"Мигель, милый, - быстро писала она, присев к столу, - сейчас уже около одиннадцати, и, вообрази, я только сейчас получила твою записку. Представляешь, как я беспокоилась! Мне уже приходили в голову всякие страшные вещи - настолько страшные, что я даже не скажу тебе, что именно. Слушай, я так и подумала, что ты не можешь приехать из-за отца, - я сегодня убедилась в том, какие у него взгляды, и подумала, что он, конечно, не может питать к тебе симпатий. Ты прав, лучше избегать конфликтов, пока это возможно. Я приеду к тебе завтра, машину оставлю на заправочной станции, чтобы не мозолить глаза твоим соседям. Встреть меня там в 9.00. Сегодня у нас столпотворение - празднуют мой приезд. Расскажу много интересного. Целую миллион раз, навсегда твоя Джоаниа".
- Вы передадите, не правда ли? - спросила она, вложив записку в конверт и протягивая ее водопроводчику. - Не забудете?
- Будьте покойны. А если и забуду, так дон Мигель сам напомнит. Небось уже сидит у меня, дожидается.
- Конечно, дожидается, - кивнула Джоанна и вдруг забеспокоилась: - А вам еще много работы? Может, вы завтра доделаете?
- Да я уж кончил, - улыбнулся водопроводчик, - сейчас еду. Через полчаса буду дома, у меня мотоцикл. Все будет в порядке.
- Вы, пожалуйста, поосторожнее, - сказала Джоанна, пожимая ему руку, - на мотоцикле ночью опасно… Ну, всего хорошего, до свиданья. Большое спасибо, сеньор.
- Не за что, сеньорита, счастливо оставаться. Письмецо ваше передам, не бойтесь…
Водопроводчик ушел. Джоанна спрятала записку Мигеля за корсаж и направилась к себе, сдерживая желание понестись вприпрыжку и запеть во все горло. Ну вот, теперь все стало на свое место, и даже нелепый спор с иезуитом перестал казаться непростительной глупостью. А Леокадия Ордоньо и все остальные- ну что же, они вовсе не такие уж плохие люди… Немного отсталые, да, но это от жизни в глуши. Нельзя требовать передовых взглядов от человека, родившегося и выросшего на кофейной плантации, не так ли? Тра-ля-ля, тра-ля-ля, тра-ля-ля… А все-таки она страшно растолстела, эта Леокадия. Настоящая маната, просто ужас!..
Из открытых дверей на Джоанну обрушились неистовые вопли джаза; стараясь остаться незамеченной, она проскользнула мимо и нос к носу столкнулась с лиценциатом.
- Вы обижаете своих гостей, сеньорита Джоанна, - умоляюще сказал он. - Можно ли быть такой жестокой!..
- Я ходила только распорядиться по хозяйству, не обижайтесь, - быстро сказала Джоанна. - У вас нет сигаретки? Вот спасибо… благодарю вас. Вы уж побудьте с девушками, нельзя оставлять их без партнеров, а я сейчас вернусь.
Гарсиа спрятал портсигар и удалился с кислым видом, а Джоанна вышла на террасу и уселась на широкой каменной балюстраде. Окна ее комнаты в правом крыле дома были открыты настежь, из них падали косые полосы яркого света и лились звуки залихватской песенки, которую голосом кривляющегося мальчишки, мешая английские слова с итальянскими, пела Розмэри Клуни; заглушая радио, время от времени доносились взрывы хохота.
Гости веселятся и без нее - тем лучше. Как не похожа эта молодежь на тех гватемальцев, которые вместе с ней учились в Нью-Йорке! Конечно, и там попадались всякие, но большинство было совсем иными людьми. Они восторженно обсуждали каждую новость с родины, мечтали поскорее начать работать для своей страны. А эти… самая симпатичная из всех - дочь старого Кинтаны, но и она ничем не интересуется, кроме флирта и развлечений…
Джоанна откинулась назад, запрокинув голову и глядя на яркие тропические звезды. Давно она таких не видала - низких-низких, словно развешанных по вершинам деревьев. В Штатах звезды не такие, там они мельче и тусклее.
