И тут с Евграфом случилось то, что некоторое время назад испытал на себе его старый знакомый – приступ болезни. Внезапно Тюрморезов ощутил страшную слабость: силы будто враз покинули его.
Мучительно захотелось скорее преодолеть это состояние. Настолько ему в нем было плохо! Никак не ожидал, что именно теперь настигнет его эта беда… Он встал из-за столика. Продавщица была за буфетной стойкой. Просьба налить еще стаканчик кофе ее не удивила…
…После этого он выпил еще пять стаканчиков, забросав всю поверхность пластикового стола обертками от жевательной резинки, фантиками от леденцов. Мысли его путались.
В какой-то момент стало не до Психа. Евграф не мог решить, куда в таком состоянии податься: домой, ко врачу… Тут его знакомый встал с курточки. Подняв ее с газона, небрежно накинул на плечи. Засунул бинокль за пояс, медленно побрел в сторону Тюрморезова.
Необходимость действовать быстро и решительно встряхнула Евграфа. На некоторое время позабыл о тяжелом состоянии. За несколько мгновений определившись, в каком направлении лучше уходить, быстро пошагал вдоль магазинчика, мимо буфета, затем по тротуару вдоль дома. Был уверен: Псих его не узнал. Скорее всего, просто не обратил на него внимания.
Обогнув дом, Евграф оказался во дворах. Двинулся через них так, чтобы выйти старому знакомому наперерез. Расчет оказался верным: на выходе из последнего двора он увидел спину Психа. Медленным прогулочным шагом тот направлялся в сторону дома, где находилась съемная комната.
Тюрморезов пошел следом, стараясь держаться поближе к деревьям и зарослям кустов. Вскоре, преследуя Психа, оказался у знакомой многоэтажки.
Старый "приятель" исчез в подъезде. Тюрморезов чувствовал: сил следить за ним дальше нет. Евграф побрел к метро.
Ужасно хотелось напиться. Но Тюрморезова охватила злость: было противно просто так сдаваться болезни. "Удержусь от крайностей во что бы то ни стало", – твердо решил он. После этой мысли зашагал энергичнее… Благополучно, никуда не свернув, добрался до метро, доехал до своей станции. Оттуда до общежития, в котором жил в комнате вместе с четырьмя водителями маршрутного такси – не больше трех минут ходьбы.
Там он не раздеваясь улегся на свою кровать и, проворочавшись на скрипучем матрасе минут двадцать, уснул крепким сном.
На следующее утро проснулся очень поздно, – около половины первого. Как и накануне, когда пришел и лег спать, в комнате, кроме него, никого не было. Он проспал чуть ли не двадцать часов. Размышляя об этом, еще сильнее убеждался: его состояние очень скверное. Надо как можно скорее идти к знакомому врачу в психоневрологический диспансер. Но Тюрморезова отчаянно тянуло в другое место. Отряхнув измятые брюки и рубашку, – с кровати на них налипли нитки и какой-то пух, – он поспешил на улицу… Там, не теряя ни минуты, – а он, отметим, не завтракал и не умывался, – Король Психов направился к метро, и – в Коломенское.
В отличие от вчерашнего дня, когда испытал упадок сил, Тюрморезов чувствовал сильное нервное возбуждение. Он быстро дошел до дома, где жил теперь старый знакомый, поднялся на этаж, подошел к двери тамбура. Приложил ухо к щели…
Изнутри не доносилось ни звука.
Тюрморезов понимал: к этому моменту Псих вполне мог покинуть квартиру. Нетерпение подхлестывало Евграфа. Он не смог заставить себя простоять на месте даже то время, которое нужно, чтобы дождаться вызванного лифта. Сбежал по лестнице на первый этаж, вышел из подъезда: решил наведаться в офисное здание, где вчера побывал старый знакомый, попытаться узнать что-нибудь там. Но по дороге он собирался осмотреть набережную…
Псих сидел на расстеленной на траве джинсовой курточке на том же месте, что и накануне. В руках – бинокль. С его помощью внимательно рассматривал мост и бежавший по нему поезд. Буфет, как и вчера, стоял рядом со входом в магазинчик. Продавщица за ним – прежняя, уже знакомая Евграфу. На этот раз Тюрморезов приобрел у нее пакетик чипсов, – это был его завтрак – "трапеза сумасшедшего" – как он тут же его назвал – и две банки пива петербургской фирмы.
Глава двадцатая
Рыдания короля психов
На газоне набережной, наблюдая за метромостом и бегущим по нему поездом, Псих, с перерывами на сон и еду, провел три дня. Все это время Тюрморезов следил за ним. Как ни странно, именно это утомительное наблюдение помогло Евграфу не провалиться окончательно в черную бездну сумасшествия. Он понимал: мрак вокруг него сгущается. И не ошибся…
Начавшись с первых, едва различимых признаков надвигавшейся ночи – угасавшего солнечного света, неба, стремительно терявшего свою голубизну и становившегося бело-серым и черным – новое состояние обернулось жутким, беспросветным мраком. Таким, при котором нет ни звезд, ни луны, ни какого-нибудь лучика света.
