь безобидная, а убить ею, особенно если к тому же заточить, запросто можно... Так вот: все это представить нетрудно, все детективных фильмов насмотрелись... Тут другое, Алексей Макарович, трудно понять и связать! Эти вот окна, за которыми сплошь - книжные корешки золоченые, в каком их доме теперь нет... И - вот эту расческу, на которой кровь запеклась!
- Понимаю... Связать действительно трудно, - пробормотал Федоров, невольно сжимаясь под взглядов Чижова.- Я знаю, слышал об этом убийстве... Но какая - опять-таки прошу ответить, какая связь - между всем этим и... моим сыном? У вас что - улики?
С того момента, когда он опустился на стул, на котором - подумалось ему - сидел до него, может, день, а может - полчаса назад его сын, он чувствовал себя так, будто сам был заподозрен в чем-то тяжелом и страшном. И теперь, спросив об уликах, то есть уже вопросом своим допуская их возможность, он в душе соотнес эти улики не с Виктором, а с собой и, как ни глупо, ни абсурдно было такое ощущение, взглянул на себя глазами Чижова... Но тут же опомнился.
- Все это - бред, - сказал он, в упор и с отвращением глядя в светлые глаза Чижов а, чуть ли не физически чувствуя на себе их липкий, неотступный взгляд.- Бред! У меня нет другого слова...
- Да что там,- без всякой обиды улыбнулся Чижов.- И я на вашем месте так же точно бы и говорил, и думал!
- Я лучше вас знаю своего сына!
- Не сомневаюсь, конечно же, лучше... Да вы не горячитесь, Алексей Макарович. Сын-то ваш, кому же, если не вам... Кому же еще, Алексей Макарович, помочь нам разобраться...- Он твердил, повторял одни и те же слова, будто давая время Федорову остыть.- Скажите, вам запомнился чем-нибудь день третьего марта?- спросил он без перехода.
- Третьего марта?..- Федоров пожал плечами.- Погодите... Это что же - тот день, когда...- Он помедлил, подбирая слова, и у него во рту сделалось сухо.
- Я имею в виду другое,- пришел к нему на выручку Чижов.- Об этом вы услышали потом, я имею в виду вас лично - для вас третье марта чем-то памятно?
- Разве что единственным - в этот день по телевидению планировалась передача, в которой я участвовал...- Он усмехнулся - сам не зная чему.
- А что за передача?
- "За круглым столом" - цикл передач для молодежи но проблемам этики. Но в тот вечер передачу отменили, двух ее участников свалил грипп. Что до меня, так я даже рад был отчасти - выкроился свободный вечер.
- Свободный вечер,.. И вы?..
- И я мог поработать для себя.- Он помнил, что действительно рад был тогда этому вечеру, Роберт торопил, намечалась их встреча в Москве...
- Понимаю...- Чижов растянул губы - не без усилия, словно они были резиновые.- И вы работали целый вечер у себя дома, в кабинете, в полнейшей тишине... И вам никто не мешал - ни жена, ни сын?
- Они приучены не мешать, когда я работаю.
- Значит, они не мешали вам в тот вечер, и вы их не видели? Я говорю именно о вечере...
- Нет.
По тому, как заскрипел под Чижовым стул, как он весь оживился и задвигался, как вынул из стола листок чистой бумаги и потянулся было к остро заточенному карандашу, но трогать его не стал, передумав на ходу, и листок вернулся обратно в ящик - по всему этому Федоров подумал, что сказал, видимо, что-то не то.
- А не припомните ли, в тот день вы вообще видели сына? Утром, к примеру, или в середине дня?
- Пожалуй, нет,- ответил Федоров, подумав.- Скорее всего - нет, хотя в точности не помню. По утрам сына и дочь отправляет в школу жена. А я - "сова", работаю по ночам, встаю поздно. А днем... Днем мы тоже не всегда видимся, к тому же я готовился к передаче, нужно было многое успеть,..
- И вы не знали, когда ваш сын пришел из школы, почему задержался до половины четвертого, где и с кем провел это время - так?
- Нет, не знал.- Ему не понравился тон, которым задан был этот вопрос.- Я вообще против мелочной опеки. В шестнадцать лет парень сам должен уметь распоряжаться своим временем.
- Ясно, ясно... А в смысле денег, Алексей Макарович?.. Какими деньгами обычно распоряжался ваш сын?
- То есть? Вы карманные деньги имеете в виду?
- Именно.
- Этим ведала жена. Если он обращался ко мне, я, разумеется, не отказывал.
- И что это были за суммы?
- Рубль, максимум два рубля, сколько стоят билеты в кино?..
- Ясно, ясно... (Эти "ясно, ясно", произносимые так, словно Чижов заранее был уверен в любом ответе Федорова, начинали его все больше злить). Я к тому, что в тот день после уроков несколько ребят, десятиклассников, играли в карты, на деньга, при этом если сложить все. что у них имелось в карманах, получится двадцать-двадцатъ пять рублей, из них семь принадлежали вашему сыну. Как вы полагаете, откуда мог он их взять? Деньги немалые, особенно для школьника...
Федоров молчал, да Чижов, казалось, и не ждал от него немедленного ответа.
- Потом они разошлись, а спустя два или два с половиной часа встретились опять. Встретились, зашли в гастроном, взяли две бутылки портвейна и распили в сквере возле филармонии. (Филармония, филармония...- крутилось у Федорова.- Вот оно откуда: пианино...). Все это втроем - ваш сын, Николаев, Харитонов... Было ли вам раньше известно, как ваш сын и его друзья проводят свободное время?
Федоров привычным движением выудил из пачки - так, на всякий случай припасенной по дороге сюда - сигарету. После длительного воздержания от первой же затяжки в голове разлилась дурнота, на секунду тело сделалось полым, утратило плотность и вес.
- Понимаю, Алексей Макарович, разговор не из приятных, да что поделаешь... Между прочим, учителей давно кое-что в сыне вашем настораживало, вы это знаете?.. Вы когда последний раз в школе были?
Зрачки Чижова уличающе вонзались, сверлили, как два буравчика. Но сигарета вернула Федорову спокойствие, собранность. Что за черт, где он - в прокуратуре или на родительском: собрании? С какой стати он должен выслушивать эти рацеи? У них что - больше ничего в запасе нет?..
За окном шелковисто блестело весеннее небо, ровно, как отдаленный ноток в горах, шумела улица, иногда к этому примешивалось протяжное урчание машины, трамвайный скрежет, по-птичьи беспечные голоса детей...
- Видите ли...- Федоров улыбнулся, затягиваясь и чувствуя непонятно откуда возникшую снисходительность к Чижову.- Видите ли, Сергей Константинович... Кажется, так? (Он превосходно помнил, как его зовут). Да, так вот, Сергей Константинович, самое опасное - и в нашем, и в вашем деле - попасться в плен к нами же созданной схеме. Самое опасное, поскольку и самое соблазнительное! - Голос Федорова налился, стал звучен, даже весел.