Когда мы снова оказались во дворе, грузовика с трупами уже не было. За воротами, в тени огромного баньяна, возвышавшегося у края дороги, на высохшей колючей траве сидели какие-то люди, человек десять. Все белые, в изодранной одежде, испещренные порезами и синяками. О перевязке, похоже, никто даже не вспоминал. Когда мы подошли, они обступили нас, и в разговоре выяснилось, что каждый из них кого-то потерял: жену, мужа, ребенка, друга, но, в отличие от Дельфины и Жерома, они не видели их мертвыми и продолжали надеяться на лучшее. Первой свою историю рассказала Рут, рыжеволосая шотландка лет двадцати пяти. Она с мужем Томом снимала бунгало на пляже, они только что поженились, и это было их свадебное путешествие. Когда пришла волна, они находились на расстоянии десяти метров друг от друга. Рут подхватил бешеный поток, но ей удалось спастись, как Филиппу, и с тех пор она разыскивает Тома. Она искала его всюду: на пляже, среди развалин, в деревне, полицейском участке, потом узнала, что тела погибших свозят в больницу, и с тех пор безотлучно дежурит у ворот. Несколько раз Рут заходила на территорию больницы, наблюдала за разгрузкой и погрузкой грузовиков: одни привозили новые трупы, другие увозили тела на кремацию. Она не спала, не ела; люди из больницы советовали ей отдохнуть, обещали сообщить, если появятся новости, но она не желала уходить, она хотела быть здесь, с другими несчастными, а те не покидали этого скорбного места по той же причине, что и она. Очень скоро стало ясно: рассчитывать на хорошие новости не приходится. Но люди хотели быть здесь, когда из грузовика будут выгружать тело того или той, кого они любили. Рут находилась здесь со вчерашнего вечера и была в курсе всего происходящего. Она подтвердила, что тела европейцев незамедлительно переправляли в Матару, где было больше места и, говорят, имелась холодильная камера. Что касается тел местных жителей, то в больнице ждали, когда за ними придут родственники, но большинство семей, особенно рыбацких, жили почти у самой воды, поэтому выживших практически не было. И через день невостребованные трупы отправляли на костер. Все делалось как-то хаотически, наспех. Электричества не было, телефоны молчали, завалы на дорогах не давали проехать, и помощь извне прийти не могла, да и что это значит - извне, когда территорией бедствия стал весь остров? Беда коснулась всех без исключения; теперь те, кому повезло, ищут погибших родственников. Рут говорила это, хотя видела, что нас с Элен судьба пощадила. Мы были вместе, живы и здоровы, чисто одеты и никого не искали среди погибших. После визита в ад мы вернемся в отель, где нам подадут обед, искупаемся в бассейне и поцелуем детей с мыслью, что для нас все обошлось благополучно. Угрызения совести ни к чему хорошему не ведут, это пустая трата времени и душевных сил. Я прекрасно понимал это, однако же мучился и хотел лишь одного - чтобы все поскорее закончилось. Элен, напротив, не обращала на состояние души никакого внимания. Она делала то, что считала нужным, и ее не волновало, что кому-то ее помощь могла показаться смехотворной. Она была внимательной и конкретной, задавала вопросы, не упускала ни одной детали, которая могла оказаться полезной. Элен взяла с собой все наши наличные деньги и раздала их Рут и ее товарищам по несчастью. Она записала их имена, а также имена и приметы пропавших без вести: завтра она постарается съездить в Матару и поискать их там. Кроме того, она взяла у всех домашние телефоны, чтобы связаться с их родственниками в Европе или Америке и передать: я видела Рут, с ней все в порядке; я видела Питера, он жив и здоров. Элен предложила желающим отправиться с нами в отель: пока один-два человека будут тут дежурить, остальные смогут поесть, помыться, сходить к врачу, потом они вернутся и сменят своих товарищей. Однако никто не согласился пойти с нами.
Из всех белых, сидевших под баньяном у ворот больницы, я особенно хорошо запомнил Рут - больше всего мы разговаривали именно с ней, а потом встретились еще раз, - и полноватую, коротко стриженую англичанку среднего возраста, потерявшую свою подругу - "my girlfriend", как она говорила. Я живо представил себе пару стареющих лесбиянок, живущих в маленьком английском городке и занимающихся на досуге общественной деятельностью, их уютный, любовно обставленный дом, ежегодные поездки в дальние страны, аккуратные альбомы с фотографиями. А теперь все полетело в тартарары. Уцелевшая возвращается в пустой дом. На кухонном столе стоят кружки с их именами, только одной из них уже никто не воспользуется. Полная женщина прячет лицо в ладонях и беззвучно рыдает, понимая, что осталась одна, и ей суждено жить в одиночестве до конца своих дней.
