Содержание:
Часть первая. РЕПЕТИЦИЯ СМЕРТИ 1
Глава первая 1
Глава вторая 3
Глава третья 5
Глава четвертая 7
Глава пятая 9
Глава шестая 11
Глава седьмая 13
Глава восьмая 15
Часть вторая. ВСТРЕЧА 17
Глава первая 17
Глава вторая 19
Глава третья 21
Глава четвертая 23
Глава пятая 25
Глава шестая 27
Глава седьмая 29
Часть третья. РУССКИЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ 31
Глава первая 31
Глава вторая 33
Глава третья 35
Глава четвертая 37
Глава пятая 40
Глава шестая 42
Глава седьмая 44
Глава восьмая 46
Часть четвертая. СВОБОДА 48
Глава первая 48
Глава вторая 50
Глава третья 52
Глава четвертая 54
Глава пятая 57
Глава шестая 59
Глава седьмая 61
Глава восьмая 63
Примечания 68
Вы - соль земли. Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленою? Она уже ни к чему не годна, как разве выбросить ее вон на попрание людям.
Матф., V, 13.
Часть первая. РЕПЕТИЦИЯ СМЕРТИ
Глава первая
"Почему иностранец менее стремится жить у нас, чем мы в его земле?" - некогда осведомлялся достославный мыслитель и сам себе ответствовал: "Потому что он и без того уже находится за границей". Сто с лишним лет миновало, а поди ж ты, все таит в себе заграница неизъяснимую прелесть для россиян, маячит болотным огоньком в тумане, блазнится: вроде и есть она, вроде и нет ее, и проверить нет решительно никакой возможности. Но темна вода во облацех-ни с того ни с сего приоткрылась вдруг в начале семидесятых годов неширокая щелка на Запад, и хлынули в нее толпою, чуть не калеча друг друга, интеллигенты и подпольные коммерсанты, зубные техники и тайные агенты, бобруйские инженеры и ленинградские художники-модернисты. Так и Костя Розенкранц, двадцатисемилетний переводчик английской технической литературы, в один прекрасный день вошел на негнущихся ногах в пропахшее сургучом и почтовым клеем здание московского Центрального телеграфа, как бы символически увенчанное светящимся глобусом, и тайком от родных заказал разговор с Иерусалимом, где уже постигал азы иврита его школьный приятель Борька Шнейерзон. "Присылай,-выкрикнул Костя сквозь телефонные шумы, писки и поскрипывания,-присылай, и срочно, сил моих больше нет!" Месяца через три он уже выуживал из своего почтового ящика длинный конверт с прозрачным окошком и, приплясывая на лестничной клетке от возбуждения, узнал о надеждах своего родственника Хаима, не Розенкранца, правда, а Розенблатта, на то, что советское правительство со свойственной ему гуманностью позволит Косте воссоединиться с ним на земле предков.
Стоял на дворе 1973 год-смутное время! Набирался в Париже "Архипелаг ГУЛАГ", Северный Вьетнам при поддержке всего регрессивного человечества готовился к освобождению Южного, Хедрик Смит и Боб Кайзер сотрясали стуком электрических машинок весь дипломатический дом на Кутузовском проспекте, соревнуясь друг с другом в постижении варварской нации. Всю первую половину года цены на нефть стояли такие, что невозможно вспомнить без ностальгических слез. Инакомыслящих сажали на детские сроки-три, пять лет, иной раз даже без ссылки, и в чьей-то мудрой голове уже зрела идея обменять уголовника Буковского на Луиса Корвалана, несгибаемого борца за права чилийского народа. А Соединенные Штаты мучались совестью. Все громче раздавались там возгласы негодования по поводу Уотергейта, и молодые американцы, не желая вмешиваться во внутренние дела многострадального Вьетнама, бежали от воинской повинности в далекую Канаду. Между тем в орды, стремящиеся из великого Советского Союза якобы на историческую родину, удавалось затесаться и великороссам, особенно с сомнительной фамилией вроде Костиной.
