2.
Можно иногда не говорить, если думать, что это просто сон такой приснился. Разве не случается снов-кошмаров? Кошмары уже в августе того года ползли где-то рядом. Нет, на Каменном еще было образцово-тихо. Но вот усадьбы и под Петроградом стали пахнуть не просто дымом костра, за которым вечеряет компания, считая, сколько искр превратится в стылые звезды. Усадьбы - тонули в каком-то трупном дыме: нет, не с хозяевами подожженные - а из-за цвета - сизого, гаденького. Вероятно, когда тлеют гобелены, тлеет обивка на мебели - именно такой цвет дыма, именно такой запах. Под Питером шли по два, по четыре дня дожди - и странно было видеть живехонькую усадьбу - с единственным клеймом свободы - одной горелой стеной. Так случилось с усадьбой Бушплукса под Лугой (сам Плукс предпочитал дачу на Каменном и в усадьбе почти не появлялся - под Лугой сидел склонный к винопитию отец). Не только дожди мешали красному петуху, еще оставались верные слуги. Старший Бушплукс, говорили, даже почувствовав душный дым в доме, однако, ни выходить наружу, ни тушить не собирался. Напротив, придумал пир посреди огня - испить, наконец, всю коллекцию своего винного недешевого погребца. Спасибо слугам: потушили быстро.
Но были поджоги с убийствами. Например, родственника Кривошеина. А с Ридигерами? Нет, Бог спас.
Первые комиссары появились на Каменном только в апреле 1918-го: и не из любопытства. Их видели в задрапированные окна редкие владельцы испуганных дач. Все равно что серой шлейкой комиссары лились по дороге, подчиняясь ее барским прихотям. К примеру, протопали по мостику "Мой каприз", - а ведь особенность каменноостровского моста-каприза в том, что неожиданно путь преграждает арка, - и если не поклонишься, размозжишь толоконный лоб. Истинные каменноостровцы, впрочем, знали, что у моста есть секрет - слева в камнях под ногами легкая выемка - голову не придется нагибать сильно. Но по давнему уговору никогда не предупреждали новичков: сами найти должны. Или - пусть кланяются вовеки.
Дальше. Нижняя грязь. Что это? Придумка, кажется, самого Петруши. Дорога (в том числе для колясок, а потом - для авто) безумно спускается в топь и - выныркивает из топи. Не знаешь - потеряешь если не транспорт, то день. А знаешь - через минуту окажешься в сухой колее на той стороне топи. Каким чудом? Просто: при Петре справа от вечной лужи-топи выстроили подпорную стену - теперь почти невидную из-за камышей и мха - дорога сворачивает туда, но сам поворот издавна замаскирован пологими ветками лиственницы. И его нарочно не расчищали насмешливые каменноостровцы.
Дальше. Сторожка Васеньки. Он должен был будто бы следить за порядком на Каменном - и даже был вписан среди штата местных садовников, лодочников, одного бакенщика и сторожей местного театра, но в действительности его хватало, чтобы следить за огородом и псом, которому Булен, кстати, всегда приносил котлету.
Серая шлейка удлинилась на одного - Васенька, невнятно припрыгивая, повел их к пустующей - как они требовали - даче. Оказалось, что - Мельцера (мебельный король - обстановка Ливадии и Петергофа). Каменноостровцы (о, наивные!) еще пробовали после фикать - разве Мельцер, уезжая из Петербурга, не вложил доброй дланью изрядный куш Васеньке, дабы последний за дачей присматривал? Что, в самом деле, скажет Отто Юльевич, вернувшись? Васеньке - пусть Отто Юльевич отходчив - попадет…
Дальше. Дача Полежаевых? Хотя соблазнительно пустовала, - но ей повезло - казалась скромной. Буленбейцеров? Ее отчасти укрыли черные ели. Северцевых? Миновали. Их движение хорошо было видно: впереди кто-то с восторженной физиономией идиота (кокаинист Минька, как потом, к ужасу, узнали каменноостровцы), за ним - вроде печальной землеройки в командирской фуражке на марксистском челе (так и вышло - начальник отряда - комиссар Мышак), за ним - два лжеапостола (первый - демонстративно кашляющий больной слюной - дескать, пока вы тут на дачках веселились, царский режим потчевал меня каторгой, второй - просто с рожей убивца), после - какая-то серая копошня - сколько? неужели евангельское число? - нет, одиннадцать. Впрочем, двенадцатым стал их же, северцевский конюх (и сторож одновременно) - Нил.
Отец (из-за шторы он видел) просипел только, что дурак Нил почему-то ведет их всех обратно, к ним в дом.
3.
Говорилось что-то про нужды обессиленных красноармейцев, про рабочую санаторию ("Гражданин Северцев, так? Почему бы не поплотнить ваш первый этаж, так? Он явно вам не требуется, так?"), Северцев потом тихо терзался своей слабостью - мямлил что-то про временно нежилые дачи, - разумеется, необходимо вести переговоры с владельцами - время трудное, кто же спорит? есть же действительно раненые, больные? Между прочим, еще в декабре 1914 года говорили об устройстве здесь на Каменном лазарета. Или устроили? - отец повернулся за поддержкой к матери, комиссары уже вежливо топотали наверх и - сам Мышак - в отцовский сокровенный фонарь.
