- Это я мог бы спросить у вас. Помните, мы в вашем персональном аду!
- А что мне нужно сделать, чтобы пройти дальше? - спросила я растерянно.
- Ничего. Просто попробуйте представить себе место, куда надо попасть.
Я закрыла глаза ладонями и попыталась воочию вообразить первый круг ада.
Первым материализовался запах…
Послышался сдавленный вздох гнома:
- О, полуденный бес, зачем я снова вернулся сюда? Ведь это Земля, синьорина.
- Мы здесь уже были, - сказал кот.
Я открыла глаза.
- Что это на вас, моя госпожа? - вопросил гном.
- Ночная рубашка здешних обитательниц.
Мы были в психбольнице.
- Что же ожидает нас в остальных кругах? - простонал несчастный гном. - Этот ужасный запах… Такого на Земле не было в мои времена.
- Медицинский, - подсказала Ингигерда.
- Все ясно! Мы не можем идти дальше, пока вы не пройдете этот круг. Одна, вы слышите? Одна-одинешенька. Бедная, бедная моя госпожа! - И гном исчез, а с ним вместе исчезли все.
Кроме Ингигерды. Она постарела на глазах - кожа сложилась морщинами, глаза подернула пелена безумия, волосы расплелись сами собой. И теперь она глядела на меня волчьим взглядом.
- Ингигерда, - прошептала я.
- Меня зовут Анна! И это ты привела меня сюда! - взвизгнула она и кинулась на меня, норовя оцарапать лицо. - И я мучаюсь всю жизнь… Стерва!
Нянечки проснулись от крика и, разняв нас, вкатили Анне солидную дозу снотворного. Вслед настала и моя очередь.
Первый круг… Изо дня в день просыпаясь среди теней, становиться тенью. Человек наполняется тем, что его окружает. Как сосуд в сообщающейся системе. Мои соседки… По большей части эти несчастные женщины всего лишь телом присутствовали в этом мире. Тела, механически настроенные на программу самоликвидации. Те, кто сохранял рассудок, были жертвами безжалостных обстоятельств. Одну искромсал муж. Другая допилась до горячки. Третью обворовали, и ей просто негде и не на что было выжить в зиму…
Старухи, ждущие здесь конца, и юные существа со странствующими где-то душами - все они и сейчас заставляют плакать меня, особенно по ночам. Жаль мне и здешних людей в белых халатах. Молоденькая медсестра жаловалась, что ненавидит свою мать и желает ей смерти.
Труднее всего было есть. На обед нам давали красный суп и полную стальную миску гречневой каши - рассыпчатой, жирной. К хлебу прилагался толстый кусок бледно-розовой колбасы и кубик масла. Господи, эту колбасу я видеть не могу без отвращения. А тут приходилось глядеть, как ее пожирают грязные, потные, чавкающие соседи.
Нет, я совсем не была уверена, здорова ли сама. Все эти голоса и виденья - что они такое? По правде сказать, до сих пор не знаю.
Меня спасло лишь то, что я стала помогать этим бедным женщинам. Говорила с ними по душам, когда их души возвращались в тело. Стирала выпачканные простыни. Разминала их старые спины, мыла посуду, терла пол… Я как бы брала на себя немногое от их страданий и замечала в себе, а потом и в них удивительные вещи. Я улыбалась, и улыбались они. Я расчесывалась, становились и они пригожей. Я мыла лицо, и за мною тянулась очередь. Я верила, что им всем можно помочь.
…Мне выдали одежду, проводили до ворот. До последнего мгновения я в это не верила. Мне посчастливилось раздобыть здесь связку ключей. С ощущением, что эти ключи еще пригодятся, я уносила их с собой без спросу. Все семь штук, старых, даже старинных, покрытых зеленоватой патиной.
- Прощайте, - сказала я.
- До свидания, милая, до свидания, - ответила мне нянечка.
Но с улыбкой, хотя и слабой, я повторила:
- Прощайте.
Младший брат диалектической триады
Я валялась под дубом, глядя в графику черных ветвей. Василий чего-то вытренькивал на гуслях, цепляясь когтями за струны.
Юная Ингигерда спросила рыцарей:
- Вы бы хотели на своем веку сразиться, - она неопределенно махнула рукой, - с кем-нибудь таким?
Баркаял улыбнулся. Хвастун Лукоморьев сделал широкий жест:
- С кем угодно!
- Например, с каким-нибудь змеем.
- С любым из этих червяков, - величественно разрешил неугомонный.
В узловатых корнях дуба, на которые я засмотрелась, вдруг заблазнилась маленькая панель с заглавием "Змеи и отродье" и строчками:
Гидра Лернейская
Змей Горыныч (в ассортименте)
Василиск
Диплодок обыкновенный
Змий-искуситель
Меня, конечно, удивил затесавшийся в компанию диплодок, который, кажется, вовсе даже не змей. Наоборот, некоторым образом ящер. Да и Горыныч-то вроде как дракон. А смертовзорый василиск - с головой петуха? Да, безграмотный список.
Разноцветные клавиши с надписью "кликни здесь" напротив имен химерических пресмыкающихся так и манили потыкать пальцем. Примерещится же! Чтобы развеять наваждение, я ткнула наугад, надавила кнопку Змея Горыныча.
