Разве двадцать лет двести лучших умов Церкви не изучали Библию? И разве эта дата не была ими единодушно названа? Они читали между строк пророка Даниила, искали скрытые смыслы у Иоанна Богослова и установили, что именно о восточных войнах (Корейской и Вьетнамской) говорил ангел: "в продолжение времени, времен и полвремени". У Гортензии не было сомнений: это самые верные знаки. Счет шел на дни. До конца света оставалось восемь месяцев. В обрез! А ведь надо делать плакаты, писать статьи ("Простит ли Господь онанистов?"), ходить по домам, звонить в колокольчики. И о Даркусе надо подумать: он самостоятельно до холодильника дойти не может, как же он войдет в Царство Божие? Клара, в конце концов, обязана помочь; тут не до мальчиков, не до Райана Топпса, праздношатаний и подростковой смуты. Потому что Клара не обычная девочка. Она - Божие дитя, дарованное Гортензии чудесным образом. Гортензии было уже сорок восемь, когда однажды утром, в 1955 году, потроша рыбу в Монтего-Бэй, она услышала глас Господний. В сей же миг она отшвырнула марлина, вскочила в троллейбус и помчалась домой, чтобы предаться нелюбимейшему своему занятию и зачать обещанного Им ребенка. Зачем же Господь так медлил? Он хотел явить Гортензии чудо. Гортензия сама была дарованным ребенком: в разгар кингстонского землетрясения 1907 года, когда вокруг все только и делали, что умирали, в их семье случилось чудо. Гортензия так это понимала: если уж она пришла в мир во время землетрясения, когда кварталы Монтего-Бэй уходили под воду, а с гор текла огненная лава, ее слово-закон. Она любила повторять: "Труднее всего родиться. Все остальное пустяки". И поскольку Клара уже здесь и вполне может ходить по домам, участвовать в обрядах, писать речи и жить многочисленными нуждами церкви Свидетелей Иеговы, нечего ей отлынивать. Не до мальчиков теперь. Для этого ребенка работа только начинается. Подумаешь, апокалипсис наступает до дня ее двадцатилетия; по мнению Гортензии, рожденной в разгар крушения Ямайки, - это не причина для лени.
Странно, но именно по делам Господним Клара случайно столкнулась нос к носу с Райаном Топпсом - вероятно, тому виной хрестоматийная любовь Иеговы к неисповедимости. Однажды в воскресенье молодежь ламбетского Зала Царств отправилась по домам соседей, чтобы отделять овец от козлов (Матфей, 25:31–46), и Клара, не выносившая кособокие галстуки и вкрадчивые голоса молодых людей из их общины, ушла с чемоданчиком на Крайтон-роуд. В первых нескольких домах, куда она позвонила, ее встретили привычные страдальчески сморщенные лица: милые женщины очень вежливо избавлялись от нее, держась на расстоянии, чтобы, не дай бог, не подхватить религию, как заразную болезнь. Чем беднее были дома на улице, тем агрессивнее становилась реакция; из окон или из-за закрытых дверей доносились выкрики:
- Свидетели Иеговы, черт бы их подрал? Пусть катятся куда подальше!
Некоторые были изобретательнее:
- Извини, дорогуша, ты знаешь, какой сегодня день недели? Воскресенье, так? Я устал. Я всю неделю создавал сушу и океаны. Сегодня я отдыхаю.
В доме № 75 она битый час слушала четырнадцатилетнее светило физических наук по имени Колин, который, оглаживая взглядом ее юбку, пытался логическими доводами разубедить ее в существовании Бога. Потом она позвонила в дом № 87. И Райан Топпс сказал:
- Да?
Криво ухмыляясь, он стоял перед ней во всем своем великолепии - рыжая копна и черная водолазка с высоким воротом.
- Я… я…
Она отчаянно пыталась забыть, что на ней белая блузка с гофрированным воротником и шотландка до колена с поясом, гордо заявлявшим: "Господь близко".
- Тебе чего? - яростно затянувшись гаснущей сигаретой, спросил Райан. - Или чего другого?
Клара улыбнулась во все свои торчащие зубы и перешла на автопилот:
- Доброе утро, сэр. Я из местного Зала Царств. Мы, Свидетели Иеговы, ждем, когда Господь снова одарит нас своею милостью и придет к нам, как Он уже делал на короткое время - только, к сожалению, невидимо - в 1914 году от Своего Рождества. Но мы верим, что теперь уж Он нам явится. Он сойдет на Армагеддон в тройном огне ада, и в тот день спасутся немногие достойные. Хотите узнать…
- Чего?
