Он был прав: письмо два месяца пролежало в отделе...
- Конечно,- виновато сказала она,- оперативность первое правило для газеты, и мы...- Она хотела сказать, "мы постараемся исправить допущенную ошибку", или что-то в этом роде, однако не успела.
- Правило?- Эраст Георгиевич резко поднялся и, по-прежнему не глядя на Нору, крупным шагом прошелся по кабинету.- Значит, для вас это правило - ни в чем не разобравшись, ни во что не вникнув - поверить слухам, сплетням, клевете мелких, ничтожных людей?.. Да, жизнь богата парадоксами!..- Он вернулся, сел. Волосы на его голове шевелились, как если бы над ними проносили металлическую пластину, заряженную электричеством.- Пишите, пишите... Вы думаете, пострадаю я?.. Я уйду, но что станет, со школой?..
- Послушайте,- сказала Нора, догадавшись наконец, что происходит какая-то путаница,- но я же совсем не собиралась... То есть я собиралась... Но я собиралась написать о Тане Ларионовой...
Теперь смутился Эраст Георгиевич.
- О какой Тане Ларионовой?
- О вашей ученице Тане Ларионовой!
И Нора Гай рассказала обо всем, что узнала из присланного в редакцию письма...
Не будем утомлять внимание читателей подробным описанием того, как слушал ее Эраст Георгиевич, как он извинялся и хохотал над своей оплошностью.
- Почему же вы молчали?.. Почему не объяснили сразу?..- Теперь лицо его снова лучилось обаянием, которое так подействовало на Нору в первые же минуты.
- Мне хотелось бы взять проблему шире,- призналась она,- и написать не только о Ларионовой, а и о школе, где ее воспитывали... Тут ведь прямая связь...
- Прямая!..- подхватил Эраст Георгиевич, в свою очередь любуясь трогательной горячностью Норы.- И потом - о школе вообще так мало пишут хорошего... Ну, газеты еще куда ни шло, а возьмите кино, книги?.. Хотя ведь мы тоже бываем разные?..
- Вот именно,- подтвердила Нора.- Я еще, конечно, не успела... Но эти таблички в коридорах... Мне так они понравились! Я даже выписала кое-что...
- Таблички?.. Нет,- сказал Эраст Георгиевич отрывисто, - это не просто таблички... Для меня это не просто таблички, это моя система, моя вера, мое кредо, если хотите... Век электроники, бионики, космоса, но в центре всего - активная, мыслящая, творческая, если хотите, личность!.. Бетховен или синхрофазотрон?.. Я ставлю "и" и зачеркиваю "или"!..
- Но почему?..- он приблизился к Норе, которая слушала его, боясь шевельнуться.- Почему вы меня понимаете, а они..- правая рука Эраста Георгиевича взмыла куда-то вверх,- они этого не понимают?.. Почему?..- Он вдруг помрачнел, ссутулился и бессильно опустил перед собой, на полированную крышку низенького столика, туго сжатые кулаки. Нора поежилась.
- У вашей системы много противников?
Эраст Георгиевич помолчал, как бы давая долгой паузой ощутить всю наивность такого вопроса.
- Не противников, а врагов, которые не брезгают ничем... Ничем!..
Так вот что значило начало их встречи!..
- Но мы боремся... Мы боремся, и нас не так легко сломить!..- сказал он, преодолевая короткое отчаяние.
Все, что знала теперь Нора, и чего еще не знала, но могла предположить, пробудило в ней острое сочувствие к этому смелому и мужественному человеку.
- Я помогу вам,- сказала она,- я сделаю все, что сумею!
Они вернулись к Тане Ларионовой. Эраст Георгиевич не скрыл, что Танин поступок - для него приятная, но тем по менее полная неожиданность. Он никак не мог ее припомнить; она, кажется, играет в драмкружке и, кажется, неплохо... Она или не она?.. Он явно испытывал неловкость, хотя Нору это как раз устраивало: обыкновенная, ничем не примечательная девочка... Великолепно!
Классная руководительница восьмого, а ныне девятого "Б" еще не вернулась из отпуска. Эраст Георгиевич сам зашел в канцелярию, разыскал домашний адрес Ларионовой и проводил Нору до парадных дверей.
- У вас есть дар,-сказал он ей на прощанье,- очень важный дар для журналиста, - вызывать доверие, располагать к откровенности... Я с вами откровенен, хотя знаю вас не больше часа... Поймите меня, Нора, мне бывает временами так тяжело. А потом наступает такой вот день, как этот, и снова думаешь - мы правы, правы!.. Спасибо, что вы пришли именно сегодня...
Он задержал на секунду ее руку в своей и мягко, значительно пожал ей пальцы.
ГЛАВА ПЯТАЯ,
о том, как встретились Таня Ларионова и Нора Гай и как между ними произошел разговор, едва не оборвавший нашу повесть в самом ее начале
С того момента, когда злополучное письмо кануло глубине почтового ящика, прошло порядочно времени, и Таня с облегчением решила, что оно или затерялось в пути, или не удостоилось внимания редакции. Газеты писали о забастовках в Англии, о новом падении доллара, о ходе сеноуборки и трудовых подвигах множества достойных людей, и никому не было никакого дела до Тани Ларионовой.
