Возможно, Марджи была права. Наверное, я слишком все преувеличивала. Тем более что Дэн не проявлял особого интереса к моей семье, а все свободное время, если оно было, посвящал мне. К тому же мои родители, казалось, нашли выход из этой грязной ситуации. В ту осень мы, можно сказать, избегали общения. Однажды они заехали посмотреть нашу квартиру (и мама отпустила предсказуемый едкий комментарий по поводу моего "инстинкта вить гнездо"). За несколько месяцев осеннего семестра нам с отцом удалось только три раза встретиться за ланчем (и он ни разу не обмолвился о маме). Но вот когда я одна пришла к ним на обед в честь Дня благодарения (Дэн был со своим отцом в Гленз Фоллз), то сразу же почувствовала перемену настроения. Они оба были слегка навеселе, смеялись шуткам друг друга и даже обменивались многозначительными взглядами. Мне было приятно видеть это, но я все мучилась вопросом, что же положило конец "холодной войне". Все открылось после обеда, когда мы приканчивали вторую бутылку вина, и меня тоже немного повело.
- У Дороти хорошие новости, - сообщил отец.
- Позволь, я сама расскажу, - вмешалась мама.
- Я вся внимание, - сказала я.
- У меня будет выставка в галерее Говарда Вайза на Манхэттене.
- Это одна из лучших галерей современного искусства, - добавил отец.
- Мои поздравления, - сказала я, - а как же Милтон Брауди?
Мама поджала губы, и у меня возникло ощущение, будто я сама ударила себя под дых.
- Милтону Брауди не понравилась моя новая коллекция, и мы расстались. Довольна теперь?
- Почему я должна быть довольна? - удивилась я.
- Ну, ты, кажется, всегда радуешься моим неудачам…
- Я этого не говорила.
- Ты спрашивала, не отказался ли от меня Милтон Брауди…
- Это был невинный вопрос, - сказал отец.
- Чушь… и прошу тебя, не влезай. Это касается только нас с ней.
- Ты все преувеличиваешь, - сказала я. - Как всегда.
- Как ты смеешь? Я никогда - повторяю, никогда - не цеплялась к твоим недостаткам…
Ее слова хлестнули меня пощечиной. Мой голос вдруг возвысился. Я начала произносить то, что никогда не сказала бы прежде.
- Ты никогда что? Да ты только и делаешь, что критикуешь меня… или отпускаешь свои глупые язвительные реплики о том, что я живу не по-твоему…
- Черт возьми, ты такая ранимая, Ханна, что воспринимаешь мои редкие замечания как личную обиду…
- Да потому что ты постоянно нападаешь на меня…
- Нет, я просто пытаюсь вытащить тебя из этой рутины…
- Дороти… - взмолился отец.
- Рутины?! - крикнула я. - Ты хочешь сказать, что я погрязла в рутине?
- Что ж, хочешь правду, так слушай: я никак не могу понять, почему ты, двадцатилетняя девчонка, превратилась в какую-то домашнюю клушу.
- Я не домашняя клуша.
- Ты даже выругаться не можешь. Почему бы тебе не ввернуть что-нибудь нецензурное, как это сделал бы…
- Кто? Какой-нибудь сдвинутый по фазе художник из Гринвич-Виллидж?..
- Вот так, уже теплее… покажи свой дурной нрав.
- В этом нет ничего дурного. А вот называть меня домашней клушей…
- …это всего лишь объективный взгляд со стороны. Но, послушай, если ты хочешь запереть себя в маленьком уютном гнездышке с доктором своей мечты…
- По крайней мере, я ему не изменяю, как…
Я вовремя остановилась. Отец закрыл лицо руками. Мать буравила меня суровым взглядом.
- Как кто? - Голос ее вдруг стал тихим, но в нем звучала угроза.
- Оставь это, Дороти, - сказал отец.
- Почему? Потому что ты ей все рассказал?
- Отец ничего мне не говорил, - сказала я. - Голоса доносятся… особенно твой голос.
- Что ж, продолжай, сплетница, - взвилась мать. - Спрашивай. Или ты хочешь, чтобы я сразу ответила на все твои вопросы и рассказала, скольких женщин перетрахал твой отец за все эти годы или сколько любовников было у меня…
- Довольно! - закричал отец.
Я встала из-за стола и бросилась к двери.
- Все правильно, беги от этой грязи, - крикнула мне вслед мама.
- Тебе недостаточно того, что ты уже наговорила? - одернул ее отец.
Я хлопнула за собой дверью и выбежала на улицу вся в слезах. Я продолжала бежать. Было холодно, а я оставила свое пальто у родителей, но не могло быть и речи о том, чтобы вернуться за ним. Я больше не хотела иметь ничего общего с этой женщиной.
Когда через пятнадцать минут я добралась до дому, меня трясло от холода и ярости. Но теперь к ярости примешивалась невыносимая грусть. Мы с мамой часто ссорились - но с таким остервенением ни разу. И жестокость - хотя и присутствовавшая в ней всегда, но умело скрываемая - не изливалась потоком брани. Она хотела ударить меня побольнее, и ей это удалось.
