- Три против Уайли!
На ринг вышел радиокомментатор и объявил имена борцов.
Имя Тинна было встречено свистом и криками: "Спасайся, Тед, Сэндоу идет!" - а имя его низкорослого противника - шумными приветствиями. Тинн пригрозил кулаком и зарычал. Уайли поднялся и вежливо раскланялся.
Удар гонга. Уайли пошел на Тинна и ловко схватил его в ножницы. Тинн вывертывался, гримасничал, молотил ногами и тащил своего противника к краю ринга. Толпа неистовствовала.
- Тинн опять жульничает! - крикнул Паркер.
- Ну, не думаю, - ответил его сосед, снова вспомнив о чеке. - Говорят, Уайли здорово работает ногами.
Все репортеры застучали на машинках или застрочили в длинных блокнотах, а Паркер все сидел, сложив руки, и размышлял.
Так вот в чем главный трюк сегодня. Англичанин здорово работает ногами. А бедняге Тинну приходится спешно уползать с ринга, хотя он во много раз сильнее своего противника. У англичанина действительно здорово получается захват ног. Но у него не хватит силенок одолеть Тинна.
Вновь и вновь Тинн сползал с ринга, избегая захватов ноги. До конца раунда осталось всего несколько секунд. Тинн вернулся на ринг под возмущенные крики и свистки. Уайли схватил его и бросил на мат. В мгновение ока Тинн снова очутился в ножницах. Судья, лежа на животе рядом с ним, начал считать:
- Раз! Два! Три!
Толпа была вне себя от восторга: ненавистного Тинна проучили.
Паркер с отвращением покачал головой. Он прекрасно разбирался в этом виде спорта. Каков бы ни был Тинн, он был могучим и напористым борцом. Ему недоставало мастерства, но он был силен как бык. Клайв Паркер отлично знал, что Тинну ничего не стоило вывернуться из этой тщедушной хватки и ответить одним из своих сокрушительных приемов. "Сущий балаган, - подумал Паркер. - И Тинн отлично играет свою роль".
Ставки на Тинна упали. Теперь игроки ставили на обоих борцов поровну. Вот когда можно поживиться! Паркер заметил, что Джон Уэст, сидевший в первом ряду напротив, поставил на Тинна пятьдесят фунтов. Ненасытный паук! Все ясно.
- Ставлю пять фунтов на Тинна, - кричал Паркер репортерам, но никто не отозвался. Нет уж, все это им слишком хорошо знакомо. Довольно с них и того, что приходится всерьез писать об этом фарсе. Не проигрывать же еще и деньги.
Борцы вышли на ринг для второй схватки. Толпа опять вскочила на ноги и воплями приветствовала Уайли. Клайв Паркер сидел, подперев голову руками. "Тинн, наверно, скоро сквитается с англичанином, - размышлял он, - протянет еще несколько раундов и положит конец этой комедии".
А радиокомментатор надрывался: "Уайли взял Тинна на ключ. Он не может вырваться! Ему приходится туго. Он корчится и вывертывается. Но он не может вырваться. Он не может вырваться!"
По всему штату люди слушали передачу и волновались: "Вырвется или нет?" Как и большинство присутствующих на стадионе, они были убеждены, что Тинну действительно приходится туго.
"Этот ловкий маленький англичанин здорово всыпал сегодня чемпиону, - продолжал комментатор. - Тинн тащит его к канату. Зрители возмущены. Тинн снова пытается выбраться с ринга. Он не может выбраться. Он пытается сбросить Уайли с ринга. Он не может выбраться. Но вот он выбрался. Он сбросил Уайли с ринга, они падают на стол прессы!"
Клайв Паркер поднял голову и увидел, что на стол перед ним рухнули два тела. В следующее мгновение к нему вплотную придвинулось грязное, потное лицо Тинна. Губы Тинна зашевелились, он сказал свистящим шепотом: "Получай, выродок!" И могучий кулак Теда Тинна обрушился на лицо Клайва Паркера.
Негодующие крики не умолкали. Уайли стоял на столе прессы, взывая к судье, а тот, перегнувшись через канат, уговаривал борцов вернуться на ринг.
У Клайва Паркера из глаз посыпались искры, все завертелось перед ним и погрузилось в темноту. Но он еще чувствовал, как его стащили на пол и на него навалилось что-то тяжелое. Служители, которые обычно сразу же решительно вмешиваются во всякую потасовку, сейчас почему-то мешкали. Тинн всей своей тяжестью придавил бесчувственное тело Клайва Паркера и бил его головой об пол.
Джон Уэст сидел с непроницаемым видом. Все это произошло в одно мгновение. Репортеры и служители столпились вокруг Тинна, когда он поднимался обратно на ринг. А внизу лежало распростертое тело Клайва Паркера. Его лицо было смертельно бледно, и из угла рта стекала струйка крови.
* * *
В дверь тихо постучали, и послышался голос миссис Моран: "Мэри, ты проснулась?" Мэри Уэст с трудом открыла глаза, словно они были засыпаны песком. Она огляделась вокруг, облизывая губы и морщась от горечи во рту. В голове стоял туман. Неяркое осеннее солнце было уже высоко. Она потянулась за часами на туалетном столике. Часы остановились. Наверное, уже очень поздно.
- Ты проснулась, Мэри? - услышала она снова голос миссис Моран.
