- Что ж, в заключение скажу: мы, мусульмане, созрели для новых побед. Войны следующего тысячелетия, начала его, будут межрелигиозные, межконтинентальные. О локальных конфликтах я не упоминаю. Участь России в планетарном смысле прискорбна. Вы знаете недавнее предсказание оптинского старца? Россия сожмётся до Московии эпохи Василия Тёмного. Вы сами определили - до скромной Республики Русь. Надеюсь, вы не воспринимаете такую футурологию как безумие?
- Ваши предсказания? Нет, я знаком с различными русофобскими теориями.
- И смиренно их принимаете?
- Совсем нет. Конечно, процесс планетарного переосмысления идёт во всём. И не случайно, что сейчас сохранилась одна сверхдержава. Думаю, она в недалеком будущем взорвётся изнутри. Сама по себе. Как это когда-то случилось с Золотой Ордой. Вполне вероятно, что в предрекаемом столкновении она будет побеждена Китаем.
- Вот, вот! - воскликнул Ордыбьев. - А Китай расползётся по всей Сибири до Ледовитого океана и тогда станет уязвимым.
- Но как бы вы, мусульмане, не были агрессивны, мир не окажется затянутым вашим зелёным поясом. Кроме того, Магомет не выше Христа! Утверждать подобное - абсурд! И дайте срок русским по-настоящему вернуться в православие.
- Вы всё-таки верите, что ещё воспрянете?
- Да, верю.
Мы подошли к Возвратной излучине и остановились, недовольные друг другом, возникшим непримиримым спором: никто ни в чём не желал уступать.
- И всё-таки, - заметил Ордыбьев жёстко, но удовлетворённо, - идейным противникам полезно вести подобные беседы.
Против бесспорного силлогизма я не возражал.
II
Возвратная излучина - так зовётся песчаная коса с огромными валунами, - отгораживает от окской стремнины тихую заводь. Во времена оные, в голицынские, англичанин Джон Возгрин превратил мелкую заводь в миниатюрный порт. Теперь высокий причал из тёсанных камней замшел, оброс волосяной тиной, а углубленное метра на три дно, тоже каменное, хранит прозрачную, спокойную воду. Ока несётся мимо, слегка завихряясь в конце излучины, где возвышается гора из мелких валунов - мышино-тёмных от вечных, ветреных брызг.
Легко было представить у швартовых чугунных столбов белокрылый парусник сиятельного князя и неказистый охранный бот с пушечкой на носу. Но в 90-е годы миниатюрный голицынский порт опустел. Летом, правда, здесь ещё бывали ватаги мальчишек, ныряя "головкой вниз" с причала, да ухватистые рыбаки на утренних и вечерних зорьках. Теперь же между поржавелыми швартовыми столбами вытянулась свежеструганная скамья, и Ордыбьев, едва заметным кивком головы, приказал Челубею, о существовании которого я и позабыл, присесть и ждать. Меня же увлёк на песчаную косу по замысловато петляющей тропе, выложенной чугунными плитами - тоже старинными, поржавелыми, к двум розовым гранитам с выдолбленными углублениями, в которые были вставлены теплые сидения.
Мы оказались как бы внизу, на уровне червонной ряби, и было крайне непривычно взглядывать на круто поднимающееся к ало-пепельным облакам Княжеское взгорье и на сухую, пустынную плоскость противоположного берега, ограниченную в дали ребристой чернотой леса, из-за которого сиятельно, мощно вырывалось нежно-золотистое свечение. Здесь ощущался леденящий холодок стремительного окского потока и невольно в мыслях возникали сравнения с быстро пролётным Временем, а необъятный купол небес причащал к Вечности.
- Присядем, - предложил Ордыбьев. - Каменные кресла, надеюсь, не ознобят нас. Через двадцать минут, - добавил в печальной задумчивости, - наступит мрак. Да, непроницаемый мрак. Правда, при яркой луне здесь призрачно. Поверьте, иногда кажется, что звезды опускаются на воду, и будто бы не отсветом, а самой сущностью. Предполагаю, - продолжал он в той же печальной тональности, но я почувствовал - обидчиво, - как вы меня воспринимаете. Мол, мафиози, разбогатевший на ограблении народа. А ведь это тот же отсвет, но не сущность. Поверьте, мной движут совершенно иные мотивы. Вот вы, наверняка, думаете: мол, графа ему, как Семёну, мало, в ханы рвётся. А я не рвусь, я им родился, и знал об этом с детства. Тогда ещё, когда за это могли не то что наказать, а ликвидировать.
- И кто же вам об этом поведал? Отец? Мать?
- Нет, дед. Отец у меня был очень советским. Мужественный человек, военный лётчик, истребитель… Вы знаете такую песенку, грустную, конечно?
Он тихо запел:
То взлёт, то посадка,
То снег, то дожди,
Сырая палатка
И писем не жди.
Идет молчаливо
В распадок рассвет.
Уходишь: "Счастливо!"
Приходишь: "Привет!"
