Дон Руфино одним махом опорожнил бокал и, опираясь на широко расставленные руки, нагнулся и подмигнул иезуиту.
- А ведь Хуанита во многом права, святой отец! И знаете, в чем именно? Я не имею в виду ее оценку деятельности Арбенса - плохи или хороши его реформы… Все это относительно - хорошо для нас, плохо для индейцев, хорошо для индейцев, плохо для нас… И так во всем. Нет никакого объективного добра, никакого объективного зла. Все относительно, как говорит дон Альберто Эйнстейн. Да, так о чем это я…
Он замолчал под ироническими и недоумевающими взглядами сидящих за столом, потирая лоб ладонью.
- О моей правоте, дон Руфино, - громко подсказала Джоанна.
- Именно! - обрадовался тот, оборачиваясь к ней. - Ты, Хуанита, права в том, что смотришь вперед, а не назад. Улавливаешь мою мысль?
- Кажется, - улыбнулась она.
- Тот, кто смотрит вперед, всегда оказывается прав перед историей. Как Галилей, помнишь? Ты только не загордись! - закричал он вдруг, грозя ей пальцем. - Какой из тебя Галилей, еще чего! Это я так, к примеру… А тот, кто идет по жизни, глядя назад, рано или поздно треснется затылком об стенку…
Гости, которым наскучила болтовня дона Руфино, начали громко переговариваться.
- Сядь, Руфино! - резко окликнул Монсон. - Ты слишком много выпил, старина.
- Кто, я? - возмутился тот. - Я здесь трезвее всех вас, за исключением Хуаниты! Я, пропивший на своем веку две плантации и сейчас пропивающий третью, я здесь самый трезвый, Индалесио. А если я пьян, а вы трезвы, то тем хуже для вас! Слышите, вы! - Дон Руфино с размаху ударил по столу кулаком. - Если то, что вы здесь затеваете, задумано вами на трезвую голову, то вы самые безнадежные идиоты! Прошлое не возвращается, его не вернешь даже с помощью тех пулеметов, что каждую ночь валятся нам на головы… как манна небесная, ха-ха-ха-ха, на парашютах "мэйд ин Ю-Эс-Эй"…
Удар тишины заставил Джоанну насторожиться, иначе она, возможно, и не придала бы никакого значения последним словам сильно подвыпившего дона Руфино. Вскинув голову, она успела заметить, как некоторые из гостей обменялись быстрыми взглядами, и ничто так красноречиво не свидетельствовало о важности случившегося, как это свинцовое молчание, мгновенно нависшее над столом - над окаменевшими лицами, над теплым блеском серебра, над букетами орхидей, холодно и безучастно сияющими своей снежной белизной среди бутылок и недопитых бокалов. Что он сказал? Пулеметы на парашютах?
Чувствуя, что делает еще большую бестактность и окончательно расписывается в неумении вести себя в обществе, Джоанна подалась вперед и звонко спросила через весь с, тол:
- Какие пулеметы? Что вы хотите сказать, дон Руфино?
- Брось, забудь об этом, - неожиданно вяло ответил тот, встав из-за стола и неверными шагами направляясь к двери. Уже взявшись за ручку, он обернулся к Джоанне, провожавшей его тревожным взглядом, и вдруг крикнул с яростью:
- Забудь об этом, тебе говорят! Какое тебе дело?! Не лезь куда не следует, черт побери!
Джоанна, ничего не понимая, пожала плечами и осталась сидеть с недоумевающим видом.
- Неумеренное потребление алкоголя приводит иногда к навязчивым идеям, - мягко объяснил падре Фелипе, вертя в пальцах серебряный десертный ножичек. - Наш уважаемый друг уже не в первый раз заговаривает о парашютах… в подобных обстоятельствах.
Он кротко улыбнулся тонкими губами и через стол одарил Джоанну ласковым взглядом всепрощения.
Гости, как если бы слова иезуита были каким-то сигналом, снова зашумели. "Странно, - подумала Джоанна, - здесь что-то не так…"
- Молодежи предлагаю перейти в мою комнату, - решительно сказала она, отодвигая свое кресло. - Мне надоели эти вечные разговоры о политике… и о пулеметах. Идемте потанцуем, я привезла новые пластинки.
На ее счастье, девушек было больше, чем молодых людей. Протанцевав две самбы с застенчивым сыном управляющего "Грано-де-Оро" и один байон с лиценциатом, Джоанна начала отклонять дальнейшие приглашения, всякий раз указывая многозначительным взглядом на какую-нибудь из девушек, оставшуюся без партнера. Хороший предлог: хозяйка обязана заботиться о том, чтобы ее гостьи не скучали, - ни одна из них, даже эта зловредная толстуха Леокадия. Сегодня все должны веселиться, кроме нее самой, Джоанны Монсон. В самом деле, странно: ей вовсе не весело на этом празднике, устроенном в честь ее возвращения…
Во-первых, этот совершенно идиотский спор с падре Фелипе. Чего она думала добиться? Разве можно переспорить иезуита!.. Вторая причина, испортившая ей настроение, - общая атмосфера родительского дома, которую она особенно ярко почувствовала сейчас за столом. Все эти соседи, буквально шипящие от злости на правительство… Все эти разговоры, политические анекдоты… И хуже всего то, что и отец в этом вопросе заодно с ними. Праведное небо, неужели при его доходах он и впрямь может серьезно считать себя разоренным после аграрной реформы?! Нет, с ним нужно поговорить. Это просто недоразумение. Не может же умный человек видеть белое и твердить: "Нет, это черное, черное…"
И, наконец, в-третьих, это несносное молчание Мигеля. Письмо послано с нарочным еще вчера, и до сих пор никакого ответа. А между тем с посыльным они условились, что если он не сможет передать письмо сеньору Асеведо в собственные руки, то привезет его обратно. Письмо не вернулось, следовательно…
Джоанна вздохнула и, лавируя среди танцующих, подошла к столу с прохладительными напитками. Оказавшийся тут же лиценциат предупредительно откупорил бутылку.