- Да, бабушка, - сказала она устало, - заходи.
Миссис Моран вошла с подносом в руках и поставила его на туалетный столик. Мэри приподнялась, зевнула и, морщась, запустила пальцы в рыжие кудри. Миссис Моран взяла с подноса стакан, бросила туда щепотку соды и лимонной кислоты и подала внучке зашипевшее питье.
- На выпей. Легче станет. Я уж вижу, тебе это нужно. И надень что-нибудь, чего ты сидишь в одной рубашке.
Мэри выпила воду, набросила на плечи пижаму и устало откинулась на подушку.
- Голова раскалывается, - простонала она.
- Не могу сказать, чтобы я сочувствовала тебе, но все же там на подносе вода и таблетки. Прими.
- Спасибо.
Пока Мэри глотала таблетки, миссис Моран распахнула окно, ворча, что в комнате пахнет, как в кабаке. Потом она села на стул у кровати. Волосы ее были совершенно белы, лицо покрыто мельчайшей сетью морщин, плечи ссутулились, а пальцы распухли в суставах. Но она все еще сохраняла былую живость и энергию.
Мэри взяла чашку горячего чая и ломтик поджаренного хлеба и нехотя стала жевать.
- Который час? - спросила она, подавляя зевок.
- Первый, но тебе лучше не спускаться вниз к завтраку. Ты похожа на ведьму. Мама собирается поговорить с тобой по душам. Мы слышали, как ты пришла вчера вечером, вернее - сегодня утром. Мама очень недовольна тобой, и она права.
- Знаю, что права. Но я не могу больше разговаривать с мамой по душам. Уж во всяком случае не сегодня.
- Я сказала маме, что сама поговорю с тобой. И ты, милая моя, изволь меня выслушать. Как по-твоему, чем это кончится?
- Ничего со мной не случится. Да и не все ли равно, бабушка? - рассеянно ответила Мэри, прихлебывая чай.
- Все равно или не все равно, а я тебе советую: поостерегись. А то узнает отец, как ты себя ведешь. Хорошо, что у него крепкий сон, а то опять начал бы палить из револьвера.
- Меня не интересует, что папа скажет. О нем я меньше всего думаю.
- Бог с тобой, девочка. Как ты можешь так говорить!
- Может быть, потому, что я дочь своего отца. Да и ему до меня дела нет, лишь бы я красовалась на балах и приемах, чтобы он мог говорить: "Хороша у меня дочка?" Если бы ты знала, бабушка, до чего мне надоело быть каким-то паразитом. Я не так уж глупа, а мне не позволяют ничего делать. Почему я не могу поступить на работу? Да разве отец когда-нибудь позволит!
- Верно, не позволит. Но ты должна взять себя в руки, Мэри. У тебя есть все, о чем только мечтает большинство молодых девушек: деньги, родной дом, досуг, наряды…
- Это не все, бабушка.
- Я это знаю не хуже тебя. Но надо помнить о будущей жизни, Мэри. Все мы рано или поздно должны предстать перед лицом создателя.
Мэри искоса посмотрела на старушку.
- Скажи мне, Мэри, давно ты не была на исповеди?
- Давно, бабушка, даже и не помню когда, - ответила Мэри, грызя поджаренный хлеб с джемом.
- Уж, наверно, второй год пошел, а церковь требует, чтобы мы приобщались святых тайн по крайней мере раз в год. И к обедне ты ходишь только тогда, когда уж никак нельзя отвертеться. Видит бог, я не ханжа какая-нибудь и не святоша, но ты действительно должна взять себя в руки, девочка. - Она погладила Мэри по плечу. - Гуляй, веселись, но не забывай о религии. Она поможет тебе переносить невзгоды в этом мире.
- Может быть, это и верно, бабушка. Но ты ведь уже старая. Ты еще будешь долго-долго жить, но ты уже думаешь о будущей жизни. А когда молода, о религии как-то не вспоминаешь. Я по крайней мере не вспоминаю.
- Но ты же веруешь…
- Не знаю, во что я верую, бабушка. Жизнь такая пустая и бессмысленная. Когда-то я верила всему, чему учит нас церковь. А теперь - не знаю. Исповедь пугает меня. А все остальное… не знаю.
- Исповедь пугает тебя потому, что ты давно не исповедовалась. Вот в чем вся беда.
- Довольно на сегодня, бабушка. Голова у меня совсем не работает.
- Я говорю для твоей же пользы, сударыня. И вот еще что: вчера вечером у отца был архиепископ. Когда он уходил, мама отвела его в сторону. Я не расслышала, о чем они говорили, но думаю, что о тебе. Мама очень расстроилась.
- Ну еще бы! Как же без архиепископа! Мама на меньшее не согласится!
Миссис Моран невольно улыбнулась.
- Если мама думает, что я собираюсь обсуждать свои личные дела с архиепископом, то она ошибается. Он славный старик, но…
- Меня беспокоит, Мэри, что архиепископ Мэлон может заговорить об этом с твоим отцом. Ты же знаешь, какие они друзья.
- Ну что же, помешать я им не могу, пускай разговаривают, - сказала Мэри с напускным безразличием, но в глубине души она очень боялась столкновения с отцом.
Миссис Моран поднялась и взяла внучку за руку. - Мэри, - горячо сказала она, - если отец будет говорить с тобой, не перечь ему. Ради всего святого, не перечь.