Соединенные Штаты, ночное небо… Ей вдруг вспомнилось что-то очень неприятное. Джоанна нахмурилась. Что-то неприятное, но что именно?..
Ах, да, эти слова дона Руфино: "…каждую ночь валятся нам на головы, на парашютах "made in USA". Если сопоставить эту фразу с реакцией присутствующих, то не нужно быть очень догадливей, чтобы сообразить, в чем дело. Эти люди получают откуда-то оружие. Но от кого? Не из Штатов же оно высылается! Очевидно, тут действует этот эмигрантский предводитель полковник Кастильо, о котором сейчас столько пишут в газетах. Ну хорошо, эмигранты- пусть, но нашим-то плантаторам что нужно? На что они рассчитывают? На восстание? Идиоты, ни один гватемальский президент не пользовался в стране такой популярностью, как дон Хакобо. Однако парашюты с оружием не выдумка. Неужели дело зашло уже так далеко?.. А ее отец? Какое отношение имеет ко всему этому ее отец? Ведь не может же быть…
Из освещенной двери на веранду вышли двое: Долорес Кинтана с кем-то из молодых людей. Не заметив Джоанны, они обнялись и замерли в долгом поцелуе. Оказавшись в глупом положении невольного соглядатая, Джоанна смутилась и уже хотела кашлянуть, чтобы дать знать о своем присутствии, как из комнат кто-то закричал: "Роберто-о, где тебя носит!" - и благопристойность была восстановлена.
- Скорее возвращайся, я подожду здесь, - громко шепнула Долорес. Ее партнер кивнул и скрылся в доме, и тогда Джоанна торжественно откашлялась.
- Это у тебя ловко выходит, - одобрительно сказала она подскочившей от страха подруге. - Как в кино, жаль не было секундомера. Видна хорошая тренировка.
- Это ты, Джо? - испуганно пробормотала Долорес. - О чем ты, я не понимаю…
- О вашем поцелуе, сеньорита, о чем же еще!
- Что ты, я и не думала целоваться…
- Это бывает, - засмеялась Джоанна. - Не думаешь, и вдруг… особенно в такую ночь, правда? Знаешь, как определяет такие штуки юриспруденция? "Преступление, совершенное в состоянии аффекта, без заранее обдуманного намерения". Это обычно служит смягчающим обстоятельством, так что ты не бойся. Иди сюда, я хочу спросить у тебя одну вещь. Да поближе, я не укушу! Слушай, ты больше меня в курсе здешних дел. Ты слышала, что сказал сего дня за столом дон Руфино?
- Он всегда говорит больше всех. А что именно?
- О парашютах слышала?
- О парашютах… - Долорес помолчала, добросовестно стараясь припомнить. - Нет, не слышала. А что он сказал?
- Еще бы ты слышала, - с досадой фыркнула Джоанна, - ты, конечно, была занята подготовкой почвы для очередного необдуманного поцелуя, правда? Он сказал о каком-то оружии, которое якобы каждую ночь сбрасывают на парашютах. Ты что-нибудь об этом знаешь?
- Ах, об этом… - разочарованно протянула Долорес. - Я думала, что-нибудь действительно интересное… Постой, что мне о нем рассказывали, об этом оружии? Да, это Роберто рассказал, по секрету.
- А, да? Что же именно?
- Ну, что его сбрасывают.
- Вот как…
Джоанна задумалась.
- Ну хорошо, а для чего его сбрасывают? И кто?
- Кто, я не знаю, - Долорес пожала плечами, - а сбрасывают для… ну, как это называется, для самообороны. Ты ведь знаешь, что коммунисты будут убивать католиков и землевладельцев?
- Нет, я этого не знаю. Когда?
- В октябре. В день десятилетия октябрьской революции, двадцатого, коммунисты устроят в столице большой народный праздник, и тогда на стадионе католиков и землевладельцев будут бросать львам. Поэтому люди и вооружаются, чтобы защищать свою жизнь…