Клара была готова разрыдаться, но не отступала:
- Хотите узнать об учении Иеговы?
- О чем?
- Об учении Господа нашего Иеговы. Ну, это как лестница. - В качестве последнего средства Клара всегда прибегала к метафоре своей матери о святых ступенях. - Вот вы идете вниз по лестнице, а у вас под ногами нет ступеньки. И я просто предупреждаю вас: берегись! Просто хочу привести вас на небеса. Не хочу, чтоб вы ноги себе переломали.
Привалившись к дверному косяку, Райан Топпс долго смотрел на нее из-под рыжей челки. Клара почувствовала, что складывается под его взглядом, как телескоп. Еще немного - и она бы наверняка исчезла вовсе.
- Могу предложить некоторые материалы… - Она неловко раскрыла свой чемоданчик, не спуская пальца с замка, но низ чемодана не придержала. Пятьдесят экземпляров "Сторожевой башни" разлетелись по ступеням.
- Сегодня все из рук валится! - Она поспешно плюхнулась за ними на землю и оцарапала левую коленку. - Ой!
- Тебя зовут Клара, - произнес Райан. - Ты из нашей школы.
- Да, - сказала Клара, от ликования забывшая о боли: он помнит ее имя! - Из Святого Иуды.
- Я в курсе, как она называется.
Клара покраснела так, как только умеют краснеть чернокожие, и уставилась в пол.
- Безнадега. Все эти святые дела, - сказал Райан, украдкой вытаскивая что-то из носа и стряхивая в цветочный горшок. - Взять хоть ИРА. Или еще кого.
Он еще раз прошелся взглядом по высоченной фигуре Клары, потратив невероятное количество времени на изучение внушительной груди и сосков, проступивших сквозь белую синтетику.
- Да ты лучше входи, - наконец сказал он и скосил глаза на ободранную коленку. - Приложим чего-нибудь.
И была тайная возня на кушетке Райана (гораздо более результативная, чем можно было ожидать от верующей христианки), и старый покерщик дьявол легко выиграл еще одну партию у Господа Бога. Были щипки, кувырки и барахтания; и не успел школьный звонок известить об окончании понедельничных занятий, как новость о Райане Топпсе и Кларе Боуден (во многом благодаря всеобщей к ним неприязни) облетела почти всю школу Святого Иуды; на здешнем лексиконе это называлось "гулять" друг с другом. Могла ли Клара грезить об этом даже в самых жарких девичьих мечтах?
Впрочем, выяснилось, что "гуляние" с Райаном сводится к трем основным пунктам (по порядку их значимости): восхищению мотороллером Райана, восхищению пластинками Райана, восхищению самим Райаном. Другим девушкам, возможно, свидания в гараже Райана, который вечно копался в моторе, без устали восхваляя его тонкую организацию, показались бы скучными, однако для Клары не было ничего упоительнее. Она быстро усвоила, что Райан патологически скуп на слова, а если о чем и говорит, то исключительно о собственной персоне: своих надеждах и страхах (все они касались мотороллера) - он был убежден, что они с мотороллером долго не проживут. По какой-то причине Райан впечатлился лозунгом конца пятидесятых: "Живи быстро, умри молодым", и хотя его мотороллер выжимал максимум тридцать пять километров в час под горку, любил мрачно попросить Клару "не слишком увлекаться", потому как он здесь ненадолго: "возьмет да и кончится с треском". Та представляла, как истекающий кровью Райан будет лежать в ее объятиях и под конец признается ей в своей бессмертной любви; воображала, как она в память о своем моде будет целый год носить черные водолазки и закажет на похоронах "Закат на мосту Ватерлоо". Необъяснимая нежность Клары к Райану не знала границ. Нежности этой не было дела, что Райан пугало и зануда с дурными привычками. В сущности, сам Райан ее тоже не волновал. Ибо Клара, что бы там ни говорила Гортензия, была обычной девчонкой; объект ее страсти являлся всего лишь приложением к собственно страсти, долгое время находившейся под запретом и теперь извергающейся, как вулкан. В последующие месяцы менялось сознание Клары, менялись ее одежда, походка, душа. Девочки по всему миру звали эти перемены Донни Осмондом, или Майклом Джексоном, или "Вау City Rollers". А Клара звала их Райаном Топпсом.