- Становится холодно, как бы Эндрью не простудился.
- Когда вы выйдете на пенсию, вы останетесь в Хартфорде, доктор Гринвуд? - спросила миссис Картрайт.
- Нет, мы с женой собираемся жить в нашем семейном доме в Огайо, - ответил доктор, - но, конечно, время от времени мы будем наведываться в Хартфорд.
Мисс Никол издала бы вздох облегчения, если б в это момент доктор не взглянул прямо на неё. Однако, узнав, что доктор Гринвуд не будет жить в Хартфорде, мисс Никол почувствовала большую уверенность, что её тайна не будет раскрыта.
С тех пор, когда бы Эндрью ни приглашали принять участие в каком-нибудь мероприятии, вступить в какую-нибудь группу, заняться каким-нибудь видом спорта или просто отправиться на какой-нибудь летний праздник, первой заботой мисс Никол всегда было обеспечить, чтобы её воспитанник не встретился с кем-либо из семьи Картрайтов. Она добивалась этого с неизменным успехом, не возбуждая никаких подозрений у мистера или миссис Давенпорт.
* * *
В то утро, когда семья Давенпортов получила по почте два письма, мисс Никол окончательно уверилась, что больше ей нечего опасаться. Первое было адресовано мистеру Давенпорту: оно извещало, что Эндрью зачислен в Хочкисскую школу - старейшую частную школу штата Коннектикут. Второе, отправленное из Огайо, вскрыла Рут.
- Как грустно! - заметила она. - Такой милый человек!
- Кто это? - спросил Роберт, оторвавшись от чтения медицинского журнала.
- Доктор Гринвуд. Его жена пишет, что он скончался в минувшую пятницу; ему было семьдесят четыре года.
- Да, он был очень милый человек, - повторил Роберт слова жены. - Наверно, тебе следовало бы поехать на похороны.
- Конечно, я поеду, - сказала Рут. - И Хезер могла бы поехать вместе со мной. В конце концов, она же с ним работала.
- Конечно, - отозвалась мисс Никол, надеясь, что выглядит достаточно удручённой.
* * *
Огорчённая Сьюзен перечитала письмо во второй раз. Она вспомнила, как близко к сердцу доктор Гринвуд принял смерть Питера, как будто он сам был каким-то образом за это ответственен. Наверно, подумала она, ей следует поехать на похороны. Она уже была готова поделиться этой новостью с Майклом, как он вдруг воскликнул:
- Молодец Нат!
- В чём дело? - спросила Сьюзен, удивлённая столь буйным восторгом мужа.
- Нат получил направление-стипендию в школу имени Тафта, - сказал Майкл, размахивая письмом.
Сьюзен не разделяла радости своего мужа от того, что Нату в таком юном возрасте предстоит отправиться в школу-интернат, где учатся дети родителей из совсем другого мира. Как может четырнадцатилетний ребёнок понять, почему его семья не в состоянии позволить себе многое из того, что его школьные товарищи воспринимают как должное? Она давно думала, что Нат должен поступить в среднюю школу имени Джефферсона, которую окончил его отец. Если ей пристало в этой школе преподавать, почему её ребёнку не пристало в ней учиться?
Нат сидел на кровати, перечитывая свою любимую книжку, когда услышал радостное восклицание отца. Он дошёл до той главы, где кит снова ускользал. Мальчик нехотя спрыгнул с кровати и просунул голову в дверь гостиной, чтобы узнать, из-за чего шум. Его родители оживлённо обсуждали (они никогда не ссорились, если не считать старого инцидента с мороженым), в какую школу сыну следует поступить. Нат услышал, как его отец сказал:
- Такая удача бывает раз в жизни. Нат будет учиться с детьми, которые в конечном итоге станут лидерами в самых разных сферах, и это повлияет на всю его жизнь.
- А если он поступит в школу имени Джефферсона, он будет учиться с детьми, для которых он может стать лидером и повлиять на их жизнь.
- Но он получил стипендию, так что нам не нужно будет ничего платить.
- И нам не нужно будет платить, если он поступит в школу имени Джефферсона.
- Но мы должны думать о будущем Ната. После школы имени Тафта он сможет поступить в Гарвард или в Йель.
- Но из школы имени Джефферсона некоторые ученики тоже поступили в Гарвард или в Йель.
- Если бы мне пришлось взять страховку на то, из какой школы больше вероятности…
- Я готова пойти на этот риск.
- А я - нет, - сказал Майкл. - Как-никак, я каждый день по должности занимаюсь оценкой риска.
Нат слушал, как его отец и мать продолжают спорить, ни разу не повышая голоса и не выходя из себя.
- Я бы предпочла, чтобы мой сын кончил эгалитарную школу, а не патрицианскую, - пылко возразила Сьюзен.
- Почему эти понятия - взаимоисключающие? - спросил Майкл.
