Письмо из Северной Каролины: "Привет, Фрэнсис Леннокс! Мне кажется, что я давно с вами знакома. Ваш Джеффри Боун провел у нас не одну неделю, как и другая молодежь из разных стран, собравшаяся, чтобы принять участие в Борьбе за Гражданские Права. Они стучат в мою дверь, эти перекати-поле и бродяги со всех концов света - нет-нет, я не имею в виду вашего Джеффри, никогда не встречала более славного парня, чем он. Но я собираю их под свое крыло, как, похоже, и вы, и моя сестра Фран в Калифорнии. Мой сын Пит будущим летом собирается в Британию, и я уверена, что он зайдет к вам".
Из Шотландии, из Ирландии. Из Франции… письма, которые после прочтения попадали в папку, где лежали схожие с ними послания, пришедшие еще в те годы, когда Фрэнсис почти не видела Эндрю.
Это явление - матери, пригревающие у себя отбившихся от домов детей, - в шестидесятые годы распространилось повсюду. И постепенно "всеобщие матери" узнавали о том, что они часть явления: это снова был в действии Geist. Они общались и, общаясь, создавали сеть. Они стали Сетью кормилиц. Сетью, которая питала психически. Как объясняла это себе "детвора", Фрэнсис искупала таким образом какую-то вину из прошлых лет. (Фрэнсис сказала на это, что такое в принципе вероятно.) Что касается Сильвии, то у нее была своя "линия" (это слово было позаимствовано у Партии). Она узнала от своих увлекавшихся мистикой друзей, что Фрэнсис, оказывается, улучшала свою карму, поврежденную в прошлых жизнях.
Колин продолжал приезжать домой, чтобы выкричаться на мать, и один раз привез с собой Франклина Тичафу, родом из Цимлии - британской колонии, которая, как сказал Джонни, вот-вот пойдет по стопам Кении. Все газеты писали примерно то же самое. Франклин был круглолицым, улыбающимся чернокожим мальчиком. Колин сказал матери, что слово "мальчик" нельзя употреблять - из-за существующих негативных коннотаций английского "boy", но Фрэнсис возразила:
- Его же нельзя назвать еще молодым человеком. Если шестнадцатилетнего парня нельзя называть мальчиком, то кого можно?
- Она специально это делает, - сказал Эндрю. - Она говорит это назло.
В этом была правда. Еще Джонни, в далеком прошлом, жаловался на то, что Фрэнсис притворяется глупой, когда речь заходит о политике, - чтобы выставить его дураком перед товарищами. Ну да, иногда она делала это намеренно - и тогда, и сейчас.
Франклин понравился всем. Его назвали так в честь Франклина Рузвельта. Он изучал в Сент-Джозефе литературу, чтобы сделать приятное родителям, но в университете собирался заняться экономикой и политикой.
- Вы все только ими и хотите заниматься, - сказала Фрэнсис, - экономикой и политикой. А мне странно, что вообще кто-то хочет их изучать, потому что обе эти науки постоянно ошибаются, особенно экономика.
Это замечание настолько опередило время, что его оставили без комментариев, возможно, даже не услышали.
В тот вечер, когда Франклин впервые появился в доме, Колин не зашел к Фрэнсис, как обычно, для ставшего привычным сеанса обвинений - потому что он не ездил в Мэйсток. Франклин остался на ночь, устроился на полу в комнате Колина, в спальном мешке. Фрэнсис слышала их голоса у нее над головой - говорят, смеются… и ее изболевшееся сердце забилось спокойнее. Ей казалось, что на самом деле Колину нужен был только хороший друг, такой, который умеет и любит смеяться. А тем временем этажом выше, как это часто бывает между молодыми людьми - мальчишками, конечно же, - затевалась возня, шуточная борьба и беготня.
Франклин пришел снова, и снова, и Колин решил, что сыт Мэйстоком по горло. Парень заметил, что доктор Дэвид во время сеанса заснул, пока он сам ерзал к кресле пациента, нервничая и надеясь, что великий ученый соизволит сказать ему хоть слово.
- Сколько мы платим ему? - спросил он.
Фрэнсис назвала сумму.
- Отличная работа, не отказался бы от такой, - сказал Колин.
Но не стал ли он снова копить свои горести внутри? Успел ли сын выплеснуть накопившееся, когда обвинял ее? Фрэнсис не знала. А вот в Сент-Джозефе дела у него по-прежнему шли неважно, и он хотел бросить школу.
Но именно Франклин сказал Колину, что бросать школу глупо.
- С твоей стороны это будет непродуманно, - заявил он за ужином. - И ты сам об этом пожалеешь, когда вырастешь.
Последняя фраза была цитатой. В любой компании молодых людей порой звучат советы, предупреждения, наставления, подслушанные ими у родителей и повторяемые либо в насмешку, либо в шутку, либо всерьез. "Ты сам об этом пожалеешь, когда вырастешь", - говаривала бабушка Франклина, сидя в отсветах пламени очага - бревна, горящего посреди хижины, - в деревне, где в любую дверь могла ткнуться коза в надежде найти что-то съедобное. Хлопотливая чернокожая женщина, которой Франклин признался, что не хочет ехать в Сент-Джозеф (он был труслив), сказала внуку: "Ты об этом сам пожалеешь, когда вырастешь".
