Объявление я дал такое: "Беспримерные возможности. Уничтожение крыс и мышей в любом районе Земли. Цены - ниже международных. Мы спасли от крыс Вандомские острова, Тюрингию и общественный туалет (триста посадочных мест) в Женеве. Лауреат Шведской академии - артель "РЭТ"! Проезд: метро "Медведково", 661-й автобус до остановки "ГПТУ". По другой стороне вдоль бетонного забора до пролома. Через автобазу мелькомбината. Спросить дом Всероссийского общества слепых. Подвал первого подъезда. Шестая дверь слева. Телефон 431-60-31, с 22 до 24. Владимир, Лариса".
- Все верно, - сказал Старый. - Присаживайтесь.
Дядя опустил глаза на майки-носки, развешанные по батарее, посмотрел на мою опухшую морду.
Старый представился:
- Кандидат наук, ведущий научный сотрудник зоопсихо-логической лаборатории Московского университета. А это аспирант Института эволюционной морфологии имени Северцева.
Услышав незнакомые слова, дядя присел и внятно поведал:
- Ребята, вы можете много заработать.
- Можем. Если время позволит, - откликнулся я. - Мы вчера из Стокгольма. Через неделю - Лиссабон. Пива не выпьешь, так рвут. - И быстро поднялся. - Что у вас за дом? Небось опять за валюту?
Дядя развернул карту по столу, Старый локтями упал на нее, внюхиваясь в добычу.
- Город Светлояр, бывший Ягода, Тамбовская область. Я - хозяин, мэр. - Дядя почесывал коленку. - Тут гостиница "Дон", двадцать пять этажей, киноконцертный зал - ваша работа.
- Дон, - повторил Старый.
- Переименовали гостиницу. В связи с событиями. Двенадцатого сентября торжественно открываем исток Дона.
Старый повел пальцем по карте:
- Это у вас?
Дядя вздохнул и поморщил низкий лоб.
- Не для печати: вообще-то нет. Идея такая в Москве: присоединить к "Золотому кольцу", где иностранцев возят, старинный город, и чтоб там же исток Дона, историческая река, борьба за свободу, то-се. А где исток, там, в общем, и ученые не разберут, три области спорило. Мы и не знали про эту затею, мы не старинные, сталинская новостройка. А наш депутат в Верховном Совете в Комиссии по культуре. И решил вопрос. Нам бы хорошо иностранцев, у нас ликероводочный завод. Так что взялись, уже трубу к Дону тянем - будет исток! Завезли курганы с Украины, с Причерноморья, показательные раскопки, мечи собрали с музеев.
- А как же название?
- Историков подключили, пробиваем в печати идею, что Ягодой город назывался не в честь сталинского палача, а основал Юрий Долгорукий на месте, где знакомая монахиня жила, или на месте, богатом малиной.
- А малина-то есть? - обрадовался я.
Дядя еще вздохнул.
- Завозим. Высаживаем. Это дело мое. Наш депутат переборщил, в Министерстве культуры нашумел, что исток открываем, праздник, тысячелетие города - как раз совпало с визитом Генерального секретаря ООН. И этот душман приедет. И наш Президент приедет. И телевидение приедет. За кровью моей. С крысами у нас ужасно, мясокомбинат, понимаете. Нужен зал. Ваше дело: только зал гостиницы. Сделаете? - Он почесал щеку, мы переглянулись. - Зовут меня Иван Трофимович, я не обижу. - Он тронул портфель, я полез за стаканами.
- Значит, времени почти нет… Ну что ж, за срочность, плюс зал, подвал, чердак, коммуникации, газоны, поэтажно, лифты. - Иван Трофимович открыл бутылку, Старый считал на салфетке, я вдохнул. - Шестнадцать тысяч четыреста долларов. Плюс кормежка, проживание.
Всех как поубивало. Замерли, слушали, как протяжно бурчит в моем брюхе. Время спать, а мы не ели.
- Нет. Дорого очень. - Дядя поднялся и пожевал бесцветные губы. - Я обращусь в государственную санэпидемстанцию.
- Сходите. - Я толкнул руку Старого, дернувшуюся зачеркнуть ноль у объявленной цифры. - Вам скажут: врачей нет, ядов нет. За две недели такое здание ни за какие деньги не вычистишь. Потеряете еще день. А там и мы не возьмемся. Если вы чешетесь от крысиного клеща, значит, у вас в деревне и туляремия, и лептоспироз. Представляете, если какой-нибудь дурак напишет в Госсаннадзор или прямо Президенту? - Речь я запил молоком.
Старый взял насупившегося мэра под руку.
- Иван Трофимович, - шептал, как малолетнему, под шляпу. - Кто вам поможет? Никто вам не поможет. С жульем свяжетесь, подпишете договор об уничтожении на девяносто восемь процентов. Покажут пять дохлых и уедут. А хвост популяции? Он останется. Через месяц заскачут по вашему пиджаку. А мы можем вывести под ноль. Мы - лучшие в стране, вы у любого спросите. Вам бюст на родине поставят.
- Уже есть. - И дядя обмяк.
Выпили.
