II
Летом при встречах с Ларой мы бывало подолгу и уединённо беседовали: моё тайное знание являлось причиной её особого доверия ко мне. Правда, о трагедии подруги она высказывалась скупо: "ей лучше", "кажется, у них всё налаживается", "время, пожалуй, вылечит"… Сама она сильно переменилась. До этой печальной истории обычно жизнерадостная, кокетливо-непринуждённая, много смеющаяся, а тут постоянно в заторможенной задумчивости, ко всему относящаяся сдержанно, порой скептически, и выглядела она подчёркнуто строгой, как классная дама. Не знаю, как Счастливову, но мне такая Лара нравилась больше, а ловеласские поползновения поэта меня по-настоящему раздражали. Хотелось сказать ему: "Слава, угомонись! Возвращайся к своим поэтесскам и юным журналисткам". Но сдерживался.
Как-то при очередном уединённом разговоре об эпатажном постмодернизме, о продажной политике и о многом другом непривлекательном в современной жизни я спросил Лару: а знает ли Вячеслав об этой печальной истории? "Ну что вы! - воскликнула она. - Он болтлив и ненадёжен. Уже два раза срывал занятия поэтического клуба. А ведь это его затея! И, вообще: он лёгонький и коварный", - отчего-то обидчиво, совсем не по-доброму заключила Лара.
Я с ней не согласился, заметив, что Вячеслав тянет почти неподъёмный груз, издавая "Звонницу", и его упорство меня восхищает. Она сердито настаивала: "Он тщеславится во всём преуспеть. Абсолютно во всём! Только у него ничего не получится". - "Почему?" - "Характера не хватит. И ещё честности!"
В том же разговоре, между прочим, Лара посетовала на себя, признавшись, что грешна перед Ольгой, втайне завидуя той - её благополучному замужеству, её супружескому счастью. Даже не то, чтобы завидуя, поправилась она, а мечтая о том же…
Лара поясняла:
"Зависть - гадкое чувство и, в общем-то, совершенно мне не свойственное… Но, по правде говоря, я действительно часто мечтала - именно мечтала! - чтобы и у меня было так, как у неё… Мне очень нравилось, как внимателен, нежно заботлив её муж к ней, и как она преданно его любит… Мне тоже хотелось такой любви, семейного счастья… У них я всегда душой отдыхала… До того жуткого случая…
Было бы логичнее, если бы те подонки надругались надо мной. Да! Да! - воскликнула она. - Хоть я и ненавижу этих скотов, но закономернее… Я бы им не простила! Я бы, не задумываясь, пошла на эшафот бесконечного стыда… Но и они бы были прикованы к позорному столбу! Получили бы всё, что положено. Никакие бы деньги не помогли! Но Оля… Оля - она такая ранимая, такая незащищённая… И такая наивная, так любит своего мужа, так боится за своих детей… Нет, Ольга не способна идти на Голгофу… Да и крест стыда ей не под силу…
А я бы смогла! - восклицала Лара. - Смогла бы! Но сейчас тоска гложет, печаль сосёт - жить не хочется! Конечно, лучшие гибнут - древняя истина. Но ведь и счастье человеческое, как его не оберегай, очень хрупкое! Вот Оля поторопилась спасти мужа, а чем это обернулось?! Трагедией, из которой выхода нет… Страшно вслух произнести… Тоска! Тоска! Лучше бы со мной!.."
Этот монолог Лары - её искренность, желание к самопожертвованию - поразили меня, и я понял, что высказывание о лёгоньком, коварном поэте выстрадано и, в общем-то, справедливо. "Бастион" Счастливову был неподвластен. Что ж, Лара пребывала в том серьёзном и решительном возрасте, в бальзаковском, который, кстати, мне больше всего мил.
III
Печальную историю с Лариной подругой, хотя она её называла Ольгой, я почему-то никак не связывал с Базлыковым. Не знаю, почему? Даже сегодняшним ранним утром, встретив его на бензозаправке концерна "ОРД", увидев его скупые, горькие слёзы, услышав, что его жена, а он назвал её Олей, сходит с ума; нет, я и мельком не подумал, не связал воедино Ларин отчаянный монолог и его угнетённое состояние. И только теперь, общаясь с Ордыбьевым, обратив внимание, как старательно он избегает упоминания имени Базлыкова, меня, будто молнией, озарило: да ведь трагедию пережил и до сих пор переживает именно Николай Рустемович и именно его жена - чистая, светлая, преданная ему Оля, безусловно, немало наслышанная обо мне, отчего и хотела встретиться… да, да, она - несчастная, осквернённая Оля - испытала это гнусное глумление, мерзкое, жестокое надругательство над всем тем святым, что дарит женщине смысл жизни и счастье любви. А неизвестными злодеями, как нетрудно догадаться, была всё та же пакостная троица, - "сиятельный" мерзавец Чесенков-Силкин, отчего-то люто возненавидящий бывшего комбата Базлыкова, и его вечно пьяные холуи, тупые отморозки - Родька с Ромкой.
Мне нестерпимо захотелось напомнить Ордыбьеву об униженном, раздавленном им антикваре Базлыкове. Однако предосторожность останавливала: открытие этой тайны непременно вызовет в нём озлобление, возможно, даже и ярость, и тогда всё сразу сделается непредсказуемым. Убеждал-оправдывал себя: мол, пока не время, не наступили сроки… Ах, это трусливо-отступническое "пока", "сроки"! А когда они наступят?! И наступят ли вообще?! Но твёрдо знал, что самоубийственно разоблачать перед Ордыбьевым его приближённых подручных. Особенно вездесущего Силкина.
И тут вдруг понял со всей ясностью, насколько властная и могущественная фигура сам Ордыбьев. В его новом качестве, - нет, не крёстного отца криминальной группировки, обзываемого то Господином, то Хозяином, то Сувереном, а владетеля, богатея - олигарха! Он ныне - новое явление российской действительности, утвердившиеся и узаконенное, - президент крупного холдинга, с кратким, но увесистым названием "ОРД". На своём суверенном полотнище, наверняка бледно-зелёного цвета ему следовало бы изобразить, как представлялось мне, чёрного паука на фоне золотой клетчатки - его личный символ! Ох, как круто, как прочно плетёт он свою властную паутину!
В его холдинге, по старинке именуемом концерном, сосредоточены самые различные сферы и формы быстрого профита, то есть дохода: спиртзавод и ликёро-водочный, автозаправка, транспорт и недвижимость, земля ("охотничье хозяйство"!) и сеть непривычных магазинов с жёсткой кредитной системой, улавливающей обывателей, как липкая паутина: "Твой дом", "Твой гараж", "Твоё застолье" и ещё любезный его сердцу фирменный "Суверен" с его личной водкой того же названия, разместившийся в бывшей лавке древностей. Мне сдаётся, в этом притаённый, смысл: водка вместо культуры, вместо истории, как самый верный способ расчеловечевания…
Ордыбьев - всесильный олигарх. Не думайте, что олигархи действуют только в Москве, Петербурге, городах-миллионщиках, нет, - они уже утвердились повсюду! Пусть пока Ордыбьев олигарх районного масштаба, но его алчные и властные устремления значительно шире: ему уже сейчас узки границы Городецкого района и очень скоро - не сомневайтесь! - он захватит полностью некогда знаменитое в Приочье Касимовское царство.