И в самом начале года 1974-го, тусклым январским деньком, предпоследним на родине, сидел Розенкранц на кухне у ближайшего своего приятеля Марка Соломина, чистя по его распоряжению скверную, мелкую, всю в черных пятнах картошку. К вечеру ожидались гости на мероприятие, которое можно назвать проводами, а можно, не сильно погрешив против истины, и панихидой - поскольку, чего уж там, уезжал этот молодой человек навсегда, и коли сам не вполне это понимал по неизбежной предотъездной лихорадке, то приятели, и в первую очередь Марк, уже недели три, с самого получения визы, как-то странно на него посматривали. С одной стороны, вот он, Розенкранц, живой, в полном наличии, а с другой-вроде и нет его, ведь не увидишься больше никогда, не пожмешь руку. Впрочем, уславливалось, конечно, писать и перезваниваться, так что выходила полная неразбериха. Ну подумайте сами, что делать с отъезжающим из России-завидовать? И то сказать, в свободный мир отчаливает человек, там тебе и джинсы американские в любом магазине, и автомобили открытые по хайвэям курсируют, и помидоров зимой, говорят, навалом, даже без очереди. А посмотришь поближе-сидит такой Розенкранц с визой в кармане, но бледен, нервен, небрит, краше в гроб кладут,-волнуется, то есть и картошку порученную чистит плохо-то глазок оставит, то срежет добрый сантиметр, даром, что в свое время чуть не голодовки устраивал, на родителей-стариков орал: вы-де всю жизнь рабами прожили, а теперь и мне не даете стать человеком. С третьей же или с какой там еще стороны, изобретен умными людьми на такие случаи алкоголь, конкретно-бутылка дрянного портвейна, с каждым глотком которого Костя несколько веселел.
Между тем скрипнула входная дверь, и насторожился хозяин дома. Единственной соседки своей боялся он, как чумы.
- Кхм... Марья Федотовна, добрый вечер,-сказал он.-У меня тут сегодня, если не возражаете, друзья соберутся, товарища провожать на работу за границу... шума не будет...
Марья Федотовна, подволакивая к своему кухонному столу продуктовую сумку на колесиках, гневно молчала.
- А может, и вы с нами вдруг повеселиться захотите,-лицемерно продолжал Марк,- так милости прошу, так сказать, к нашему шалашу... Света будет, брат мой Андрей, Иван, ну, Костю вы тоже не в первый раз... Закуску вот сообразили.-Он зачем-то вынул из ящика стола увесистую баночку икры, припасенную Розенкранцем в дорогу, и помахал ею в воздухе.
Марья же Федотовна положила в свой миниатюрный холодильник кочан капусты-неплохой, кстати, кочан, верхние листья только морозом побило, а так ничего, крепкий,-пакетик с вареной колбасой и консервную банку без этикетки, завернула половинку черного в пластиковый пакет и пересыпала полкило сахару из бумажного кулька в жестяную банку с надписью "Соль". В угловом гастрономе сегодня давали говяжьи сардельки по рубль сорок, но негодяй продавец не соблюдал нормы, отпускал некоторым чуть не полными сумками, и сардельки кончились за четыре человека до Марьи Федотовны.
- А я милицию вызову, - сказала она почти весело. - Потому что с вами говорить-что горох об стенку. Превратили квартиру в дом свиданий. Пожилому, больному человеку никакой нет возможности отдохнуть после рабочего дня.
- Какая же вы пожилая?-встрял пьяненький Розенкраец.-Вы еще, можно сказать, в самом соку...
-А это не вам судить!-вскричала паскудная баба.-Не вам, молодой человек! Я старая, больная, заслуженная женщина и имею прописку! А у вашего приятеля нет на эту жилплощадь никаких прав! Опять до ночи будет шум и грязь и пьянка! Умереть не дадут спокойно!
- Это преувели...-начал было Марк, но леопардовая кроличья шуба соседки уже скрылась в темном коридоре. И слава Богу-что может быть скучнее коммунальных ссор?
- Вот от такого и приходится уезжать,-сентенциозно молвил Розенкранц,-от хамства этого, понимаешь ли, советского.
- Слышал,-отмахнулся Марк,-не оправдывайся. Только уж позволь мне повторить, дорогой,-нет в Америке молочных рек да кисельных берегов. И хамов хватает. И у всех свои проблемы.
Брезгливо посматривая на миску с картошкой, он понес ее к раковине. Судьба остающегося-и тут уж советская власть совершенно ни при чем-всегда представляется ему самому зауряднее и мельче участи отъезжающего... А картошка уже вскипала, шла серой пеной, охлаждалась за окном в авоське водка, Костя кромсал тупым ножом огромный батон "докторской".
- Вот я и хочу причаститься таких проблем,-заговорил он наконец,-как получить заем под низкие проценты, как сына в частную школу определить. Куда в отпуск отправиться-в Европу или на Багамские острова.
- В Европе и для коренных-то американцев дорого,-пожал плечами просвещенный Марк,-а у тебя в первый год, покуда вида на постоянное жительство не получишь, и вовсе не будет права выезжать за границу. "Багамские острова"! - передразнил он.
- Дурак ты.