- "Следующий раз" будет уже после победы, - улыбнулся хозяин. - Никак не раньше. Но тогда мы можем проехать с вами в открытом "конвертибле" через всю столицу, и вы будете в мундире и при всех орденах. А, полковник? И прелестные черноглазые сеньориты будут улыбаться вам с балконов и бросать белые орхидеи.
- Да, девки победителей любят, - полковник подмигнул и выпятил грудь. - А знаете, это вы и в самом деле здорово придумали - насчет передислокации. Я немедленно доложу об этом министру, это действительно идея! И главное, я же окажусь в роли самого бдительного из его сотрудников, ха-ха-ха-ха!
- Разумеется. Как только станет известно о вторжении, вы ворветесь к нему и крикнете: "Разве я не предупреждал?" Это обеспечит вам свободу действий в первые дни. Вам будут верить, как никому! - хозяин поднял палец и тут же обернулся к человеку в очках. - Доктор, связь со мной поддерживайте по тем же каналам. Договорились? Итак, кабальерос, qood luck!
Глава 6
Отец, по-видимому, уже уехал по каким-то своим делам, тетя Констансия еще спала. Большая столовая, сумрачная от разросшихся под окнами тамариндов, была наполнена недолгой утренней прохладой и разноголосым щебетом птиц.
Джоанна развернула на коленях хрустящую от крахмала салфетку, придвинула вазочку с вложенной в нее половинкой грейпфрута и принялась скоблить ложкой прохладную, горьковато-кислую мякоть плода. Сейчас, когда за распахнутыми окнами пели птицы и в густой листве весело копошилось солнце, вчерашняя тревога казалась совсем нелепой.
Что тревога была, отрицать нечего. Глупо, разумеется, в двадцать три года бояться объяснения с отцом, но… Впрочем, здесь дело не столько в страхе, сколько в том, что весь уклад родительского дома вдруг оказывается для тебя чуждым. Это самое неприятное, а вовсе не то, что отец может накричать на тебя, как бывало в детстве.
Очень тяжело, когда вдруг становишься перед выбором - муж или отец. А это именно так; отец никогда, никогда не согласится на ее брак с Мигелем. По существу, об этом можно было догадаться уже год назад, в Нью-Йорке, сравнивая письма отца, полные проклятий по поводу проводившейся тогда аграрной реформы, и Мигеля, который восторженно описывал свою работу в комитете по передаче земли. Но в то время она, Джоанна, просто не думала о том, насколько политические разногласия могут отразиться на личных взаимоотношениях. Это очень печально, но что поделаешь… К счастью, в наше время вовсе не обязательно ждать родительского благословения.
Завтрак был, как всегда, скудным - пол-грейпфрута, яйцо всмятку, поджаренный ломтик хлеба и чашка кофе без молока, с небольшим количеством сахара; за пять лет жизни в США "эстетическая диета" стала для Джоанны такой же укоренившейся привычкой, как ежедневная ванна или гольф по воскресеньям. Быстро покончив с едой, она закурила и, вытянув под столом ногу, нащупала вделанную в пол кнопку звонка.
- Доброе утро, Хосефа, - улыбнулась она вошедшей мулатке. - Ну как, успела отдохнуть после вчерашнего? У меня до сих пор голова идет кругом. Почты еще не было?
- Не было, нинья, - ответила горничная. - Вы, может, еще чего-нибудь скушаете?
- Спасибо, я не хочу превратиться во вторую Леокадию Ордоньо. Хосефа, будь добра, поищи Тонио и попроси его заправить мою машину. Если можно, поскорее, - добавила она, взглянув на часы. - И потом вот еще что… У меня в комнате, на письменном столе, лежит связка книг. Пожалуйста, отнеси их в машину, но только так, чтобы никто не видел. Я хочу сказать, отец или тетя Констансия. Хорошо?
Горничная кивнула с понимающим видом и, быстро собрав со стола, вышла с подносом. Едва закрылась за нею дверь, как Джоанна услышала голос отца:
- Сеньорита еще спит?
- Нет, сеньор, - ответила Хосефа, - уже проснулась и позавтракала.
- Хорошо, ступай.
Тяжелые шаги приблизились к дверям столовой. Джоанна на секунду зажмурилась и скрестила средний и указательный пальцы левой руки - "на счастье", как в колледже, когда тебя вызывают к столу экзаменационной комиссии.
- Доброе утро, папа.
- Доброе утро.
Дон Индалесио прошел к открытому окну и стал спиной к дочери, похлопывая прутиком по голенищу.
- Ты вчера выпила лишнего, Джоанна? - спросил он, не оборачиваясь.
- Совсем немного, папа.
Отец помолчал, щелкая прутом и разглядывая что-то в саду.
- Я остался недоволен твоим поведением.
- Охотно верю, папа. Я сама осталась им недовольна.