- Я уже вырос, - отмахнулся Колин.
И снова ноябрь с его беспросветной моросью. Поскольку была суббота, за кухонным столом почти не оставалось свободных мест. Слева от Фрэнсис сидела Сильвия, и все делали вид, будто не замечают, как она борется со своим нежеланием есть. Девушка рассталась с кружком посвященных в высшие таинства людей, которые слова не могли сказать без многозначительных взглядов и подчеркнутых интонаций. Этот шаг Сильвия никак не объяснила, обронив только, совсем как могла бы это сделать Юлия: "Они не такие добрые, какими кажутся". В дом после этого явился Джейк и попросил разрешения поговорить с Фрэнсис. Он заметно нервничал.
- У нас возникла проблема, Фрэнсис. Это культурологический вопрос. Наверное, мы в Штатах куда более раскованны, чем вы.
- Боюсь, я не знаю, о чем идет речь, - сказала Фрэнсис. - Сильвия ничего мне не говорила о том, почему она…
- В том-то и дело, говорить нечего, поверьте.
Сильвия затем призналась Эндрю, что "расстроили" ее не шутки "детворы" о разнузданных сатанинских обрядах, в которых она якобы принимает участие в своем кружке (она много раз за ужинами просила не выдумывать глупости), и не сеансы, которые закончились не так, как ожидалось, или как раз наоборот - как кое-кем втайне задумывалось: появлением шумных назойливых призраков с некоей страшно важной информацией - например, что Сильвия непременно должна носить сине-бирюзовый амулет. Дело в том, что Джейк поцеловал ее и сказал, что она слишком взрослая, чтобы оставаться девственницей. Сильвия залепила ему пощечину и назвала его грязным стариком. Эндрю было очевидно, что Джейк имел в виду сакральные сексуальные утехи, но Сильвия сказала:
- Он по возрасту мне в дедушки годится.
И это было правдой. С небольшой натяжкой. Эндрю тоже приехал домой на выходные, потому что ему позвонил Колин с известием, что Сильвии стало хуже.
Да-да, ему звонил не кто иной, как Колин. Так к чему тогда было все его негодование по поводу Сильвии?
- Ты должен приехать, Эндрю. Ты всегда знаешь, что в таких случаях делать.
А Юлия? Разве она не знала всегда, что делать? По-видимому, теперь уже больше нет. Юлия, услышав, что вечерами Сильвия снова сидит у себя в комнате и не убегает никуда до полуночи, произнесла тяжелым печальным голосом, который, казалось, стал неотъемлемой ее чертой:
- Что ж, Сильвия. От таких людей ничего другого и нельзя было ожидать.
- Но ничего же не случилось, Юлия, - прошептала девушка и попыталась обнять старую женщину.
Руки Юлии, которые совсем еще недавно с легкостью обнимали девочку в ответ, легли ей на плечи, но не так, как раньше, и Сильвия плакала у себя из-за этих старых негнущихся рук, которые были ей упреком.
Сейчас Сильвия сидела с вилкой в руке и возила по тарелке кусок картофелины, запеченной в сливках. Блюдо было приготовлено потому, что она любила его.
Соседом Сильвии за столом был Эндрю. Дальше сидел Колин, а рядом с ним Роуз. Последние двое не обменялись ни словом, ни взглядом за весь ужин. Приехал из своей школы Джеймс; ночь он собирался провести в гостиной на полу. Напротив Роуз сидел Франклин, который в этот вечер явно перебрал алкоголя. На столе тут и там стояли бутылки вина - принесенные Джонни. Он занимал свой пост у окна. Рядом с Франклином устроился Джеффри, успешно поступивший в Лондонскую школу экономики. В куртке и штанах милитаристского покроя он был похож на бойца партизанского отряда. В этот вечер он зашел к Фрэнсис потому, что столкнулся в "Космо" с Джонни и услышал, что тот будет здесь. Из завсегдатаев не было, пожалуй, только Софи, которая, однако, уже забегала днем - навестить "дорогую Фрэнсис". Жилось ей в эти месяцы нелегко, но не из-за театрального училища - там она была среди лучших студентов, - а из-за Роланда Шаттока. Этим вечером они вместе отправились на дискотеку. Рядом с Фрэнсис сидела Джил, которая появилась в дверях буквально несколько часов назад. Она смиренно спросила, нельзя ли ей остаться на ужин. Левое запястье у нее было перевязано бинтом, и выглядела она нездоровой. Роуз встретила ее с откровенной враждебностью: "Хм, а ты чего здесь делаешь?" Джил дождалась, когда за столом станет шумно от разговоров, и тихонько спросила у Фрэнсис:
- Можно мне пожить у вас в нижнем этаже, в свободной комнате? Ведь это вы решаете, кто там может жить?
Проблема была в том, что Колин уже попросил у матери, чтобы в той комнате остановился на время рождественских каникул Франклин. Кроме того, Роуз и Джил вряд ли уживутся вместе, как прежде.
- Ты собираешься вернуться в школу? - спросила Фрэнсис.
- Не знаю, разрешат ли мне вернуться, - сказала Джил, кинув робкий, умоляющий взгляд на Фрэнсис, который означал: "Вы попросите, чтобы меня взяли обратно?"
Но где она, интересно, собирается жить?
- Ты лежала в больнице?