- Сколь дивен мир! Никто в нем не говорит прямо, а всегда символами. Ничего нельзя узнать. Павел, конечно, рассказал легенду. Всюду меня окружают символы и легенды, как будто все сговорились против меня. Рай, Бог... кто знает, может все это было выдумано специально для меня, для нас - молодых девушек. Я убеждена, что все таятся и притворяются, и что все основано на сговоре. Вот и мама с Павлом - тоже сговорились. Какое наслажденье пить чай, шумно прихлебывая, и наступать собачкам на хвосты... Да... Религия, долг и добродетель, а мне кажется, что за ними, как за ширмой, существуют некие строго определенные жесты, какие-то движения, что каждое такое возвышенное слово сводится к строго определенному жесту и привязывается к строго определенному моменту.
Ах! Представляю себе! Обычно все одеты и ведут себя прилично, но как только остаются один на один, мужчины бросают камнями в женщин, а те улыбаются, потому что болит. А еще - воруют... Разве я сама не украла серебряную ложку и не закопала ее в саду, не зная, что с ней делать? - Мама много раз вслух читала в газетах о кражах, теперь я понимаю, что это значит. Воруют, шумно пьют чай, наступают собачкам на лапы и вообще поступают наперекор, это и есть любовь - а девушек держат в неведении, чтобы... было приятней. Я вся дрожу.
Алиция Павлу:
"Павел! Получается, не совсем так, как ты говоришь. Просто и не знаю, что думать! Вчера я слышала, как мама говорила отцу, что безработные ужасно "расплодились", что они ходят "полуголые", что питаются какими-то отвратительными отбросами и что количество краж, драк, грабежей растет как на дрожжах. Скажи мне все - скажи, на что им эти "отбросы" и почему они "полуголые", Павел, очень прошу тебя, мне в конце концов нужно знать, как вести себя, всегда твоя -
Алиция".
Павел Алиции:
"Дражайшая моя! Что же это творится в твоей головушке! Заклинаю тебя нашей любовью, никогда об этом не думай. Правда, такое можно иногда увидеть, но в размышлениях об этом так легко потерять непорочность - и что тогда? Как небо и земля далеки друг от друга, так и правда, заключенная в чистоте, далека от грязи действительности! Так не будем же стремиться все понять, будем жить невинностью, нашим юно-девственным инстинктом, и будем остерегаться мыслить о том, о чем не следует, как это со мной однажды случилось, когда я узнал тебя. Осознание обезображивает, неосознанность украшает, навек твой -
Павел".
- Инстинкт, - думала Алиция, - инстинкт, но чего он хочет, этот инстинкт, чего, собственно, хочу я? Сама не знаю... умереть, или съесть что-нибудь острое. Не успокоюсь, пока... Я такая неопытная. У меня завязаны глаза, как говорит Павел, иногда аж страх берет... Инстинкт, мой девственный инстинкт - вот, что покажет мне путь!
На следующий день она обратилась к своему жениху, который с упоеньем всматривался в ее локоток:
- Павел... меня иногда посещают такие дикие фантазии!
- Тем лучше, моя дорогая, именно этого я от тебя и ожидал, - ответил он. - Чем бы ты была без капризов и без фантазий? Мне нравится это безрассудство чистоты!
- Но мои фантазии столь странны, Павел... право, стыдно сказать.
- У тебя, неискушенной, и не может быть других, - ответил он. - Чем более дикой и странной будет твоя фантазия, тем с большей готовностью я исполню ее, сокровище мое. Подчинясь ей, я воздам должное твоей и своей непорочности.
- Но... Понимаешь ли, это, собственно, это как-то иначе.. По крайней мере, я никак не могу этого понять. Скажи мне, тебе... тебе тоже... как и другим... приходилось когда-нибудь красть?
- За кого ты меня принимаешь, Алиция? Что означают эти слова? Неужели тебе хоть на минуту мог стать симпатичным мужчина, замешанный в подобном проступке? Я всегда старался быть достойным тебя и чистым, конечно в своем, мужском амплуа.
- Не знаю, Павел, не знаю, но скажи мне, только откровенно, очень прошу тебя, скажи мне, ты когда-нибудь, понимаешь, обманывал кого, или грыз, или ходил... полуголым, или спал когда-нибудь на каменной ограде, или может бил кого, или лизал, или может ел какую-нибудь гадость?
- Дитя мое! О чем ты говоришь? С чего ты все это взяла? Алиция, подумай... Неужели я смог бы лизать или обманывать? А мое достоинство? Ты, верно, не в себе!
- Ах, Павел, - сказала Алиция, - какой чудный день - ни одной тучки: приходится глаза прикрывать от солнца.
Так, ведя разговор, обошли они вокруг дома и оказались перед кухней, где на куче мусора валялась недогрызенная Биби кость с остатками розового мяса.
- Смотри, Павел, - кость, - сказала Алиция.
- Уйдем отсюда, - сказал Павел. - Уйдем отсюда, здесь галдеж кухонных девок и зловоние. Нет, Алиция, я просто удивляюсь, как в этой прелестной головушке могли возникнуть такие мысли.