Нужно было позвонить Дэну в Гленз Фоллз, но я не хотела портить ему День благодарения слезами по телефону. Я еще слабо надеялась на звонок от отца. Но так и не дождалась. Так что часов в одиннадцать вечера я позвонила Марджи в Манхэттен.
Ответила ее мать, сначала полусонная, потом явно раздраженная.
- Марджи гуляет с друзьями, - резко произнесла она.
- Вы не могли бы передать ей, что звонила Ханна?
- А вы не могли бы не звонить в столь неподходящее время?
И она повесила трубку.
После этого я забралась в постель, решив, что на сегодня с меня довольно.
Марджи так и не перезвонила мне - наверное, ее мама не передала мое сообщение. Но на следующее утро я все-таки позвонила Дэну.
- Голос у тебя нерадостный, - сказал он.
- Довольно омерзительный вечер с родителями.
- Насколько омерзительный?
- Расскажу при встрече.
- Что, все настолько плохо?
- Просто приезжай домой, Дэн.
Он не стал выпытывать у меня подробности (это было не в его стиле). Но я и не хотела утомительного пересказа событий, потому что все пыталась сообразить, как объяснить ему эту ссору, не сказав при этом, что все лето скрывала от него проблемы в нашей семье и что именно он - главный раздражитель для моей матери.
Однако на выручку мне пришел отец, который подсказал, как представить Дэну серьезные разногласия между мной и матерью.
Он появился в то утро, минут через десять после моего телефонного разговора с Дэном. Выглядел он усталым - глаза воспаленные, движения нервные и напряженные. В руке он держал мое пальто.
- Ты забыла, - сказал папа, с порога вручая мне пальто. - Должно быть, тебе было холодно возвращаться домой.
- Я не заметила.
- Я действительно очень виноват перед тобой, Ханна.
- Почему? Ты не сказал ничего плохого.
Он посмотрел мне в глаза:
- Ты знаешь, что я имею в виду.
Пауза.
- Может, зайдешь на чашку кофе? - предложила я.
Он кивнул.
Мы поднялись в квартиру и расположились на кухне. Пока варился кофе, отец оглядывался по сторонам.
- Квартира действительно замечательная. Это все твоя заслуга.
Я улыбнулась про себя. Мой отец - тайный англофил, наверное, он был единственным человеком в Вермонте, кто называл апартаменты "квартирой".
- Я рада, что ты одобряешь. Маме не понравилось.
- Да нет же, все понравилось. Она говорила мне, что просто в восторге. Но, разумеется, тебе она ничего подобного не скажет - потому что в этом она вся, какая уж есть, и мы говорили об этом прежде, да ты и сама знаешь, что ничего не изменится, так что…
- Спасибо, что пытался защитить меня вчера.
- Твоя мать явно перегнула палку. И в этом только моя вина.
- Нет, я сама спровоцировала ссору. Если бы я держала язык за зубами…
- Тебе не в чем себя винить. Просто Дороти все неправильно истолковала и решила, что ты рада ее конфликту с Милтоном Брауди.
- Ты же знаешь, что это бред. Я просто задала ей вопрос…
- Ты права. Совершенно права. Но твоя мать - очень гордая женщина, и теперь она убедила себя в том, что ты ее оскорбила и намеренно повела себя жестоко. И я знаю - поверь мне, я знаю, - что ее вчерашняя выходка возмутительна. Но хотя я и пытался объяснить ей это, она не слышит меня.
Я напряглась:
- Что ты имеешь в виду?
Он забарабанил пальцами по столу, и было видно, что ему не хочется говорить.
- Продолжай, папа…
- Я сказал ей, что не хочу быть передаточным звеном… что если она собирается исполнить свою угрозу, то должна сама сказать тебе об этом…
- Что за угроза?
- …но она твердо стояла на своем… мол, если я не передам ее слова, она просто ничего не станет объяснять…
- Объяснять что?
Он закрыл лицо ладонью:
- Что она отказывается разговаривать с тобой, пока ты не извинишься.
Я в ужасе уставилась на него:
- Она, наверное, шутит.
- Думаю, что как раз сейчас она серьезна, как никогда. Впрочем, это она сказала утром. Всю ночь она почти не сомкнула глаз, и мне хочется верить, что ее угрозы - это всего лишь чрезмерная реакция на семейную ссору, которая зашла слишком далеко. Так что давай подождем денек-другой…
- Папа, я извиняться не собираюсь. Так ей и передай: не может быть и речи о том, чтобы я просила у нее прощения.
- Я больше не хочу быть курьером.
- Но ты же согласился сделать это для нее… так что теперь сделай для меня. Хотя бы эту малость ты мне должен.
Отец отвернулся. Мне тут же стало стыдно.
- Извини, - сказала я. - Я не то имела в виду.
- Я правильно тебя понял, и я этого заслуживаю.
- Ты уйдешь от нее?
Он пожал плечами.
- Как ее зовут? - спросила я.
- Кого?