- Надеюсь, Джоанна, этого больше не повторится.
- Надеюсь, нет, папа.
- Ты куда-то собираешься?
- О, просто покататься, - невинным голосом ответила Джоанна. - Хочу испробовать твой подарок на скоростном режиме.
- Будь осторожна, у нас там слишком крутые повороты. Не знаю, какой осел строил это шоссе.
- Я это учту, папа.
Это и все? Джоанна испытала разочарование: так хорошо подготовиться к разговору и вдруг убедиться, что твоя точка зрения никого не интересует!
Она слегка наклонила голову к плечу и вскинула брови, прислушиваясь к внезапно вспыхнувшей в ней (как и вчера, с этим иезуитом) борьбе двух побуждений: благоразумия, требовавшего молчать, и задора, громко вопящего о своей правоте. Борьба закончилась очень быстро; словно подводя ей итог, Джоанна провела пальцем черту по зеркальной полировке стола и сказала с упрямым вызовом в голосе:
- Папа, мне очень не понравились вчерашние разговоры за ужином.
- Что?
- Разговоры. Насчет "преступлений правительства" и так далее. В частности, насчет парашютов.
Дон Индалесио быстро повернулся, сузив глаза.
- Поменьше слушай, что болтает этот пьяный дурак!
- Он далеко не дурак, папа! И потом не думай, я отлично заметила реакцию остальных на его слова. Никто не воспринял это как болтовню. Тебе и в самом деле ничего не известно относительно секретной заброски оружия в Гватемалу?
Отец помолчал, еще громче щелкая прутом по голенищу, потом пожал плечами.
- С какой стати я должен об этом знать? Меня интересуют урожаи и цены на кофе, а не оружейная контрабанда! - Он раздраженно фыркнул. - Не хватает только, чтоб ты заподозрила меня в торговле маригуаной…
- Я тебя ни в чем не подозреваю, папа, и твоего "нет" для меня достаточно. Но ты понимаешь, что это оружие имеет самую прямую связь с такими вещами, как цены на кофе. Так что тебя не должен удивлять мой вопрос. Он вовсе не так нелеп, папа… поскольку я знаю твои политические убеждения.
Отец сломал прут.
- Джоанна! Прошу тебя оставить в покое мои убеждения, пока я не заинтересовался твоими! Не думай, что я ничего не заметил за эти два дня. Я, кажется, начинаю раскаиваться, что в свое время послал тебя в университет. Да, да! Ты меня обманула самым недостойным образом!
- Недостойным образом? - краснея, переспросила Джоанна. - Прости, папа, но это слишком серьезное обвинение. В чем я тебя обманула?
- Во всем! - закричал отец. - Во всем! Зачем я посылал тебя в Штаты? Чтобы ты получила образование, которое приличествует девушке твоего круга! А ты вместо этого набралась там развратных коммунистических идей, очевидно вращаясь среди эмигрантского отребья…
Джоанна вскочила из-за стола.
- Отребья? - крикнула она возмущенно. - Люди, которые борются против диктатур, которые бежали от преследований Сомосы, Трухильо, Батисты, - как тебе не стыдно, отец!
- …и теперь еще смеешь повторять этот бред в моем доме! - продолжал кричать тот, не слушая ее. - Позорить меня перед соседями! Не хватает только, чтобы дочь Монсона прослыла коммунисткой! Я тебя предупреждаю в последний раз, Джоанна, если ты не способна понимать самые простые вещи, то не суйся по крайней мере не в свои дела. Иначе будет плохо! Политикой вздумала заниматься, девчонка!
- Ах, так? По-твоему, я не имею права на…
- Молчи! Не выводи меня из терпения, повторяю тебе, иначе я поступлю с тобой так, как ты этого заслуживаешь! И чтобы я больше не слышал от тебя ни одного слова о политике, понятно?
С грохотом захлопнулась дверь, тяжелые шаги удалились по коридору.
Опустив голову, Джоанна прошлась по комнате, потом вытащила из букета белую орхидею и принялась задумчиво покусывать лепесток, поглядывая на висящую над сервантом картину, натюрморт в сочной фламандской манере, под Снейдерса. Этот заяц с. окровавленной головой вызывал в ней жалость и возмущение человеческой жестокостью еще в то время, когда она сидела за этим столом, болтая недостающими до полу ногами, и то и дело перекладывала вилку из левой руки в правую, вызывая замечания гувернантки. Трудно привыкать к мысли, что ты уже чужая в собственном доме…
Джоанна вздохнула и, взглянув на часы, бросила на пол орхидею и торопливо вышла из столовой.
Когда она выводила машину, к гаражу подошел отец в сопровождении управляющего.
- К часу прошу быть дома, - сказал он, - сегодня у нас обедает полковник Перальта. Не опаздывай.
- Хорошо, - сухо ответила Джоанна, включая скорость.