Тюрморезов хорошо изучил подобные свои состояния. Сколько он жил на белом свете, столько они с ним происходили. Знал: при определенных обстоятельствах "приступ" можно обмануть – не поддаться ему, самому сотворить для себя во мраке один ярко освещенный пятачок. Застыть на нем, не делая ни шага в сторону, потянуть время и дождаться рассвета, какой бы черной и бесконечной не была ночь. Именно этим способом он теперь и воспользовался. На эти дни он оставил себе в жизни только одно дело: следить за старым знакомым. Думать о чем-то другом, делать что-то иное он себе просто запретил. Больше того, он запретил себе думать, для чего он следит за Психом и отказался от всяческих мыслей о том, как он будет следить за ним завтра или послезавтра. Евграф превратился в траву, растение, произрастающее подле человека, который сидя на газоне рассматривает мост…
Псих проводил время однообразно, то устроившись на своем излюбленном месте на газоне, то болтаясь по набережной и с разных ее точек – когда через бинокль, когда невооруженным глазом – высматривая что-то в устройстве моста, в том, как поезд метро пробегает над рекой и затем устремляется в жерло тоннеля. На третий день наблюдения Тюрморезов вдруг почувствовал: у него слезятся и чешутся глаза. Он постарался не думать об этом, но ничего не получилось: левый глаз стал чесаться еще сильнее.
Тюрморезову пришлось вспомнить, что он уже несколько дней не умывался.
Он отставил в сторону свой неизменный стаканчик, в котором кофе плескалось на самом донышке, – кстати, в этот последний день его наблюдения вкус напитка, подаваемого в маленьком буфете, испортился. Торопливо двинулся к двери магазинчика…
– Что-то попало в глаз… Срочно, где здесь есть раковина с проточной водой? – выпалил Евграф и, не дожидаясь, пока стоявшая за прилавком продавщица скажет хоть слово, ринулся к подсобному помещению. Дверь в него была открыта. Виднелись упаковки с товаром.
Продавщица выкрикнула какое-то междометие, что-то вроде "эй", всплеснула руками и поторопилась вслед за Тюрморезовым.
Евграф, – в такие минуты, управляемый наитием он действовал весьма точно, – уже нашел туалет, располагавшийся по соседству с подсобкой. Успел открутить вентиль старенького крана, пустив холодную воду. Дверь за собой он предусмотрительно не закрыл. На щербатой раковине лежал кусок мыла весь в сером налете грязи. Хорошенько промыв обмылок, Тюрморезов плеснул на лицо холодной воды, затем намылил лоб, глазные впадины, щеки. Работавшие в магазине люди, – кроме продавщицы собралось еще три человека, – с изумлением смотрели на эту сцену. Евграф отфыркивался. Потом он ополоснул лицо водой и принялся вновь размыливать под струей холодной воды обмылок.
Не закончив своего туалета, не выключив воду, сильной струей бившей в маленькую раковину, Евграф швырнул в нее обмылок и разрыдался. Не произнося ни слова, он плакал, глядя куда-то мимо обступивших его людей. Он почти ничего не видел, – плотная пелена слез скрывала от него окружавший мир.
Так он стоял и рыдал примерно полминуты. Потом какой-то импульс, – что-то, что еще оставалось в его сознании незатронутым болезнью, – заставил его вздрогнуть. Он медленно двинулся обратно в маленький торговый зал. Люди расступились. Уже когда он был в проходе между прилавками, – работники магазина двигались следом, – Евграф остановился и, повернувшись к ним, по-прежнему с глазами полными слез, проговорил:
– Я хочу пить…
Он повернул голову. Случайно или нет, но его полные слез глаза были обращены к полкам, на которых стояли разнообразные спиртные напитки. Он произвел на находившихся в магазине людей такое странное впечатление, что один из мужчин тут же взял с полки бутылку дешевого пива, протянул ее плакавшему визитеру.
Евграф принял у него бутылку. Человек, – по дородному лицу и тому, как властно он держался, можно было предположить, что он – управляющий магазина, – похлопал его по спине.
Тюрморезов медленно пошел к двери. Уже на самом пороге у него случился еще один, очень сильный приступ: он зарыдал навзрыд, оперся плечом о косяк… Бутылка едва не выпала из руки.
– Наверное, у него кто-то умер… – раздался позади женский голос.
Евграф подошел к буфету. Продолжая всхлипывать, попросил у продавщицы открыватель для бутылок. Весь персонал магазина стоял в этот момент на улице рядом с дверью. Не отводя взгляда от Тюрморезова, продавщица вслепую пошарила где-то под прилавком рукой, наткнулась на открыватель, схватила его, протянула Тюрморезову. Король Психов поставил пиво на самый верх буфета. Неловко, рывком сдернул с бутылки пробку. Через открытое горлышко вылилась пена.
– Давайте… Вот вам салфеточку, – засуетилась продавщица.