Сейчас он видел свою мать, ее усталые и добрые глаза в окладе из глубоких морщин. Он почувствовал ее огрубевшие руки. Он вспомнил, что она часто молилась и постоянно хлопотала по хозяйству. У них были и куры, и корова, но снайпер не любил этого. Отец говорил, что не его это дело, и постоянно водил его в лес, где учил заглядывать в каждую прогалину, в каждую ложбину, в каждый пустой ствол и соображать, где должна кормиться дичь, садиться на ночлег или укрываться от непогоды, где может прятаться выводок, и куда он полетит, если его спугнуть. Отец научил его стрелять. Стрелять на взлете, стрелять от плеча и от бедра, стрелять дробью или использовать только один выстрел. Подстрелить одну птицу или сотню, подстрелить на лету или на токе, в высоте или на воде – это мужская работа, настоящая, тяжелая, ей надо учиться, ее надо почувствовать. Все они разные: летают, бегают и скрываются каждый по-своему, но ощущения одинаковые, и последний трофей так же хорош, как и первый. Снайпер не любил охоту на дичь, он предпочитал крупные формы.
Снайпер родился в поселке, затерянном в лесах за Уралом. Из поселка в город вела грунтовая дорога через лес, потом через поле, мимо брошенного коровника, который окончательно разрушили местные жители и время. Он часто вспоминал и чувствовал эту дорогу, как он мальчишкой с босыми ногами бежит, бежит один вперед среди высоких деревьев по тоннелю, поднимающемуся до неба и не имеющему конца. Он, еще совсем маленький, не старше лет семи, бежит, дыхание уже сбилось, а он все бежит, бежит вперед. Вначале дорога шла по хвойному лесу, устланная перегнившими иголками, развалившимися шишками и торчащими то здесь, то там корнями корабельных сосен, цепляющих своими верхушками небесную твердь. В лесу вдоль дороги шуршал ручей. Через ручей перекинуто бревно, и, оступившись, можно было провалиться в ледяную бирюзу и увязнуть на дне в черном бронзово-болотном уснувшем иле. Холодная прозрачная вода моментально становилась иссиня-черной и сводила ногу, а потом сковывала все тело.
У снайпера было острое зрение. Он видел гораздо дальше, чем любой другой, кого он встречал. Его глаза сидели очень глубоко. Защищенные выпуклыми бровями и длинными ресницами, они были словно ценный инструмент, доставшийся ему в дар от отца, который до своей смерти не носил никаких очков. Таких необыкновенных глаз, как у отца, ему больше ни у кого не доводилось видеть. Он любил своих стариков, любил их очень сильно и любил бы их очень долго, но теперь он будет всегда один.
Тот облик, который седовласый, худой, как голая ветка, дед из похоронного бюро придал его родителям, еще не поблек в его памяти, и все остальное он помнил совершенно ясно, до плача специально приглашенных женщин. Уходя, он ни с кем не простился и ничего не взял. Он только поблагодарил за успешную работу деда-гробовщика, который гордился результатом и был явно польщен, выпил еще рюмку водки и ушел в сторону станции на пункт сбора.
Как охотника, его определили в снайперы. Для отца это была бы гордость. Предложили контракт. Он долго сомневался, скорее, боялся. Но, с другой стороны, терять было нечего, а армия – это романтика, это приключение. И вот он – солдат: бритый затылок, чеканящий шаг, грязь, пот, кровь, неподъемный боевой комплект. Никакой романтики, никаких приключений. Только работа: монотонная, тяжелая работа с риском для жизни. И так каждый день, каждую ночь. Но сейчас, когда солнце разогнало тучи, он, полусидя-полулежа, вспоминает то, что ему приятно.
Рука скользнула вниз и в сторону, нащупала винтовку. Снайпер пододвинул ее к себе, аккуратно взял ее за цевье и положил на живот. Правой рукой, как заправский пианист, пробежался пальцами по корпусу, по прицелу, провел средним пальцем по ребрам магазина, мизинцем пощекотал курок, неспешно приблизился к прикладу. Родная. Он шевельнул губами, не открывая глаз. Он вспомнил ту, которая была первая. Ни с кем уже не будет того, что было с нею. Он вспомнил ее, ее смуглые ноги, гладкий округлый живот, упругие маленькие груди, крепкие руки, которые обнимали его так, что хрустела шея, быстрый, ищущий язык, затуманенные глаза, сладкий вкус рта, спутавшиеся пыльные космы. Вначале непонятное, но вскоре желанное, чудесное, теснящее, острое, насыщенное, бесконечное… и вдруг кончилось. Он видит, как светятся ее глаза в полумраке. Она улыбается. Он смущен.
Обязательно практика. Практика на реальных целях. Каждый день. Поднимаешь прицел от живота к голове, ровное дыхание, ты спокоен и думаешь только о приятном, никаких резких движений. Каждые четыре секунды выстрел. Каждые пять секунд цель. Сколько их было? Сколько им было лет?
