– Пап, а ты настоящего слона видел? – поинтересовался вдруг Вадик.
– Видел.
– Так ты и в Африку летал?
– С чего ты взял? – удивился Гриша. – Не был я никогда в Африке…
– А мама говорила, что слоны в Африке живут.
– Ну, не только в Африке. В зоопарках слоны тоже живут. В Московском зоопарке я его и видел. Там жил очень большой слон. Звали его, кажется, Афоней. То есть, Афанасием…
– Знаешь, пап, когда я вырасту, тоже стану летчиком. Как ты.
– Молодец… – Гриша покосился на соседей по очереди. К их разговору они явно прислушивались. Грише это не понравилось. Он постарался перевести разговор на нейтральную тему и с родительским энтузиазмом стал расспрашивать сына, как тот проводит время в детском саду, есть ли у него друзья и во что они все играют. Окружающие сразу потеряли к разговору интерес. Как и Вадик, впрочем. Детсадовские будни его, похоже, раздражали. Глаза у мальчишки зажглись только один раз, когда отец невольно вывернул на тему девочек.
– Так что, ни одна тебе не нравится? – хитро прищурился Гриша.
– Одна нравилась… – Вадик смутился как-то очень по-взрослому. – Но это было зимой, а сейчас она мне уже разонравилась…
– Что так? – подзадорил Гриша.
– Она целуется со всеми пацанами в нашей группе! – возмутился Вадик. – И в соседней группе тоже…
– Да, непорядок. – Гриша покачал головой, едва сдерживая улыбку. – С такими девочками, сын, нам действительно не по пути…
Когда до окошка кассы осталось всего ничего, Белякова кто-то одернул за рукав. Он непроизвольно обернулся и увидел небритую личность в грязных брюках и рубашке с сильно надорванным воротником. Личность мотнула сальной челкой, давно не знавшей расчески и выдохнула целый букет запахов, в котором преобладали пары дешевого портвейна.
– Слышь, отойдем, а?. Мне это… сказали, чтобы это… рядом никого…
– Чего надо? – грубо поинтересовался Гриша. Он уже заранее заскучал, понимая: сейчас его будут пытаться разжалобить, дабы получить небольшую сумму медью для покупки очередной спиртосодержащей жидкости.
– Записка тебе…
– Какая еще записка? – удивился Беляков и отчего-то заволновался. – Вадька, а ну постой минутку здесь. Только никуда не уходи. Ни на шаг. Вот тебе рубль. Если что – купишь на него два билета. Я быстро.
Они отошли за карусель.
– Ну, – поторопил Беляков, стараясь не выпускать Вадика из поля зрения.
Небритая личность порылась в карманах и протянула небрежно вырванную и свернутую вчетверо страницу из школьной тетради. Беляков быстро развернул послание, пробежал глазами расплывающийся текст, отпечатанный на пишущей машинке, и совершенно ничего не понял. Пришлось вернуться в начало. Повторно он читал уже медленней…
"В любом знании содержится значительный элемент веры. Вера и знание неразрывно связаны. Если мы возьмем, например, дедуктивное доказательство, которое лежит в основе всего теоретического знания, то легко убедимся, что оно немыслимо без допущения чего-то недоказуемого и принимаемого просто на веру. Если бы все положения необходимо было доказывать, то ни одно доказательство не только не имело бы конца, но и не опиралось бы ни на что твердое. Поэтому рассуждающий логически всегда имеет в основании своего рассуждения нечто предшествующее доказательству, будь то самоочевидное положение интуиции, гипотеза или мнение авторитета. Во всех этих случаях рассуждающий производит акт веры. В случае интуиции он верит самому себе, то есть в безошибочность своего внутреннего опыта. В случае гипотезы он верит в истинность предположения и стремится оправдать эту веру самим доказательством. Наконец, опираясь в доказательстве на авторитет других, человек верит мнениям других. От этой веры, то есть от того, что именно мы принимаем за недоказуемые предпосылки рассуждения, зависит достоверность и самого познания, так же, как прочность здания зависит от прочности его фундамента. Поскольку же при формальной верности доказательства истинность выводов целиком и полностью зависит от истинности посылок, а первые посылки полного доказательства – суть основанные на вере, значит, вера не только стоит в основе знания, но и является критерием его. Без веры нет знания. Правда, и вера без знания есть не более чем фундамент без здания. Поэтому правильнее говорить не о подчинении, а о единстве веры и знания, которое, подобно единству слова внутреннего и слова произнесенного, где внутреннее слово – вера, раскрывается через слово выраженное – знание. Наконец, вера и знание – есть лишь разные человеческие проявления одной и той же универсальной силы, пронизывающей мир, – силы разумности. Причем вера, как нечто первоначальное, оказывается одновременно и более фундаментальным, и более элементарным (она лишь начало и первый шаг) проявлением разумности, так что в этом смысле знание, хотя и зависит от веры, тем не менее выше ее"…
– Что за бред? – Гриша раздосадовано повертел бумажку в руках. – Кто мне это передал?
Но вопрос повис в воздухе. Гонец куда-то исчез, даже не выпросив мелочи перед уходом…
Гриша еще раз повертел в руках листок бумаги, чуть ли не обнюхал его со всех сторон и только после этого заметил приписку, сделанную очень знакомым корявым почерком. Там были всего два слова: "Кто следующий?". В прошлый раз такой же вопрос кто-то нацарапал гвоздем на двери его комнаты. Как раз накануне последнего вылета Вити Путинцева…
– Пап, а что тебе сказал этот дяденька? – Вадик уже купил билеты и терпеливо ожидал Гришу у калитки контролера.
– Дяденька? Какой дяденька? – Беляков свернул записку и сунул ее в задний карман. – Слушай, Вадька, у меня к тебе есть деловое предложение. Давай ты и за меня на "Ромашке" покатаешься, а то у меня голова что-то разболелась. потом мы с тобой еще по одному стакану крем-соды жахнем. Договорились?
Вадька возражать не стал. Он знал, что крем-содой они не ограничатся. Они и на качелях-лодочках покатаются, и съедят по два пирожка с повидлом, и погуляют, никуда не торопясь, по всему парку. Гришу слегка потряхивало от напряжения, но он сдерживался, чтобы не испортить сыну праздник. В том, что Стражи опять подали сигнал, не было ничего неожиданного. Видимо, эти твари совсем потеряли терпение. В чем Гриша тоже видел пару положительных моментов. Значит, не так уж они и всесильны, если пытаются взять его на испуг. Значит, есть возможность для переговоров. И об этом стоило подумать. Хорошо подумать. Но для этого Грише нужно было только время. Хотя бы немного. Он чувствовал, что сильно приблизился к разгадке. У Стражей есть слабое место, в этом Гриша был почти уверен. Нужно лишь нанести туда удар точно. И по возможности быстро…
Когда возвращались домой, Беляков несколько раз замечал человека, передавшего записку, хотя тот соблюдал осторожность, не приближался, перед глазами старался не мелькать. Почти всегда держался в толпе. А если оказывался в опасной близости, то поворачивался спиной или боком. Последний раз Гриша заприметил его в автобусе. Впрочем, на следующей остановке подозрительный тип вышел, и Гриша приободрился. Мог ведь и обознаться. Рубашка с надорванным воротом – не самая верная примета. Наверняка, таких рубашек из клетчатой байки в местный универмаг завозили не меньше тысячи. И минимум у десяти из них мог похожим образом надорваться воротник…