Так выглядела последняя фраза отчета. Перечитав ее, Эркин вновь засомневался в написанном с точки зрения грамматики. На всякий случай он поставил черточку, соединив первые два слова. Потом поставил запятую после слова "объект".
Директор вошел в кабинет с заместителем по хозяйственной части.
Аляутдин Сафарович на ходу объяснял про магазин для сотрудников института, который он решил организовать, просил разрешения переделать для этого один из гаражных блоков или же пристроить помещение рядом с проходной. Директор кивал доброжелательно, видимо, идея заместителя ему нравилась.
- Готово? - спросил он Эркина. - Спасибо. Я потом прочту и приглашу вас. - Взял листы и положил на свой стол.
Эркин вышел огорченный, разговор о сроке защиты не состоялся. Ничего не сказал директор и о следующей партии в теннис.
В приемной сидела одна секретарша, Дили не было.
- Мира Давыдовна, "по моему мнению" пишется через черточку? - спросил Эркин.
- Раздельно, в три слова, - отчеканила та. - Вы не беспокойтесь, я все исправлю, когда буду перепечатывать.
Диля вела себя так, будто ничего между ними не произошло, но чаще обычного уходила работать на машине и пообещала, что скоро закончит все, что требуется.
Лишь на следующей неделе раздался долгожданный звонок директора.
- Эркинджан? Как у вас завтрашнее утро? Мы так давно не играли.
Именно на завтра Эркин договорился о замене лобового стекла, ровно в восемь ему следовало заехать в одно место, где знакомый механик… Словом, самое неудачное время выбрал директор для тенниса.
- Да, я тоже соскучился, - сказал Эркин. - Когда, Азим Рахимович?
- В семь, как обычно.
- Прекрасно! Спасибо, Азим Рахимович.
Да, это было прекрасно, что директор не забыл его, и еще более прекрасным казалось Эркину, что при телефонном разговоре присутствовала не только Диля, но и зашедший к ней Сергей Бахвалов.
Они не могли слышать, что разговор о теннисе, зато должны были понять, какие у него отношения с директором.
Однако Сергей огорчил его вопросом.
- Как директор играет?
- На чем? - спросил Эркин, к счастью для себя, с улыбкой.
- На корте, - ответил Сергей.
- Прилично, - ответил Эркин. - Прилично.
- А счет у вас какой?
- Примерно равный.
Он тут же отправился в проходную и оттуда позвонил знакомому теннисисту, уговорил погонять его вечерком, чтобы обрести форму.
Спать он лег усталый, в шесть еле встал, но принял холодный душ и без пяти семь на корте ждал директора. Тот приехал вовремя, но пока переоделся, солнце уже пекло вовсю, становилось душно.
- Летом надо играть с шести, - сказал Азим Рахимович, выходя на подачу. - И вообще, плохо, что у нас не травяное покрытие.
Он играл в темных очках, потому что стоял против солнца. Эркин старался изо всех сил, в первом сете добился счета восемь-пять.
Во втором они поменялись местами, директор дал Эркину свои очки и пообещал выиграть. Вначале шли ровно, но становилось все жарче, пот лил с обоих, игра тянулась бесконечно.
Директор выиграл сет, однако на третий времени не оставалось.
- В следующий вторник доиграем? - спросил Эркин.
- Да, обязательно. Только давайте на час раньше. А сегодня после обеда зайдите ко мне. Есть серьезный разговор.
- Насчет защиты?
- Да, Эркинджан.
Жалюзи на окнах директорского кабинета были закрыты, гудел кондиционер.
- Садитесь, - директор пригласил Эркина не к журнальному столику, а к своему большому, на котором лежали папка с диссертацией и еще какой-то листок с машинописным текстом. Почему-то вспомнился любопытный взгляд Миры Давыдовны, когда она сказала свои стандартные слова о том, что директор ждет его.
Директор чуть откинулся в кресле, положил на край стола крупные руки.
- Должен вас огорчить. Собирался сказать утром, но не смог. И вас не хотел огорчать, и вашего отца особенно… Вы понимаете.
- Насчет защиты? - спросил Эркин.
- Да. Вернее, насчет вашей работы…
Гудел кондиционер, но было душно. Эркин молчал.
- С вашим отцом мы почти что родственники. Он старше меня и в молодые годы помогал мне. Знаете, после войны мы все жили очень трудно…
Да, Эркин знал, как отец, будучи деканом заочного отделения в институте, готовящем в основном работников торговли, помогал многим и его нынешнему директору среди прочих других.
- Я очень благодарен Ильясу Махмудовичу и, если вы помните, говорил об этом на его юбилее. Я был студентом, вся моя семья умерла от эпидемии во время войны.
