Но слишком много пустых, не вылившихся ни во что разговоров было позади. И слишком много шуток выкидывала судьба, когда начинал преждевременно раздавать автографы. И я сдержался. Только немножко стал выше ростом.
Клип, о котором шла речь, появился на экране несколько дней назад и сразу привлек внимание. Никто из нас - ни Наташа, ни я, ни Маруся - не ожидал, что его увидит вся Турция.
Нас направило крохотное рекламное агентство. Заплатило три копейки - по копейке каждому - и пообещало, что работа займет полчаса. А закинули куда-то под Гель-Гью, продержали до ночи и настаивали, чтобы мы в родной одежде купались в османской грязи Зурбагана, распевая задорную песню Эмель…
По этой причине весь божий день мы вели себя, как будто каждый накануне получил статуэтку Оскара. А Маруся, так даже две. Мы без конца объявляли перекуры, требовали горячий кофе в постель, журили режиссера за "кровожадность" и подсказывали оператору, каким глазом смотреть в объектив. Словом, давали понять, что в России тоже кое-чему учат, а нас троих давно пора знать в лицо…
- Снимаем телевизионный сериал, - сообщила девушка в трубке. - Каждую неделю по серии. Нужна романтическая история любви.
- Правильно сделали, что позвонили, - похвалил я. - Это наш материал.
- Когда мы вас увидим?
- Одну минутку, загляну в расписание на ближайшие полгода…
Шумно зашуршал подвернувшимся журналом.
- Увы, три недели расписаны по минутам.
- Да? - девушка расстроилась.
- Но если прямо сейчас, то, пожалуй… Где вы находитесь?
- А можно завтра в одиннадцать?
- Хорошо, в десять! Только Наталья завтра не сможет.
- Это ничего, - сказала девушка. - Приходите. И возьмите ее фотографии. Познакомитесь с режиссером.
16
Экран монитора был похож на прицел снайпера, увеличенный в несколько раз. Наташа должна была войти точно в перекрестье. Пройти на камеру, фальшиво улыбаясь и произнося фальшивый текст.
Самоубийство с улыбкой.
- Тебе здесь не место, если хочешь быть ни на кого не похож, - мысленно беседовал я с самим собой, стоя за монитором. - Если герой. Если тебя получили не из пробирки, а соскребли с брусчатки, где промаршировала армия Наполеона Бонапарта, и следом - боевые колонны девчонок с Тверской. Если мечтаешь однажды сыграть Гамлета, или, хотя бы, тень отца Гамлета… Не вздумай сниматься в рекламе!!!
- А как же деньги?
- Деньги?! Ну, тогда, конечно, можно…
Наташа была неузнаваема. Ей так замазали лицо, что оно стало белым, как у китайской куклы. Я боялся, что тон посыплется, как штукатурка…
Наташа выходила на крупный план, произносила текст и бросала влюбленный взгляд на стиральную машину, как будто там на самом деле в люльке спал ее собственный младенец. Или я.
После съемок решили отметить предложение киностудии "Альфа-фильм". Сели в автобус, доехали до Бещикташа. Вышли к Босфору.
- Босфор - как Эйфелева башня для Парижа, или как гора Фудзияма для япошек, - шутливо заявил я. - Или как твои желтые глаза. Ужасно хорошо, что здесь есть Босфор. Даже не знаю, что бы мы без него делали.
- Ты бы все равно что-нибудь придумал, - засмеялась Наташа. - Что-нибудь, отчего нам обоим хотелось жить, как сейчас…
За спиной возвышался президентский отель Палас, всем видом давая понять, что останавливающиеся в нем президенты - исключительно великие люди и пребывают здесь с исключительными целями.
Огромные окна были темны. Исключительных дел не было. Президенты спали. Или разъехались…
Зашли в бар Мимоза. Никогда не бывали здесь, хотя часто проходили мимо. Заказали кофе и коньяк.
- На месте ли хозяин, - спросил я официанта после первой рюмки. - Надо поговорить.