Винтовка – тысяча метров гарантированного успеха, чувствуя силу и спокойствие снайпера, отдавалась ему каждый раз без остатка и сомнения. С трехсот метров промахнуться нельзя. Бах! Я вижу летящую пулю и мираж, который она создает в воздухе. Пух! Куски плоти отрываются от тела, кровь. Бах! Пух! Пятьсот метров и порывистый ветер с севера, с юга, какая разница откуда. Бах! Смотрю в прицел, вижу, как виляет пуля. Пух! Куски плоти отрываются от тела, кровь. Бах! Пух!
Он помнил свою первую работу. Сделав дело, перезарядив оружие, он долго сидел под тенистыми деревьями, обычными в старых деревенских садах, дорогими сердцу, если, конечно, ты здесь родился, твои предки, и твои дети, и ты сам гулял под ними с самых малых лет, хотя чужим кажется, что здесь все не так, что здесь все не то. Он сидел, взведя курок, нервно смотрел на положительный результат своего труда, который замер в естественной позе с газетой, которую читал, сидя на крыльце некогда своего дома. В конце концов, он успокоился, и ему стало как-то противно. Его вырвало. Опытные братья по оружию предложили начать курить. Табак убивает все чувства и оживляет тело. Стало легче. Гораздо.
На этот раз безветрие. Большой темный внедорожник без номеров едет по грунтовой дороге. В салоне четыре человека. Бах! Стекло напротив места водителя окрасилось в красное. Взревел мотор, и машина остановилась. На дорогу выскочили двое мужчин в черных костюмах военного покроя и женщина с платком на голове. Мужчины при оружии. Женщина начала кричать, мужчины пытаются ее утащить в лес, в укрытие, но она вырывается, тянется к машине, как будто зовет, не хочет отпускать. Пятнадцать секунд и тишина.
– Не все сегодня попадут на ужин, – доложил наблюдатель.
Снайпер отстранился от винтовки, на секунду зажмурился. Ну, вот и все. Наблюдатель бежит глазами по дороге, откуда приехала машина, поднимается по склону.
– На час дня, на твоем уровне. Дальность семьсот метров. Внимание. Проверь, – говорит наблюдатель.
Снайпер спокоен, думает о приятном. Он не видит его, но понимает, что еще один там. Кто он? Прошло две секунды, три секунды.
– Чисто.
Прицел движется вниз.
– Уходим, – командует наблюдатель.
– Вижу движение.
Четыре секунды, пять секунд, семь, десять. Пух!
– Попал.
– Надо проверить.
Кто-то маленький осел у заднего колеса.
– Уходим.
Все кончилось. Со всеми это кончалось одинаково. Когда-то это было хорошо. А теперь нет ничего хорошего. Просто работа.
Он родился не здесь, но потом, когда все кончится, хорошо было бы прокатиться по всем этим местам и осмотреть их, хотя бы постараться взглянуть по-новому.
Людмила Комарова
Родилась и живет в Москве. По профессии инженер-энергетик.
Выпускница Высших литературных курсов при Литературном институте имени А. М. Горького. Участник коллективного сборника поэзии и прозы "Путь мастерства".
Кровожадный народ
У одной из московских станций метро стояли несколько человек среднего возраста и оживленно беседовали.
– Я свою к священнику увез, отчитывать, – взволнованно говорил мужчина в кепке.
– А я своего сразу в психушку определила, – сказала женщина в синем пальто. – А что мне еще оставалось делать?
– А я свою закопал… – произнес мужчина в военном берете и, изобразив на лице грусть, снял берет с головы.
– Да что вы!? – вскрикнула еще одна женщина в коричневой дубленке. – Как жа-лко-о…
– Где закопал-то? – проникновенно спросил еще один участник разговора у мужчины в берете, и глаза его загорелись нездоровым блеском.
– Да недалеко, прямо под крыльцом дома… Сначала думал – в реку сбросить… Но потом, вовремя опомнился… Под крыльцом-то гораздо лучше… – смаковал подробности мужчина, скручивая в руках берет.
– Это верно… Под крыльцом лучше всего, там искать не будут. Народ, стоящий возле подозрительной шайки, постепенно стал исчезать…
– Вить, а Вить, давай милицию вызовем, а? – шептала своему парню курносая девушка, стоящая неподалеку от кучки одержимых. – Какие-то жуткие типы… Особенно тот, в беретке. Наверное, маньяк. Хоть бы потише говорил, как только не боится?
– Нет, милицию вызывать опасно… Ты знаешь, какие маньяки хитрые? Они ж нас потом из-под земли достанут… Мы лучше тихо и незаметно уйдем… Нам что, больше всех надо? – прошептал девушке парень и тихонько подтолкнул ее, уводя подальше от беседующих.
– Ваши документы… – раздалось вдруг за спиной у мужчины в берете. Мужчина обернулся и увидел рядом с собой трех сотрудников милиции.
– А в чем, собственно, дело? – удивленно, с выражением младенца на лице спросил мужчина.
– Поступил сигнал… Ваши документы! – строго сказал один из работников милиции.
– Вот, возьмите… – ответил мужчина, отдавая паспорт милиционеру.
– Ну, рассказывайте… Кого вы закопали? Где? Когда?.. – продолжал милиционер, листая страницы паспорта. – Учтите, чистосердечное признание смягчает вину…