Нат ушёл в свою комнату, не дожидаясь, что ответит мать. Она всегда говорила, что он должен немедленно посмотреть в словаре значение любого слова, которого раньше не слышал; в конце концов, ведь именно лексикограф из Коннектикута составил лучший в мире словарь. Найдя эти непонятные слова в словаре Уэбстера, Нат решил, что его мать - в большей степени эгалитаристка, чем его отец, но что оба они - не патриции. Он не был уверен, что хочет быть патрицием.
Дочитав главу, Нат снова вышел из своей комнаты. Атмосфера уже не казалась такой накалённой, так что он решился подойти к родителям.
- Может быть, предоставим решение Нату? - сказала Сьюзен.
- Я уже решил, - сказал Нат и сел между родителями. - Ведь вы сами меня учили, что, прежде чем принять решение, нужно выслушать обе стороны.
Пока Нат разворачивал вечернюю газету, родители молчали, поняв, что он подслушал их разговор.
- Ну, и что же ты решил? - спросила Сьюзен.
- Я предпочёл бы поступить в школу имени Тафта, а не Джефферсона, - быстро ответил Нат.
- А можно узнать, почему ты так решил? - спросил Майкл.
Нат, понимая, какие у него заинтересованные слушатели, не торопился отвечать.
- "Моби Дик", - наконец объявил он, разглядывая спортивную страницу.
Он ждал, кто из родителей первым его переспросит.
- "Моби Дик"? - повторили они в один голос.
- Да, - ответил он. - В конце концов, все добрые люди Коннектикута считали, что великий кит - это патриций моря.
5
- Каждый вершок - ученик Хочкиса, - сказала мисс Никол, оглядывая Эндрью в зеркале. Белая рубашка, синий пиджак и коричневые вельветовые брюки. Мисс Никол поправила на нём белый галстук с синими полосками и сняла пылинку с рубашки.
- Каждый вершок, - повторила она.
Эндрью хотел сказать, что ростом он всего пять футов и три дюйма, но тут в комнату вошёл его отец. Эндрью поправил часы - подарок деда с материнской стороны, всё ещё увольнявшего людей за опоздания на работу.
- Я уже положил твои чемоданы в машину, - сказал отец, тронув сына за плечо.
Это замечание напомнило Эндрью, что он уезжает из дома.
- До дня благодарения - меньше трёх месяцев, - добавил отец.
Три месяца - это четверть года - весьма значительный кусок твоей жизни, если тебе всего четырнадцать лет.
Эндрью вышел во двор, не оглядываясь на дом, который он любил и который он не увидит четверть года. Дойдя до машины, он открыл дверцу для матери. Затем пожал руку мисс Никол, как если бы они были старые друзья, и сказал, что будет рад её увидеть в день благодарения. Ему показалось, что она плакала. Он отвернулся, помахал рукой экономке и повару и сел в машину.
Когда они ехали по улицам Фармингтона, он смотрел на знакомые дома, которые до сих пор считал центром вселенной.
- Пиши домой каждую неделю, - сказала ему мать.
Он не ответил, потому что мисс Никол уже повторяла это по два раза в день в течение последнего месяца.
- И если тебе понадобятся дополнительные деньги, позвони мне, - добавил отец.
Отец явно не читал брошюру о правилах школы. Эндрью не стал напоминать ему, что ученикам Хочкиса позволялось в течение первого года иметь лишь десять долларов в семестр. Это было написано на седьмой странице, и мисс Никол подчеркнула это правило красным карандашом.
Во время короткой поездки никто не сказал больше ни слова. Отец остановил машину перед вокзалом и вышел. Эндрью оставался сидеть, пока мать не открыла дверцу с его стороны. Тогда он быстро вышел, не желая показать, насколько нервничает. Мать попыталась взять его за руку, но он быстро обежал машину, чтобы помочь отцу достать вещи из багажника.
К ним подошёл носильщик в синей фуражке. Погрузив чемоданы на тележку, он повёз её на перрон и остановился около восьмого вагона. Пока носильщик погружал чемоданы в вагон, Эндрью обернулся, чтобы попрощаться с отцом. Он настоял на том, чтобы с ним в поезде в Лейквилл ехал только один из родителей, и, так как его отец когда-то окончил школу имени Тафта, с ним поехала мать. Теперь он жалел о своей настойчивости.
- Счастливого пути! - сказал отец, пожимая ему руку. ("Какие глупости родители говорят на вокзале", - подумал Эндрью; гораздо важнее было сказать, чтобы он хорошо учился.) - И не забывай писать!
Эндрью сел в поезд вместе с матерью, и, когда поезд тронулся, он даже не взглянул в окно на отца, полагая, что так будет выглядеть более взрослым.
- Хочешь позавтракать? - спросила мать, когда носильщик поставил его чемоданы на верхнюю полку.
- Да, пожалуйста, - ответил Эндрью, приободрившись впервые за утро.
Другой человек в железнодорожной форме провёл их к их столику в вагоне-ресторане. Эндрью просмотрел меню и спросил мать:
- А что, если я закажу полный завтрак?
- Заказывай, что хочешь, - ответила она, как бы читая его мысли.
Эндрью улыбнулся, когда подошёл официант.