Хозяин был невысок, коренаст и немолод. Темные глаза смотрели дружелюбно, правда, исподлобья. "Видимо, долго занимался борьбой, - автоматически отметил я и тут же подумал, - Почему именно борьбой? С таким же успехом он может в течение двадцати лет читать в очках и одновременно поверх очков смотреть телевизор… Или лбом колоть орехи, когда требуется произвести эффект… Или он страстный поклонник Джека Николсона…"
Омер - так его звали - пригласил сесть и предложил сигару.
- Мне очень нравится ваш бар, Омер-бей, - сказал я, свирепо раскуривая сигару. - Каждый раз, когда прихожу в Мимозу, ловлю себя на мысли, что так бы и остался здесь навсегда. Кто занимается таким баром, скорее всего, очень счастливый человек.
Очертил причину визита.
- Раньше работали барменом? - спросил Омер-бей, достал из кармана пиджака маленькую пилку и принялся обрабатывать и без того ухоженные ногти.
Я чуть не взвыл от восторга!
Если бы он положил на стол калькулятор или гроссбух со списками персонала, я бы развернулся и ушел. Хозяин процветающего увеселительного заведения, можно сказать, отец округи, только так и должен отвечать просящему работу бедолаге - с пилочкой в руках!
Захотелось подыграть. Рассказать о своих десяти голодных дочках и неделю не встающей с кройки туберкулезнице-жене. О снесенной ураганом крыше дома. О жестоких притеснениях со стороны армянской общины… А под конец разрыдаться, броситься Омер-бею в ноги и облобызать его ботинки!
Сдержался.
Еще ждал, что меня вот-вот назовут сынком. Что-нибудь типа "Знаешь, сынок…" или "Послушай, сынок…". Было бы здорово, честное слово! Тогда я бы просто влюбился в Омер-бея, а то и взял его фамилию. Но здесь он, к счастью, не дотянул…
- Барменом? Конечно!
- Я возьму вас, для начала, помощником бармена, - сказал Омер-бей, продолжая ритуально ковыряться с ногтями. - Не знаю, правда, подойдут ли наши условия. Сезон лишь начался, и публика ходит плохо.
- Согласен на любые…
Несколько раз до этого пытался устроиться в бар, но меня не брали. Барменов в городе, если построить в ряд, можно было рассчитать на "первый - сто миллионный". А если посадить друг на друга верхом, половина из них уже смешивала бы коктейли на Марсе…
Мимоза был диско-бар. В прошлом кинотеатр.
Вдоль стен стояли диваны и невысокие прозрачные столы, придуманные, видимо, чтобы женщины не распускали руки…
Там, где раньше был экран, разместился диджейский пульт, похожий на пулеметную будку. Рядом еще два бара.
- Работать будете по выходным, два раза в неделю, с одиннадцати до пяти ночи, - сказал Омер-бей. - Плата в воскресенье. Приступайте в пятницу.
- Значит, теперь мне часто придется спать одной? - разочарованно сказала Наташа, когда я вернулся в зал.
- Не грусти, я буду забираться в твои сны…
- А целовать перед уходом?
- Как никого на свете!
- И моя фотография всегда будет с тобой?
- Увеличу и повешу над баром!
Не хотелось напоминать Наташе о квартире. Но не говорить об этом тоже было нельзя. Рассказал о звонке Эсры.
- Что будем делать? - спросила Наташа.
- У нас есть пути для отступления, - осторожно начал я. - На улице не останемся…
- Предлагаешь отказаться от квартиры, что мы с таким трудом нашли?
Это было сказано таким тоном, словно я угрожал ей, по меньшей мере, высылкой из страны. Что сказать? Если бы это было в моей власти, я купил для Наташи дом, дворец, Эйфелеву башню… Окружил роскошью и осыпал драгоценностями. Но я ничего не имел, и мне нечего было отдать, нечем пожертвовать. Хотя Наташе и не требовалось много - крыша над головой, несколько простых предметов для элементарного уюта. И моя рука, чтобы выбираться из ночных кошмаров.
Но это слабо утешало. Я давно не верил, что "рай с милым в шалаше" может длиться вечно. Тут даже слоники не помогут, хоть расставь по дюжине в каждом углу. Лучше поскорее заменить шалаш хотя бы на четыре стены с водопроводом, канализацией и центральным отоплением. Чтобы не подвергать рай слишком большим испытаниям.
- Давай еще раз попробуем найти выход, - сказал я.