Прогостив у тети все лето, Таня вернулась домой. Она посвежела, похорошела, ей очень шел нежный золотистый загар, приобретенный на речном пляже, и не было ни одно го прохожего, который не задержал бы взгляда на ее зеленых, потемневших от воды и солнца глазах, напоминавших малахит в черных и голубых зернышках. По крайней мере, так самой Тане казалось.
Правда, когда, она подходила к своему дому в Привокзальном переулке, ей отчего-то сделалось не по себе... Но ее успокоила встреча с мамой, а потом с подругами. Никто, ничего не знал, не слышал, и Таня заключила, что тревог житься ей не о чем. Тане даже иногда начинало казаться,--что ничего такого и не происходило на самом деле..
Вот и теперь ей казалось, что она придумала себе игру, про которую никто на свете не знает... Через день, через, два после приезда она почти перестала вспоминать об этой порядком-таки потерзавшей ее игре. И в тот час, когда Нора Гай, сверяя свой путь с указаниями встречных, сворачивала в Привокзальный переулок, Таня Ларионова в самом безоблачном настроении приводила в порядок свою замечательную коллекцию кинозвезд отечественного и зарубежного кино-неба.
Нам уже известно, что Танина мама была билетершей в кинотеатре "Орбита". Эта на первый взгляд не слишком-то значительная должность давала Тане массу преимуществ. К ней здесь относились как к своему человеку, ее тут с детства любили, ласкали, а когда она подросла, в ее полное распоряжение начали поступать отличные фотографии с витрин, отслужившие свой срок и еще - старые номера киножурналов, которые раскладывали для зрителей на столиках в фойе.
Таня вырезала самое интересное, подклеивала порванные места и, переложив страницы папиросной бумагой, вставляла фотографии в альбомы, для которых использовались прекрасные, большого формата, в дерматиновых переплетах "Книги жалоб и предложений", завезенные в кинотеатр еще в незапамятные времена. Эти книги каким-то чудом сохранились, а образец их устарел, и директор "Орбиты", зная Танины склонности, сделал однажды ей королевский подарок. Так что в комнатке, где жили Таня и Танина мама, значительное место занимали ее альбомы. Они стопой высились на громоздком фанерном гардеробе, который отгораживал плиту и кухонные полочки от остальной комнаты; они стояли на этажерке, стиснутые Таниными учебниками и книгами, и лежали даже под кроватью с витой железной спинкой.
Итак, она уселась за стол приводить в порядок свою коллекцию. Перед отъездом Таня принесла из кинотеатра целый ворох журналов и снимков; надо было разобраться, что к чему. Ей никто не мешал, мама работала в первую смену. Таня разложила фотографии, вырезки, достала пузырек с конторским клеем, ножницы, карандаш и, напевая и переглядываясь с Алексеем Баталовым и Людмилой Гурченко, которые весьма уютно чувствовали себя над Таниной кушеткой, принялась за дело.
Вернее, только-только принялась, как в дверь постучали, и хотя это был довольно робкий, нерешительный стук, но это был чужой стук, и у Тани почему-то екнуло внутри. Она обернулась, крикнула "войдите!" и увидела на пороге... Да, она увидела на пороге Нору Гай.
Все самые ужасные предчувствия нахлынули на Таню Ларионову. Нахлынули и тут же отхлынули. Густые рыжие веснушки, не уничтожаемые никакой косметикой, и остренький, блестящий от мелких капелек пота носик совершенно не согласовались с Таниным представлением о журналисте.
Но продолговатые очки и черный элегантный галстучек тоже кое-что значили... Таня растерялась. И растерялась окончательно, когда услышала слово "редакция".
- Здравствуй,- сказала Нора.- Это ты - Таня Ларионова?.. Я из редакции...- Она шагнула к Тане и протянул ей руку.
Таня поднялась навстречу Норе Гай, но руки не подала. Она едва встала, едва преодолела внезапную тяжесть,- протянуть руку у нее уже не хватило сил.
- Ты не ждала?..- понимающе улыбнулась Нора Гай.
- Нет... То есть да...- Тане вдруг пришло в голову, что в редакции уже обнаружен, раскрыт ее обман!.. На Танином лице не осталось ничего, что еще напоминало бы ее великолепный каникулярный загар. Она слепо пошарила вокруг и схватилась за спинку стула.
- Странно,- сказала Нора Гай.- Странно... После того, как ты... совершила...
Никогда еще Таня не испытывала такого страха, как во время этой коротенькой паузы, пока Нора Гай замешкалась, подыскивая подходящее слово. "Конец,- подумала Таня,- конец... Всему, всему конец..."
- Да,- сказала Нора Гай, так и не подыскав другого слова, да и зачем, зачем нужно было что-то искать?..- Ты совершила подвиг, Таня, да, настоящий подвиг! Ты смелая, отважная девочка, это я говорю не по долгу, а просто так, от себя!..