Меньше всего нужен был ему еще один иждивенец. Или два, потому что она с гордостью говорила о своей привлекательной, веселой подружке, делившей с ней крохотную квартирку; звали ее Анджела Мор, она была естественной - и более роскошной, чем Мелисса, - блондинкой из Австралии, выше ее и раскованнее и с большей грудью, она носила туфли на гвоздиках и пользовалась бледной помадой и бледными тенями, а работала торговым представителем фирмы, специализирующейся на изготовлении галантерейных новинок; новые изделия, выпуск которых она предлагала освоить, были столь непристойны, что два пожилых, семейных еврея, владевших фирмой на правах партнерства, только теряли дар речи, впадали в недоумение и краснели. Ей нравилось производить впечатление, появляясь в дорогих барах, куда она нередко захаживала после работы для встреч с бесшабашными бизнесменами, которых она после застолья и танцев безжалостно отвергала у дверей своего дома, когда ее вечер заканчивался. Ей почти не удавалось встретить кого-нибудь, кто понравился бы ей настолько, чтобы она пожелала остаться с ним подольше, потому что она почти никогда не позволяла себе напиться допьяна. Номер телефона, который она давала как свой, был номером телефона городского морга. Рассказ Мелиссы Макинтош о самонадеянных и буйных выходках ее подружки был полон такого радостного одобрения, что Йоссарян знал - он влюбится в эту женщину с первого взгляда, при условии, что она никогда не попадется ему на глаза, и будет горячо любить ее до того момента, как увидит во второй раз. Но у высокой блондинки под сорок в бледной косметике и черных чулках с рисунком в змейку тоже не было богатых родителей или отложенных денег, и Йоссарян задавал себе вопрос:
"Да что в конце концов такое с этим сраным миром?"
По его разумению, у всех, к кому он не испытывал антипатии, должно было быть достаточно денег, чтобы они могли без страха смотреть в будущее, и он вешал голову в благородных грезах сострадания и желал заключить эту необыкновенную полногрудую бродяжку в свои объятия, осушить ее слезы, унять все ее тревоги и, поглаживая ее ягодицы, расстегнуть молнию на платье.
Интересно, как понравилась бы эта картинка частным детективам, которые выслеживали его в последнее время? Первый частный сыщик выследил его до самой больницы, заявившись туда в часы для посетителей, и был немедленно поражен серьезной стафилококковой инфекцией, которая свалила его в постель в другом крыле этой же больницы вместе с тремя бывшими посетителями других пациентов, также пораженными серьезной стафилококковой инфекцией, а эти посетители, насколько о том мог догадываться Йоссарян, также вполне могли быть частными детективами. Йоссарян всем им четверым мог бы сообщить, что больница - опасное место. Люди здесь умирали. Лег сюда один бельгиец, а ему разрезали горло. Частного детектива, отправленного на замену первого, подкосила сальмонелла из сэндвича с яичным салатом, который он съел в больничном кафетерии; теперь он тоже был прикован к постели и выздоравливал медленно. Йоссарян подумывал - не послать ли им цветы. Вместо этого он написал "Альберт Т. Таппман" на открытках с пожеланиями выздоровления и послал их каждому. Так звали капеллана из их группы бомбардировочной авиации, и Йоссарян добавил и это звание и принялся размышлять о том, что будут думать получатели этих открыток; еще он думал о том, куда увезли капеллана, запугивают ли его, как с ним обращаются, не мучают ли его голодом, не пытают ли. На следующий день он послал обоим частным детективам новые открытки с пожеланиями выздоровления, подписав их именем "Вашингтон Ирвинг". А еще через день отправил еще пару открыток, подписав их "Ирвинг Вашингтон".
За вторым частным детективом прибыли еще два, которые делали вид, что не знают друг друга, а один из них, приглядывая за Йоссаряном, испытывал, казалось, необъяснимое любопытство относительно всех остальных.
Он не мог понять, что они хотят узнать о нем такого, о чем он не пожелал бы сказать им напрямую. Если им нужен был адюльтер, он был готов предоставить им адюльтер, и его начало так беспокоить доброе сердце и ненадежное финансовое будущее Мелиссы Макинтош, что он стал волноваться и о собственном будущем и решил снова потребовать к себе онколога, чтобы тот дал ему стопроцентные гарантии от этого главного убийцы и, может быть, порассуждал еще немного о ведущей роли биологии в поведении человека и тирании генов в управлении обществом и историей.
- Вы сошли с ума, - сказал Леон.
- Тогда пришлите ко мне и психиатра.
- У вас нет рака. Зачем вам нужен онколог?
- Чтобы сделать для него доброе дело, умник вы мой. Вы что, не верите в добрые дела? От этого сукина сына так и веет угрюмостью. Как вы думаете, сколько он встречает за неделю пациентов, которым может сообщить хорошую новость? Несчастья этого типа относятся к тем немногим, что я могу развеять.