- Хотите? - восклицал Старый. - Весь город вычистим. За три месяца! А вдруг гостю из ООН захочется в баню?
- Они, наверное, не моются. Мне фотографию достали - как цыган. Город местные подчистят, народным способом. Корпорация у нас открылась. "Крысиный король" - так называется.
Я рассмеялся: корпорация! народным способом!
- А что ж они гостиницу не могут?
Старый, поднося дяде чарку, двинул мне локтем в нос.
Мэр Светлояра вдруг ответил твердо:
- Гостиницу не берутся. Никто не берется. Я до вас всех объездил, и кооперативы, и государственные. Все отказали. Глухой номер.
- Почему? - спросил я осторожно.
- Ребята, у нас мрак. Уж привыкли к крысам, исторически сложилось. Накрошили бы в подвалы колбасы, они бы на улицу и не вышли. Каждый бы гулял в своем зале. - Он весь оседал. - Но в гостинице они падают с потолка. В щели. Могут днем. Могут на стол. Могут на голову. Мне - на голову. - Он снял шляпу. - Крысенок. Сюда. - Глаза его слезливо поблескивали. - Нам не надо "под ноль". Пусть бегают. Чтоб только день один не падали!
- Со второго этажа падают? - уточнил Старый.
- Да нет над залом никакого этажа!
- Проникают на крышу из подвала?
- И в подвале нету. Гостиница - самая чистая в городе. Только падают с потолка. А вы с меня за каждый этаж дерете!
- Найдем на каждом этаже, если падают. Вы их просто не видите, - огрызнулся Старый, хмыкая мне и мигая, но я призадумался.
Старый ткнулся в стол за бланками договоров, и на устах его вспухло золотое слово "задаток". А я, убедившись, что смывной бачок исправен, со спокойной душой выполз во двор и лег на лавку под яблоней-китайкой с побеленным коленом. Любуясь железной скобой двери "Прием стеклотары", я вдыхал последний август - вот и кончилось.
- Я говорю: они только к югу от улицы Ленина. Где руководство живет, учреждения. Что ж они на север, в дома населения не идут? - Иван Трофимыч встал у меня в головах, словно молясь на дорогу.
- Это характерно. Паллас, ученый такой, объезжал Россию еще в восемнадцатом веке и тоже отмечал: в Яицком городе крысы только в южной от тракта стороне. Дорогу не любят переходить.
- Я вот думаю: не-ет, это не просто. Это они против меня хотят… Как думаешь? Вечером аж страшно. Я один не хожу. Жена мясо с луком жарит, и на ночь в подъезд кладем, чтоб выше, к дверям, не шли. Я супруге говорю: давай ночью сходим, поглядим через окошко, как они там гуляют… Противно.
- Просто урожайный год, - зевнул я и сел.
Он примял ровно зачесанную назад седину и пробормотал:
- А ты, может, слыхал, есть какая-то крысиная болезнь?
- Бабушка рассказывала.
- Ну?
- Что? Ну рассказывала, если крысу убьешь, то самому, значит, умереть. Засохнешь. Но это так… Не думайте. Человек помирает не от болезни.
- А от чего?
- От того, что помирает.
Иван Трофимович покачал шляпой и тяжело пошел. Ишь ты, какая его машина ждет, и шофер дверку держит. Оглянулся:
- А лечиться чем? Бабушка не говорила?
- Травами. Смородина, чистотел. Песий язык - особенно. Или влюбиться.
- Влюбиться?
- Ага. Но серьезно. До конца. До конца-то можете?
Иван Трофимович покраснел:
- Иногда. - Потом еще крикнул из машины: - А спиртным?
- Не. Они наоборот. Тянутся к этому делу.
Старый лежал щекой на пачке зеленых денег и кричал в телефон:
- Не! Не выпил! Лариса, мы уезжаем!
Старый пощупал сахарные занавески, щелкнул светом - горит. Подпрыгнул на мягкой полке и горько признался:
- Никогда не ездил в спальном вагоне. Напиши мне на могиле: "Он не ездил в спальном вагоне". - Потащил из сумки кулек, запахший колбасой.
Я тоже растрогался и попросил:
- А когда меня похоронишь - выбей, пожалуйста, на мраморе: "Умер, так и не напившись вволю вишневого компота".
Старый смутился и достал компот - женатый мужик! Поезд поплыл. Я выглядывал в коридор. У одного туалета пасся грустный Иван Трофимович. У противоположного - лысоватая долговязая личность, синие щеки. Прочие жрали да шуршали простынями.
По вагону боком протискивалась проводница в мужской рубахе с погонами, едва сдерживающей ее стать, заводя по очереди в каждое купе свою грудь, как глазищи слепой рыбы.
- Посидите у нас, Танечка, - зашептал я, встретив носом тесную середку ее рубахи. - Мы любим женщину в пилотке. И в черной юбке любим. Красивые ноги напоминают интересную книгу - хочется сразу заглянуть, а что же дальше?
Таня смеялась, взглядывая на свои колени размером в башку Старого, и откусила наш огурец.
- Позвольте, я вам карман застегну. К вам едем. Мы дератизаторы. Спасем от крыс исток русской свободы.