Несколько месяцев после нашего возвращения домой Элен была одержима идеей связаться с людьми из той группы, узнать, что с ними стало, дождался ли кто-нибудь из них чуда… Но сколько ни ворошила она чемоданы, ей так и не удалось найти бумажки со своими записями, и нам пришлось проститься с мыслью узнать что-либо о судьбе тех людей. Воспоминание о получасе, проведенном с ними, я воспринимаю сегодня как отрывок из фильма ужасов: нас с Элен, чистых и хорошо одетых, окружает толпа одичавших мутантов, изъеденных проказой и радиацией. Еще вчера они были такими же, как мы, но потом с ними произошло нечто такое, что миновало нас, и теперь мы принадлежим к двум различным биологическим видам.
Вечером Филипп рассказал нам историю своей любви к Цейлону, куда он впервые приехал более двадцати лет тому назад. В те годы он работал программистом в пригороде Парижа и мечтал о дальних странах. Его коллега оказался ланкийцем, они подружились, и вскоре друг пригласил их к себе - Филиппа, его жену и Дельфину, в ту пору еще совсем маленькую девочку. Это было их первое семейное путешествие, и им понравилось абсолютно все: кишащие людьми городские улицы, свежесть гор, деревни на берегу океана, томящиеся под палящим солнцем, террасы рисовых полей, крики гекконов, крыши из желобчатой черепицы, лесные храмы, яркие рассветы и улыбки, манера есть руками рис, приправленный карри. Тогда Филипп подумал: вот она, настоящая жизнь, именно здесь мне хотелось бы жить. Однако это время еще не пришло: коллега-ланкиец уехал в Австралию, сначала они переписывались, но потом потеряли друг друга из виду, и контакт с волшебным островом прервался. Вскоре Филиппу надоело работать в пригороде. Он серьезно увлекся виноделием, а поскольку тогда компьютерщику не составляло труда устроиться на высокооплачиваемую работу там, где ему хотелось, он переехал в коммуну Сент-Эмильон. У него быстро появилась клиентура: крупные виноградари и оптовые закупочные центры - он модернизировал и обеспечивал безотказную работу их систем управления. Его супруга открыла небольшой магазин и, хотя в коммуне косо смотрели на чужаков, ее дела пошли в гору. Теперь они жили в сельской местности, в красивом доме посреди виноградников, занимались тем, что им нравилось, и хорошо зарабатывали. Перемены обоим пошли на пользу. Позже он встретил Изабель и без скандалов развелся с женой. К тому времени Дельфина подросла, стала прелестной, умной девочкой. Ей еще не исполнилось пятнадцати, когда она встретила Жерома и решила, что он будет мужчиной ее жизни. Жерому был двадцать один год, этот крепкий красивый парень происходил из семьи богатых потомственных виноторговцев. Они не допускали в свой круг людей, чьи доходы были существенно ниже принятых у них норм; но прошли годы, и когда на смену детским мечтам пришли серьезные отношения, завершившиеся помолвкой, Жером выдержал давление со стороны семьи, проявив зрелость и твердость характера: он любит Дельфину, она - его избранница, и никто не сможет повлиять на его решение. Филипп боготворил дочь и имел все основания считать, что едва ли кому-то из претендентов на ее руку удастся снискать его расположение. Но на этот раз между тестем и зятем проскочила искра взаимопонимания. Несмотря на двадцатилетнюю разницу в возрасте у них было много общего: обоим нравились марочные бордоские вина и "Роллинг Стоунз", Пьер Депрож и рыбалка, однако все затмевала Дельфина, и вскоре между мужчинами установились взаимоотношения закадычных приятелей. Молодожены поселились в деревне километрах в десяти от того места, где жили Изабель и Филипп, и обе пары стали неразлучными. По вечерам они собирались на ужин то у одних, то у других: Филипп и Жером по очереди доставали бутылки с вином и вслепую дегустировали благородный напиток, за едой болтали о всякой всячине, после десерта сидели в беседке из виноградных лоз, покуривали травку, слушали "Энджи" или "Сатисфэкшн". Они любили друг друга и были счастливы. В один из таких вечеров Филипп завел разговор о Шри-Ланке. Прошло уже восемь лет, но и он, и Дельфина хранили ностальгическую память об острове. Как-то раз осенью, сразу же после завершения сбора винограда, они ужинали в саду, пили "Шато-Магдолен" урожая 1967 года - того самого года, когда родился Жером, - и обсуждали возможность провести там отпуск всей компанией. Тогда-то Изабель подала замечательную идею: а почему бы сначала мужчинам не отправиться туда на разведку?