Валентин осторожно положил книжку на стол и вытащил из коробки полиэтиленовый пакет с фотографиями. Пакет рассохся, карточки встали поперёк и никак не желали вылезать. Кулеев дёрнул сильней, пакет порвался, и фотографии чёрно-белым водопадом хлынули на пол. Последняя, планируя, как бабочка, упала прямо на ногу. Валентин наклонился, протянул руку - и так и застыл.
С мутноватой, немного пожелтевшей поверхности ему улыбались трое: два парня со старомодными длинными причёсками и девушка. Весёлые, беззаботные, молодые.
Павлик, Валя, Аня.
И каждый смотрел ему прямо в глаза.
Двойной "Икарус" проехал мимо Совета Министров, притормозил, раздражённо выпустил чёрный выхлоп и начал поворот налево. Остальной транспорт привычно ждал.
Наконец, автобусная кишка развернулась, проползла метров двадцать мимо Минфина и снова начала поворачивать. Теперь уже направо - к мосту.
- Чёрти что! - сказал Павлик. - Когда только новый мост строить начнут?
Валя проводил взглядом поползший к мосту автобус и снова отвернулся к Сунже. Противоположный берег уже был совсем зелёным: бурно разросшиеся деревья и кусты полностью скрывали набережную "музыкального" сквера. Валька поискал глазами айлант и удивился, как здорово тот прибавил за год. Скоро, пожалуй, и тутовник догонит.
- Скоро тут вообще проехать будет нельзя, одна сплошная пробка. А выхлопы? Не пойму, как они терпят - всё-таки Совмин. А всего-то и надо, мост…
- Ты мне про городской план хочешь рассказать? - тихо сказал Валька, и Павлик сразу замолчал. - Больше нечего? Только не делай вид, что не понимаешь.
Пашка вздохнул, зачем-то посмотрел на небо, проводил взглядом плывущие в сторону Трека облака, снова вздохнул и пожал плечами. Нагнулся, подобрал валяющуюся у скамейки ветку и стал что-то чертить на мокром асфальте. Ничего говорить он, похоже, не собирался.
- Тапик, - так же тихо сказал Валя, следя за веткой, - ты понимаешь, что друзья так не делают?
- Почему? - тут же спросил Павлик и нарисовал заострённый книзу овал.
- Потому! Потому что друзья.
- Ну и что? - сверху овала добавилось несколько волнистых линий.
- Ты выделываешься или, правда, не понимаешь? Объяснить?
Ветка замерла, будто раздумывая, и добавила ещё волнистых линий. Потом резко отскочила и провела от низа овала две лёгкие вертикальные черты.
- Объясни.
- Тапа… - опять понизил голос Валька. - Пашка, сколько раз я тебя с девушками знакомил? Ты ж сам ни разу, только я….Так?
Павлик кивнул и нарисовал внутри овала вертикальную чёрточку.
- А ты? А ты с ходу всех отвергал. Не нравились, видите ли, ни одна не нравилась. Ну ладно, ты ж у нас эстет! Хотя я, честно, не понимаю, как это может быть, чтоб ни одна. Не под венец же, в самом деле. Нет бы оттянуться - я же вижу, как на тебя смотрят! В конце концов, это для организма вредно, ты ж, небось, до сих пор…
Пашка приподнял голову, глянул снисходительно-весёлым взглядом - Валька сразу осёкся - и снова вернулся к прерванному занятию. Внутри овала появилась горизонтальная чёрточка.
Валя помолчал, пытаясь понять, почему это ему стало неудобно, а не этому ненормальному, не понял и, наконец, разозлился.
- Ладно, это твоё дело! Не хочешь, не надо - говорят, бывают и такие придурки! И нечего на меня смотреть - я тебя не боюсь!
Павлик снова пожал плечами и поднял веточку, словно примериваясь к последнему штриху.
- Да, не боюсь! - почти прокричал Валька и внезапно успокоился. - Вот уж не думал, что мы из-за баб будем ссориться. Как быдло в стаде! Вон их сколько, только скажи…
- Ты её любишь? - спросил Павлик опуская ветку.
- Что?!
- Любишь?
- Тапик! Ты совсем ненормальный, да?
Павлик молча застыл с веточкой наперевес.
- Ты так ничего и не понял, Пашка! При чём тут это? Это моя девушка, пойми! Я её нашёл, полгода на неё потратил! А ты влез со своими вздохами. Отвали, Тапик!
- Так просто? - по-прежнему смотря вниз, спросил Павлик. - А её мнение тебя не интересует? Она что - вещь?
Валька посмотрел на него, как на инопланетянина и бессильно откинулся на спинку лавочки.
- Нет, Павлик, - сказал он мягко, как говорят с детьми, - она не вещь, она - женщина. А женщина достаётся тому, кто её сильней добивается. Кто сильней, кто настойчивее и увереннее - того она и будет любить, причём добровольно. Сама! Так природа устроила, а остальное - это всё слова. Тапа, всё равно у тебя нет шансов, ты же знаешь! Уйди!
- Нет, - улыбнулся Пашка и опустил веточку.
Ветка, словно живая, сделала несколько движений: внутри овала появились глаза, волнистые линии превратились в летящие по ветру волосы, а горизонтальные чёрточки в девичью улыбку.
Валька вгляделся и вздрогнул: с мокрого асфальта на них смотрела она.
Аня.