- Могу я рассчитывать на следующий танец, сеньорита Джоанна? - спросил он, подавая ей запотевший фужер.
- Простите, я так сегодня устала… - извиняющимся тоном ответила она.
Лиценциат явно обиделся и отошел, отвесив ей церемонный поклон.
"Небо, ну что ему от меня нужно?.." - вздохнула Джоанна. Отпив глоток, она опустила фужер, печально наблюдая за крошечными пузырьками газа, с легким шипением лопающимися на поверхности. Если ответа не будет и завтра утром, значит Мигель ее разлюбил. Вот взял и разлюбил, очень просто! Такие случаи вовсе не редкость. Можно загадать - эта штука скоро выдохнется; я сосчитаю до двадцати пяти и, если после этого пузырьки еще будут подниматься- значит, не разлюбил. А если не будут - значит, разлюбил. Впрочем, это совершенно невозможно. Мигель не разлюбит. А вдруг? Нет, никаких "вдруг". Десять секунд уже прошло - значит, одиннадцать, двенадцать, тринадцать, четырнадцать, пятнадцать, шестнадцать…
- Джо, там тебя спрашивают, - окликнула ее Долорес Кинтана, на секунду останавливаясь рядом вместе со своим партнером.
- Минутку, я занята… Кто спрашивает?
- Горничная, что ли! - крикнула Долорес из-за плеча заслонившей ее другой пары. - Там, в коридоре!
Джоанна еще раз взглянула на свой фужер - пузырьки продолжали лопаться - и стала пробираться к дверям.
- Вас на кухне хочет видеть водопроводчик, - таинственно объявила горничная, молоденькая смешливая мулатка.
- Водопроводчик? - Джоанна вскинула брови. - Меня? Хосефа, опомнись!
- Водопроводчик из Коатльтенанго, - подтвердила Хосефа, - он сегодня у нас работал, а сейчас уезжает и вспомнил, что ему что-то поручали вам передать.
Джоанна ахнула и помчалась по коридору, шумя платьем.
- Здесь работает водопроводчик? - спросила она прерывающимся голосом, влетев в кухню. - Вы его не видели, Патрисиа?
- Я здесь, сеньорита, - отозвался из угла мужской голос. - Добрый вечер.
- О, - смутилась Джоанна, быстро оборачиваясь, - вы здесь… Добрый вечер, сеньор! Вы хотели что-то мне передать?
Человек в синем комбинезоне поставил на пол паяльную лампу и выпрямился, вытирая руки ветошью.
- Хотел, - улыбнулся он, - да чуть было не забыл. Вы уж простите, я еще днем должен был отдать, да закрутился тут с работой, совсем из головы вылетело…
Он полез в нагрудный карман комбинезона и осторожно- кончиками пальцев, чтобы не испачкать, - извлек оттуда конверт. Джоанна увидела свое имя, надписанное знакомым крупным почерком Мигеля.
- Ну, наконец, - вздохнула она с облегчением, - я уже так беспокоилась!
Джоанна вынула из конверта сложенный вчетверо листок бумаги и, одним взглядом пробежав строчки, просияла в улыбке. Потом перечитала записку снова, медленнее.
- Рада познакомиться с вами, сеньор Эрреро, - сказала она, пожимая руку водопроводчику. - Вы можете уделить мне несколько минут?
- Сколько угодно, сеньорита!
- Только пойдемте… здесь неудобно. Сюда, пожалуйста…
В маленькой угловой гостиной она предложила ему кресло и сама села напротив.
- Вы не могли бы подождать, я хочу написать ответ сеньору Асеведо…
- Передам, почему же нет, - кивнул сеньор Эрреро. - Мы с ним соседи, я живу, прямо против школы.
- Я буду вам очень благодарна… вы курите? - . спохватилась она, придвигая к нему шкатулку с сигаретами.
- Спасибо… я уж свои, покрепче… с вашего разрешения.
Джоанна помолчала, не решаясь спросить о Мигеле- о его здоровье, самочувствии и прочем. По-видимому, они с ним приятели, но все же неловко задавать такие вопросы постороннему.
- Я слышала, сеньора Асеведо переводят в столицу, - сказала она тоном обычной салонной болтовни.
- И не говорите, - махнул рукой водопроводчик, - родители наших школьников жаловаться уж хотели. Любят его у нас, очень любят.
- Да, безусловно…
Ей очень захотелось расспросить об этом поподробнее, но она опять подумала, что это не совсем удобно..
- Так я приготовлю письмо, сеньор Эрреро?
- Пишите, пишите, - кивнул тот, благодушно улыбаясь.
- Прошу прощения…