- Подожди, подожди, Павел, побудем здесь еще - видно, Биби не обгрыз ее до конца... Павел... ах, что со мной - сама не знаю... Павел.
- Что, дорогая моя, может, тебе нехорошо? Может, жара тебя сморила, ведь так душно.
- Да нет же, совсем не это... Смотри, как глядит на нас - как будто хочет нас покусать, сожрать нас. Ты очень меня любишь?
Они встали перед костью, которую понюхал и лизнул Биби, воскрешая воспоминания.
- Люблю ли я тебя? - Да, люблю, и любовь мою можно сравнить разве что с горой.
- А я так бы хотела, Павел, чтобы ты обгрыз, то есть, чтобы мы вместе обгрызли эту кость, что на помойке. Не смотри, я покраснела, - и она прижалась к нему, - не смотри на меня сейчас.
- Кость? Что, Алиция, что? Что ты сказала?
- Павел, - вымолвила Алиция, прижимаясь к нему, - этот... камень, понимаешь, разбудил во мне какое-то особое беспокойство. Ни о чем не хочу знать, ничего не говори мне, но меня гнетет и садик, и розы, и стена, и белизна моей юбки, и, ах, кто знает, может мне хочется, чтобы моя спина была в синяках... Камень мне прошептал, прошептал моей спине, что там, за стеной, что-то есть, и я это что-то съем, обгрызу эту кость, то есть мы с тобой вместе обгрызем, Павел, ты - со мной, я - с тобой, я обязательно, обязательно - все не отступала она, - я без этого обязательно умру молодой!
Павел опешил.
- Деточка, зачем тебе кость? Ты с ума сошла! Если уж ты так хочешь, то вели подать свежую кость из бульона.
- Но мне надо именно эту, с помойки! - крикнула Алиция, топая ножкой. - И притом украдкой, скрываясь от кухарки!
Неожиданно между ними разгорелся спор, такой же жаркий и томительный, как клонящееся к закату предвечернее июльское солнце. - Но Алиция, это омерзительно, вонь такая, что просто тошнит, ведь именно здесь кухарка выливает помои! - Помои? И меня тоже мутит и тошнит, но мне так хочется отведать помоев! Верь мне, Павел, это можно обгрызть и съесть! - я чувствую, что все так делают, когда никто не видит.
Они долго препирались. - Это отвратительно! - Это темно, странно, таинственно, стыдливо и желанно! - Алиция, - наконец воскликнул Павел, протирая глаза, - ради Бога... я начинаю сомневаться. Что это? Во сне или наяву? Я не желаю ничего выведывать. Боже упаси, я не страдаю любопытством, но... может ты шутишь, смеешься надо мной, Алиция? Что произошло? Ты говоришь, камень? Неужели такое возможно, что бросят камень, и чтобы от этого... и чтобы это стало причиной какого-то нездорового аппетита к костям? Но это слишком дико, слишком какое-то нечистое, нет, я отношусь с уважением к твоим фантазиям, но это уже не девственный инстинкт, это просто высосано из пальца.
- Из пальца? - отозвалась Алиция. - Павел, а разве мои пальцы не девственны? Ведь ты сам говорил, что надо зажмуриться, бездумно и тихо, наивно и чисто, и, ах, Павел, смотри скорее, как сияет солнце, а этот червячок так сонно движется по листку, а меня так и распирает! Слушай, все делают то же самое, и только мы... только мы не знаем! Ах, тебе кажется, что никто никогда никому... а я тебе говорю, что вечерами камни свистят, градом сыплются, так, что глаз сомкнуть нельзя, а голодные полуголые люди в тени деревьев обгрызают кости и другие отбросы! Вот это и есть любовь... любовь!
- Ха! Ты сошла с ума!
- Прекрати! - крикнула она и потянула за рукав. - Пойдем, пойдем к кости!
- Ни за что! Ни за что!
И тогда с отчаяния он чуть было не ударил ее! Но в ту самую минуту они услышали за стеной что-то похожее на удар и стон. Подбежали, выглянули поверх вьющихся розочек: там, на улице, под деревом, скорчившись от боли, молодая и босая девушка согнула колено и впилась в него губами.
- Что это? - прошептал он.
Потом еще один камень прошил воздух и снова угодил ей в спину - она упала, но тут же сорвалась с места и спряталась за дерево, а откуда-то из глубины кричал мужчина:
- Я те дам! Я те еще добавлю! Увидишь! Воровка!
Воздух был нежным и знойным, в природе воцарилась тишина, одно из тех дрожащих и благоуханных исступлений...
- Видел? - шепнула Алиция.
- Что это?
- Бросают камнями в девушек... камнями бросают... лишь ради удовольствия, для наслаждения...
- Нет, нет... Не может быть...
- Но ведь ты сам видел... Идем, кость ждет, идем же к кости! Обгрызем ее вместе - хочешь? - вместе! Я с тобой, а ты со мной! Смотри: я ее уже взяла в рот. А теперь - ты! Теперь ты!