- Это вовсе не мои несчастья, - сказал безрадостный онколог; зловещее выражение, обосновавшееся в мелких чертах его лица, было таким же естественным, как тьма ночью и серое небо зимой. - И тем не менее, вы удивитесь, узнав, сколько людей считают, что заболели по моей вине. Даже коллеги меня не любят. Не многие хотят говорить со мной. Может быть, по этой причине я и стал таким нелюдимым. У меня мало практики общения.
- Мне нравится ваше настроение, - сказал Йоссарян, который не считал, что у него самого такой практики больше. - Вам станет легче, если вы будете знать, что рано или поздно вы, вероятно, сыграете важную роль в моей жизни?
- Лишь немного. - Его звали Деннис Тимер. - С чего вы хотите, чтобы я начал?
- С любого места, если только мне не будет больно или неудобно, - весело ответил Йоссарян.
- У вас нигде нет ни одного симптома, который мог бы предполагать необходимость более тщательного обследования.
- Зачем нам ждать каких-то симптомов? - спросил Йоссарян, сразу ставя этого профессионала на место. - Разве не может быть, что после завершения наших последних исследований где-то что-то возникло и теперь, пока мы с вами сидим здесь и самодовольно медлим, оно мужественно зреет?
Деннис Тимер с легким сердцем согласился.
- Кажется, с вами мне веселее, чем со всеми остальными моими пациентами, да?
- Я говорил об этом Леону.
- Но может быть, это потому, что на самом деле вы - вовсе не мой пациент, - сказал доктор Тимер. - То, о чем вы говорите, конечно, возможно, мистер Йоссарян. Но вероятность того, что это случится с вами, ничуть не выше вероятности того, что это случится с кем-нибудь другим.
- А мне-то какая разница, - возразил Йоссарян. - Не слишком большое утешение знать, что мы все в опасности. Леон считает, я стану чувствовать себя лучше, если буду знать, что моя ситуация не хуже, чем его. Приступим.
- Что, если мы начнем с еще одного рентгена грудной клетки?
- Ни в коем случае! - воскликнул Йоссарян с деланной тревогой. - От этого как раз все и может начаться! Вы же знаете мое отношение к рентгену и асбесту.
- И к табаку. Хотите, я вам приведу статистику, которая доставит вам удовольствие? Вы знали, что от табака каждый год умирает больше американцев, чем погибло за всю Вторую мировую войну?
- Да.
- Ну, тогда, я полагаю, мы могли бы продолжить. Хотите, я проверю молоточком ваши коленные рефлексы?
- Сколько?
- Бесплатно.
- А не могли бы мы сделать хотя бы биопсию?
- Чего?
- Чего угодно, что доступно и просто.
- Если вам это добавит уверенности.
- Я буду спать спокойнее.
- Мы можем сделать еще один соскоб с вашей веснушки или с одного из ваших родимых пятен. Или, хотите, проверим еще раз простату? Простата довольно часто встречается.
- Моя - единственная в своем роде, - возразил Йоссарян. - Другой у меня нет. Давайте лучше родинку. У Шумахера простата моего возраста. Дайте мне знать, когда у него с ней начнутся осложнения.
- Я могу сообщить вам и сейчас, - сказал любимый онколог Йоссаряна, - что мне доставит большое удовольствие известить вас, что результаты отрицательны.
- Я могу сообщить вам и сейчас, - сказал Йоссарян, - что буду счастлив услышать это.
Йоссарян желал поглубже углубиться вместе с этим мрачным человеком в мрачную природу патологий в мрачном мире профессиональных занятий онколога и в мрачную природу мироздания, в котором им обоим посчастливилось дожить до сего времени и которое с каждым днем становилось все более ненадежным - в озоновом слое появлялись дыры, человечеству не хватало места для мусора; начни сжигать мусор, начнешь загрязнять и воздух; человечеству не хватало воздуха, - но он опасался, что доктор сочтет этот разговор мрачным.
- Все это, конечно, стоит денег.
- Конечно, - сказал Йоссарян.
- Откуда у вас берутся деньги? - с нескрываемым завистливым раздражением недоумевал вслух Леон Шумахер.
- У меня теперь возраст, достаточный для "Медикеар".
- "Медикеар" не покроет и части этих расходов.
- А остальные деньги поступают благодаря имеющейся у меня превосходной медицинской программе.
- Хотел бы я иметь такую программу, - проворчал Леон.
Деньги на программу, как объяснил Йоссарян, поступали от компании, в которой он работал и где все еще числился в качестве полуотставного полуконсультанта на полуадминистративной должности; он мог оставаться там бесконечно долго, при условии, что никогда не стал бы слишком усердствовать.
- Хотел бы я иметь такую работу. Что, черт возьми, это значит? - Леон скорчил издевательскую гримасу: - Йоссарян, Джон. Занятия - полуотставной полуконсультант. Что, черт побери, будут с этим делать наши эпидемиологи?