Они остались. Разве в таком просторном доме трудно разместиться одиннадцати? Мама говорила отцу, что надо вернуться в город, в квартиру. Но туда тоже придут. Никогда Ольга не знала, что у ее отца такая слабая воля. В первый вечер народные мстители вели себя чинно. Не ржали, видя копию с Рубенса (а ведь трудно удержаться, когда такие сочные титьки жамкают козлы!). Не били посуды. Комиссар Мышак обнаружил знакомство с немецким. У вас необычная фонетика - хотел сказать отец, но удержался.
На второй день чувствовали себя свободнее. Щедрым жестом приглашали к пролетарскому столу (в их гостиной). Налегли на семечки - в первый день обстановка их подавляла. Шелуху, правда, вежливо хранили в кулачке или (Ольга заметила), приоглянувшись, заталкивали в толстые складки кожаного дивана. Дымили. Пепельницу кокнули (слишком утомительно пускать по кругу - руки всегда чумазые - вот и скользнула - осколки под стул сапогом).
На третий - принаглели совсем. Странный звук текущей воды где-то внизу ночью будил Ольгу - дни были теперь сухие - ага, комиссары придумали мочиться прямо с крыльца. Их белые подштанники пугали вглядывавшихся в черную дыру северцевского дома каменноостровских полуночников.
Стали пропадать вещи. С лицом убивца все время смотрел на мать, на ее неприлично-большую брошь (Ольга шепнула: сними). Стали похохатывать при Ольге. Кто-то всегда свистел. Пора, наверное, уезжать? Лошади, между тем, в одну из ночей исчезли. Нил божился, что ни при чем, - разумеется. Автомобиля у них не было - старомодный отец опасался, что будет кружиться голова. Впрочем, Мышак счастливо проехал куда-то на буленбейцеровом автомобиле.
Ольга думала, что Булен, если бы был здесь, придумал бы способ выжить эту публику. Отец успел отправить куда-то скромную жалобу. В фонаре, кстати, полюбил сиживать кокаинист Минька - ему было удобно там: иногда думали, что его подстерегли контрреволюционеры - и бросили тело в воду. Тогда Мышак на реквизированных лошадях устраивал объезд всего Каменного. Или же велел своему отряду прощупать баграми дно.
А полежаевский дом? Ольга знала, что все Полежаевы - в городе. Илье, разумеется, не приходит в голову, что здесь происходит. Сторожа Васеньку, к слову, зря ругали. Он придумал спускать на ночь своего пса - от воришек, от комиссаришек - пес, разумеется, не разбирался. Кто-то из компании Мышака притащился под утро с разрезанным псом задом, - пришлось Мышаку срочно везти бойца в амбулаторию - зашивать. Пса пристрелили. В авто Мышака после этого оказался в ночь слитым весь бензин. Васеньку арестовали. Нил тоже куда-то пропал. В нешироких коридорах дачи бойцы все неохотнее уступали дорогу. На Ольгу они сияли гнилыми зубами, с гоготком, с табачищем. Один ткнул пальцем ей в лиф. Она, оттолкнув его, убежала. Что - уехать в город? Почему-то маме сказать не решилась. Развязного бойца несколько дней не было видно.
Когда исчезал Мышак (он бился за дело революции в городе - приезжал черного цвета), начинались опасные пьянки. Как-то ночью к ней ломилась чья-то туша. Или две? Кстати, без слов. Никто не жалобился и не предлагал душевных разговоров. Чем - искала она - обороняться? Ее милый отец не держал в доме оружия. Нет, был один пистолетик - на вид игрушечный. Она нашла его в кабинете, в шкапчике, упрятанном в стене. Но как он действует? Тут совсем ей было жалко, что Булена нет - он в таких вещах понимает. Потом ей пришел остроумный план - комиссарики были вооружены. И она мельком спросила, а это, к примеру, что за рычаг? Улюлюкали. Но с удовольствием (извечное свойство невежд - страсть поучать хоть кого-нибудь) показывали, как надо дергать, щелкать, просто тянуть. Опять ухватили за талию. Приобняли за плечи. Разумно не заметить? Да. Через дня два показала свой игрушечный - проверьте, он настоящий. Кр-ык! Маленькая пулька отъела щепу от косяка сарая. Благородно вернули ей на ладошку. Так. Надо запомнить. Эту штучку сюда. Эту - вбок. А налево? Разнервничалась. Ушла далеко в лес - и счастливо хлопнула там два раза. Научилась?
Через день - мама сказала - уедем. Она сговорилась с горничной (совсем немолодой уже) Бушплуксов, что та позовет свою сестру пожить временно на их даче, - чтобы все тут не разнесли. Ночью того же дня компания опять была пьяна. На следующий день один из отряда таскался, прикладывая к глазу глупые примочки. Горничной все не было, отъезд откладывали, хотя воскрес Нил и даже с чьей-то чахлой повозкой. А в ночь все случилось - дверь комнаты вышибли - пьяная рожа упала к ней на кровать, почти задушила, пистолет вырвал из руки другой - он тоже продолжил, и третий. Нет, их было двое. Они ушли, прикрыв сломанную дверь.