Она ещё что-то говорила, но Павлик уже ничего не слышал. Зрачки расширились, и Анины глаза, только что синие, стали непроницаемо-чёрными словно космос. В зрачках отражались звёзды. Это было похоже на мираж, на звёздный ветер из дальних галактик, на воронку. Сопротивляться не было никаких сил.
Пашка наклонился, прижался к горячим губам и провалился в бездну. Аня вздрогнула, приоткрыла губы, воронка втянула их обоих, и мир исчез. Схлопнулся в чёрную дыру, в которой остались только двое, а остальное….Остальное осталось снаружи, остальное оказалось миражом.
Через мгновение, а может, через вечность - в чёрных дырах нет времени - мир родился снова, и был он теперь немного другим.
- Как сладко ты целуешься! - прошептала Аня и потёрлась о его щёку. - Я будто бы умерла!
- Что ж тут сладкого? - глупо улыбаясь, спросил Пашка. - Я не хочу, чтоб ты умирала, и сам теперь не хочу.
Аня, не открывая глаз, поднялась на цыпочки и сама поцеловала его в губы.
- А так хочешь?
- Хочу, - сказал Павлик, целуя её глаза. - Очень хочу. И вот так хочу. И ещё вот так и….Знаешь, мне тоже казалось, что я умирал. Нет, не так - казалось, что мы с тобой провалились в чёрную дыру.
- Куда? - спросила Аня, перебирая пальцами его волосы.
- В чёрную дыру. Это такие штуки в космосе, куда если провалишься, то вырваться назад уже невозможно. Совсем невозможно! Хочешь в такую?
- Никогда-никогда? - улыбнулась Аня, прижимаясь к его груди. - Надо подумать.
По мосту протарахтел автобус, стрельнул выхлопной трубой и скрылся за поликлиникой. Из окна музучилища тихо зазвучала припозднившаяся скрипка, и тут же, словно повинуясь невидимому дирижёру, оглушительным хором заорали цикады. Единственный горящий в сквере фонарь мигнул и погас, на смену ему выглянула из-за облака луна. Прогнавший облако ветер пробежался по набережной, тронул Анины волосы и зашуршал листьями деревьев.
Пашка проводил ветерок взглядом и тихо засмеялся.
- Что? - подняла голову Аня.
- Тутовник видишь? - кивнул Павлик. - Лет семь назад сидели мы вечером на нём, а тут, где мы стоим, стояли двое - парень и девушка. Нас они не видели, а мы сидели и ждали, когда же они целоваться начнут. Особенно Валька.
- Дождались?
- Нет, - улыбнулся Павлик. - Витьке надоело, и он заорал, как идиот.
Аня немного подумала и решительно сказала:
- Правильно, поглядывать нехорошо! А вдруг там и сейчас кто-нибудь сидит? Я не хочу так, - взяла его за руку и с обезоруживающей логикой добавила: - Поцелуй меня!
Опять чёрная дыра, где нет никого и ничего - только руки, губы, волосы. Только тревожащее тепло грудей под лёгким платьем. Но, нет, на этот раз через границу просочился звуки скрипки и цикад. Звуки не мешали.
- Павлик, - ещё через тысячу лет спросила Аня, - а что это за дерево у вас тут особое? Атлант?..
- Айлант! - поправил Пашка и развернул её за плечи. - А вот он!
- Это?! Это же вонючка!
- Ты прямо, как Русик! - засмеялся Павлик. - Не вонючка, а айлант высочайший, если по-научному!
Аня взяла его руки, положила себе на плечи, прижалась спиной.
- Надо же, а я не знала…Красиво! А правда, что вы на нём клятву давали?
- Кулёк выболтал? - спросил Павлик, целуя её в шею. - Правда.
- И Русик?
Пашка отрицательно помотал головой. Говорить он не мог, был занят важным делом: зарывшись носом, вдыхал аромат Аниных волос.
- Зря! - сказала Аня. - По-моему, он хороший. Ой, щекотно! Павлик, я пить хочу.
Пашка демонстративно вздохнул, поднялся с лавки, подал руку. Аня кокетливо опустила глазки, опёрлась на руку и неожиданно резко вскочила. "Какая она лёгкая!" - подумал Павлик, не сводя глаз со взметнувшегося вверх короткого платья. Аня проследила за его взглядом, поправила платье, взяла его под руку.
- Нравится? Платье?
- Платье… - рассеянно повторил Пашка, прижимаясь локтём к упругой груди. - Нет. То есть да….Не совсем.
От локтя поднимались сладкие волны, и голова уже плыла. Не хотелось никуда идти, не хотелось ничего говорить. Хотелось….Ох, как много хотелось!
- Понимаешь, - начал объяснять он, тщетно стараясь хотя бы на миг вырваться из дурмана. - Я не могу видеть отдельно платье, я могу видеть его только на человеке, на тебе. На тебе нравится. Особенно это…короткое.
- Это уже не модно.
- Знаю….Жаль! Одежда должна подчёркивать красоту, а у тебя очень красивые ноги. И руки тоже, и плечи… и плечи… и…
- Павлик, - смущённо прервала Аня, - ты всё перечислять будешь?
- Всё? А всего я не видел, - честно сказал Пашка. Понял, что сказал что-то не то, и попытался исправиться. - Нет, ты не думай….Если не видел, это не значит, что некрасивое…
- Паша! - окончательно смутилась Аня.