Директор говорил о временах, давно прошедших, потому что никак не мог выговорить того, зачем пригласил к себе молодого человека. Дело в том, что в последние месяцы Азим Рахимович все больше и больше вникал в то, кем и как пополняется наука.
Совсем недавно из института ушел толковый парень, аспирант, опубликовавший две интересные статьи, ушел заведовать складом и после настойчивых расспросов объяснил, что не может строить жизнь и содержать семью на зарплату аспиранта, а потом младшего научного сотрудника, что лучшие годы уйдут на работу, которая и впредь будет давать ему меньше, чем служба на складе, где есть белила и лак для пола, шифер и паркет, цветная плитка и линолеум. Так прямо и сказал, добавив еще такое: вот если бы у меня папа был академик или директор универмага, тогда, конечно.
Московские мерки для Ташкента не годились. Конечно, и там ощущается падение престижа точных наук, конечно, и там толковые кандидаты наук, и даже наиболее толковые из них, все чаще склоняются к мысли о репетиторстве, о других побочных заработках. В Ташкенте же нужда в репетиторах почему-то иная.
Стало модой подчеркивать, что из простых кишлачных ребят, поступающих в вузы без достаточной подготовки, настоящие ученые выходят чаще, чем из отпрысков интеллигентных семей. Азим Рахимович улавливал внутреннюю справедливость подобных суждений, но это была не сама справедливость, понимал он, а лишь жажда справедливости. Разные вещи! Поднять уровень преподавания в сельских школах в принципе можно, но бюджет учебного времени остается и долго еще будет оставаться в пользу горожан. Да, кишлачным ребятам Азим Рахимович симпатизировал и помогал больше, но наука - это производство, производство идей и теорий, это заводы, работающие прямо на завтрашний день. Тут простои и брак не менее губительны, хотя и не так бросаются в глаза. Вчера вечером жена рассказала ему, как погиб больной, которому новоиспеченный кандидат медицинских наук установил неправильный диагноз. Ошибка была элементарной, недопустимой даже для пятикурсника. Помня все это, собрав силы, директор выговорил:
- Я очень недоволен вами, Эркинджан, я думал о вас лучше. Вы росли в интеллигентной семье, не знали нужды, по собственной воле выбрали профессию, а работаете крайне плохо.
- Вам не понравилась диссертация? - спросил Эркин.
- Да. Но об этом после. Прежде всего мне не понравился ваш отчет о командировке. Вы написали, что не все поняли в словах старика Батырбекова, ибо не вполне хорошо знаете узбекский язык.
- Это верно, - согласился Эркин. - К сожалению, это верно. Ведь я учился в русской школе, потом в Москве, книг узбекских читал мало…
- Допустим, это простительно, - перебил его директор. - Но и русский вы знаете очень плохо. В вашей докладной двадцать с лишним ошибок. Я тоже пишу не всегда правильно, но не так плохо, как пишете вы. Я не пишу "триугольник", "мидали", помню, что "например" пишется одним словом, а не двумя, стараюсь выделять запятыми деепричастные обороты и не пропускаю "т" в слове "причастный".
Эркин покраснел, он знал за собой этот грех.
- Должен сказать и по существу отчета. Дильбар оказалась права в оценке свидетельства Бободжана Батырбекова. Вы - нет. Дело в том, что неопознанный летающий предмет был в тот день и час. Неопознанный тоже пишется слитно, это тоже кстати. Предмет был опознан другими наблюдателями, другим ведомством.
- Это оказался летающий ляган? - съязвил Эркин. - И на нем были гуманоиды?
Директор не отреагировал на иронию.
- Это была ступень ракеты-носителя.
- Нашего или ихнего? - спросил Эркин упавшим голосом.
- Для нас с вами это роли не играет. Короче говоря, я не считаю себя вправе допускать к защите человека, который не знает ни одного из трех языков, обязательных для ученого. Это, во-первых.
- А мой английский вы тоже проверили?
- Я посмотрел только, кому вы сдавали экзамен. Вы меня поняли?
- Понял, Азим Рахимович. Пусть будет по-вашему.
- Теперь, во-вторых… - Директор открыл папку с диссертацией. - Я внимательно прочитал ее. С грамматикой тут все обстоит благополучно, все правильно. Но это все, что в ней правильно. Не буду строить догадок, кто именно помогал вам и в какой степени, но это делал халтурщик, не следивший за самыми новыми в момент написания публикациями. Основная часть писалась года три назад?
- Два года, - уточнил Эркин. - Даже менее двух лет.
- Вот видите, значит, помогал вам человек элементарно недобросовестный. Дело не в том, что гипотеза, на которой все построено, отвергнута именно три года назад. Бывает в науке и так, что отвергнутые гипотезы рождают новые и интересные результаты. В данном случае, однако, беда состоит в том, что подсказанный вам путь исследований и доказательств тоже проработан до вас и отвергнут.