- Отца я не помню, - говорил Ордыбьев так же тихо, как и пел, но в безветренной тишине заката можно было и шептать - всё равно далеко слышалось. - Впрочем, не помню и мать. Она вскоре вышла замуж за другого лётчика. Ко мне, то есть моему деду по отцу, у которого я жил, не приехала. Она тоже прожила недолго, утонула в Дону, у Азова. Попала, купаясь, в сомовую яму, а плавать не умела. Только годы спустя, когда я подрос, мне сказал об этом дед.
Я жил с дедом и бабкой в Нижнем Новгороде, в бывшем городе Горьком. Чем занимался мой дед, было непонятно, но жили мы в полном достатке. Раз в неделю, часа на два, дед посещал ту или иную баню, где ему устраивали богатое чаепитие. Не то ревизовал, не то дань собирал, - усмехнулся он. - Иногда брал и меня с собой. Я замечал, как перед дедом лебезят, кланяются, целуют руки. Меня это возмущало. Дед добродушно, но хитро посмеивался и хранил тайну…
Именно там, на песчаной окской косе, сидя в удобном ложе розового валуна, Ордыбьев повёл свой исповедальный монолог, который, честно скажу, вызвал у меня шок, - шокирует и до сих пор! Более того, пугает. Исповедь - не спор, не острые разногласия по политическим или историософским проблемам, а истинная правда.
- В тринадцать лет, - рассказывал Ордыбьев, - дед повёз меня в село Ордыбьево. Нас там поджидала большая толпа во главе с муллой. Когда мы вышли из машины, все упали на колени, благодаря Аллаха и кланяясь до земли. И на коленях поползли к нам, чтобы ухватить для поцелуя руку или припасть щекой к ногам. Я был в ужасе, но именно там и тогда я узнал, что являюсь потомком ханского рода.
Все в тот день молили Аллаха, чтобы он помог восстановить мечеть в Ордыбьеве. Дед указал на меня и сказал: "Это сделает он, ваш будущий повелитель".
После той летней поездки в Ордыбьево каждый день до конца школьных каникул дед напевно излагал мне предания нашего рода, а потом повел в таинственный дом, где мне показали большую рукописную книгу в потертом кожаном переплёте с серебряными застёжками, написанную по-арабски. Вскоре дряхлый мулла принялся обучать меня арабскому языку. С тех пор я живу двойной жизнью. То, что знаю я, мало кто знает. То, что могу я, могут единицы.
В школе и в институте я был среди первых, но, как меня учили, до срока не самым первым. Вся моя юность прошла среди стариков. Они преданно любили меня и открывали многие тайны. Они же определили мою жизненную стезю: пребывание во власти. Они же поставили сверхзадачу: возрождение ислама. Между прочим, мечеть в Ордыбьеве была восстановлена ещё в мои райкомовские годы. Они же объявили, что главная цель для меня будет открыта позже, когда наступят иные сроки. Они наступили после крушения СССР.
Он помолчал; и я, завороженный его признаниями, не проронил ни слова.
- Вы спрашивали меня: знал ли я о грядущей катастрофе? - Ордыбьев снисходительно усмехнулся. - Как вы теперь думаете?
- Думаю, что предполагали, а потому подталкивали события.
- Пусть будет так. Но почему вы не захотели сказать: готовили их?
- Это слишком ответственное утверждение, которое требует доказательств. Кроме того, я сомневаюсь в этом.
- Правильно. Готовили их другие: иудеи! Иначе, откуда взялась эта хорошо спаянная команда "демократов"? Безусловно, молодую элиту заранее воспитывали…
- Как и вас?
- Вероятно… Вероятно, как и меня, - подтвердил он. - Хотя у нас и совпадали цели, но они пришли разрушать, чтобы бешено нажиться, как в семнадцатом, а мы будем завоевывать и строить. Воссоздавать наше исконное.
- И что же ваше исконное? - спросил я чуть иронично, подчеркнув слово "исконное".
- Моя главная цель - воссоздать на развалинах России Касимовское царство. Если хотите - ханство. Но лучше утвердить халифат. Я убежден, что власть в будущем - это симбиоз вождя и муллы, - твердо, серьёзно и горделиво произнёс Ордыбьев. - Вас это шокирует?
- Да, безусловно… Впрочем, я уже читал в газетах призывы к созданию Казанского халифата. - Мне сделалось нервически смешно, и я ничего не мог с собой поделать. - Так почему же, - и нервический смешок прорвался между слов, - не воссоздать сразу Золотую Орду?
- А вы зря смеетесь, - остудно заметил Ордыбьев. - Наверное, не с тем названием, но по сути - почему бы и нет? Кстати, такая сверхзадача уже бродит в умах, и я не вижу в этом невозможного. Аллаху это угодно!
- Да бросьте вы! - воскликнул я, теряя самообладание. - Кто может в такое поверить? Это - галлюцинации! Извините, но похоже на болезнь рассудка. Или сильное переутомление. Такое просто немыслимо!
- Однако скажите мне, - жестко и холодно отвечал Ордыбьев, - кто верил ещё в ноябре - да, да, в ноябре - девяносто первого года, что в декабре Советского Союза не станет? Кто, скажите?! Кто был такой разумный? Вы были?
- Нет… Пожалуй, нет.