Внезапно набежали тучи, хрустально-чистый окоём затянулся пленкой и потускнел до сумерек, хотя был яркий полдень. Отвратительный скрипучий голос завыл издевательски:
Люблю грозу в тумане моря!
И волны на речке стали толкаться, как стадо синих баранов. В налетевшей буре, мне показалось, кивнул форштевнем маленький кораблик с белым парусом.
- Ну, привет! - заорал кот. - Договорились… до белого каления. Змей летит! Я милого узнаю по походке.
- Он же в коллекции, под научным наблюдением, в клетке, с надлежащим уходом? - не поверил и продолжал кобениться Лукоморьев.
- А их четыре брата было, - ласково сказал Баркаял. - Трех-, двух-, одноголовый и безголовый.
- По сколько голов, бишь, на брата? - Лукоморьев несколько сник, но все еще словоточил. - В среднем по полторы выходит, да? Ну что ж, одна, как говорится, хорошо, а…
Дальнейшие словоизвержения унёс сильный порыв ветра, в завываниях послышался свист перепончатых крыльев.
На небольшую круглую полянку грузно сел двухголовый звероящер. И немедленно принялся вычесывать что-то из-за одного из четырех ушей задней когтистой лапой, производя металлический скрежет. Та голова, которая чесалась, так скулила, что вторая всердцах рявкнула ей:
- Не ной!
- Братцы, - плакала первая голова. - Вытащите из меня занозу.
- Ах ты мой зверек! - Ингигерда кинулась к Змею. - Ну не плачь, не плачь.
- Съест! - крикнул вдогон Лукоморьев.
- Это я-то съем? - голова от обиды аж плакать перестала.
- Как же все-таки бессердечны люди, - раздраженно сказала вторая. - Ты будешь умирать у них на глазах, а они и ухом не поведут.
- Геееее, - раззявила пасть первая, - ну зачем ты мне про ухо постоянно напоминаешь!
Рыдающая голова закатила глаза; на зеленой морде отражалось подлинное героическое страдание. Вероятно, заноза была посажена не вчера и даже не позавчера.
Ингигерда между тем притянула голову к себе и внимательно осматривала пострадавшее ухо.
- Вот, вижу, - сказала она, - только я тут не справлюсь.
Мы подошли все вместе и увидели наконечник огромной стрелы, крепко засевший между чешуями. В нос мне шибанул смрад, смешанный с терпким запахом тройного одеколона.
- Ага, мы потянем, а тебе станет больно, и тогда вы на пару точно всех пожрете, - высказал общее опасение Лукоморьев.
- Я не пожру! Я в сыром виде не употребляю. Честное змеиное. - пуще прежнего взрыдала первая голова.
- А я вообще вегетарианка, - добавила вторая. - Мяса на дух не переношу.
- Ладно, попробуем.
Голова от ужаса крепко зажмурилась.
- А ну, мышка за кошку, кошка за внучку - раз, два, взяли! Еще раз - взяли!
Мы покатились на землю. В руках Баркаяла остался злополучный наконечник. Голова все еще жмурилась.
- Эй, ты… Как тебя, голова! Все ж в порядке, - робко дотронулся до нее Лукоморьев.
- Да? - голова приоткрыла один глаз, - аа… Уй-ю-юй!
- Больно, бедненький? - юная Ингигерда соболезнующе сложила ладошки на груди.
- Было. - пояснила голова.
- Кто это тебя так? - сочувственно спросил Баркаял.
- Витязь какой-то, - злобно ответила вторая. - Ходют тут всякие, честное зверьё пугают. Охотнички! Ну, ко мне царь зверей с просьбой: выручай. А я этих битв с детства не переношу.
Первая снова начала пускать зеленые сопли:
- Да! Я с детства животина смирная. А тут в окрестностях как ни объявись какой герой, - голова заговорила, должно быть, от волнения, по-малороссийски, - дак уси до мене докапуються: вбый да вбый. А шо вбый, кого вбый, якшо я таке смирнехоньке.
- Ну прям херувим, - украдкой шепнул мне Лукоморьев.
- Ладно, к делу, - сказала вторая голова, вегетарианка, которая, по всему, была поумнее. - Давайте биться, что ли. С кем тут?
- Биться? - уточнил Лукоморьев.
- Ну да. Вы ж меня для этого вызывали.
- Ошибка вышла, - сказала я, - это я нажала на кнопку. Случайно…
- Случайно? - голова-вегетарианка прищурилась на меня и довольно невежливо спросила. - А нафиг же людей отрывать? Такого переполоха наделали! Я срываюсь, лечу к ним, а они… случайно! Вот и верь им после этого.
Змей Горыныч тяжело снялся было, но первая голова заблажила:
- Нет уж, если я здесь, давайте биться.
- Ты ж миролюбивое создание? - удивился Лукоморьев.
- Я? А, да. Миролюбивое, очень. И толерантное. Чистая правда. Так давайте уже биться! - отрезала левая голова. - А то всех пожру.
- Ну вот, - расстроилась Ингигерда.
- Или это… возьму, уволоку в полон красавиц. Имейте в виду, будете вызволять. Я вас затаскаю по инстанциям! Справки будете до третьих петухов собирать.