- Наверное, из газет. Он был важной шишкой во время захвата Колумбийского университета. Левая рука Марка Рудда. Удивляюсь, как его сюда впустили, учитывая его репутацию бузотера. Очень толковый парень, но опасный. Впрочем, ему можно ни о чем не беспокоиться - его отец владеет крупнейшими ювелирными магазинами в Кливленде…
В дальнем углу зала я увидела своего отца. Он беседовал с женщиной лет тридцати - каштановые волосы до пояса, очки-авиаторы, короткая юбка. Они стояли очень близко друг к другу, что-то горячо обсуждая, и поначалу я подумала, что она берет у него интервью.
Но тут я заметила, что во время разговора она взяла его за руку. Отец не отдернул руку. Наоборот, он ответил ей крепким пожатием, и на его губах промелькнула легкая улыбка. Потом он нагнулся и прошептал ей что-то на ухо. Она улыбнулась, отпустила его руку и отошла, произнеся что-то на прощание одними губами. Я не особо сильна в чтении по губам, но у меня почти не было сомнений в том, что она сказала "Позже…".
Мой отец улыбнулся ей, посмотрел на часы, потом обвел взглядом зал, увидел меня и помахал рукой. Я помахала в ответ, надеясь, что он не заметил моего шокового состояния. За те несколько секунд, что он шел ко мне, я успела принять решение вести себя так, как будто ничего не видела.
- Ханна! - Он крепко обнял меня. - Ты все-таки сумела пробраться.
- Ты был великолепен, пап. Как всегда.
Тобиас Джадсон уже закончил свое выступление и направлялся к нам. Он кивнул отцу, потом быстро оглядел меня с ног до головы.
- Отличная речь, профессор, - сказал он.
- Ты тоже неплохо смотрелся, - ответил отец.
- Да, уверен, сегодня мы оба пополнили свои фэбээровские досье. - Улыбнувшись мне, Джадсон спросил: - Мы знакомы?
- Моя дочь Ханна, - представил меня отец.
"Красавчик радикал" слегка опешил, но быстро пришел в себя и сказал:
- Добро пожаловать в революцию, Ханна.
Он вдруг взметнул руку вверх, приветствуя какую-то женщину в толпе.
- Еще увидимся, - бросил он нам и поспешил к ней.
Мы с отцом переместились в маленький итальянский ресторанчик по соседству с отелем. После митинга отец все еще был на взводе. Заказав бутылку красного вина, он выпил почти всю, возмущаясь приказами Никсона о "тайном вторжении в Камбоджу" и восхваляя Тобиаса Джадсона, настоящую звезду левых сил, второго И. Ф. Стоуна, только еще более харизматичного.
- С Иззи Стоуном, при всей его блистательности, нельзя было избавиться от ощущения, что он все время тычет тебе в лицо пальцем, в то время как Тоби, при тех же аналитических способностях, обладает редким природным даром соблазнить слушателя. Настоящий сердцеед.
- Полагаю, это один из побочных эффектов публичной политики.
Он удивленно поднял брови… и тут заметил, что я внимательно изучаю его лицо.
- Мир любит молодого Тома Пейна, - сказал отец.
- Уверена, что мир любит Тома Пейна любого возраста, - заметила я.
Отец долил в бокалы вина и сказал:
- И как все увлечения, это мимолетно. - Подняв голову, он встретился со мной взглядом: - Тебя что-то беспокоит, Ханна?
Кто она, черт возьми?
- Я немного переживаю из-за мамы, - нашлась я.
От меня не ускользнуло, что его плечи расслабились.
- В каком смысле? - спросил он.
Я рассказала про наш телефонный разговор и про ее странные интонации. Он закивал головой, соглашаясь со мной:
- Боюсь, у твоей мамы плохие новости. Милтон Брауди решил не брать ее новую выставку.
О боже, это действительно плохие новости. Милтон Брауди управлял галереей на Манхэттене, где мама выставляла свои картины. Он показывал ее работы на протяжении вот уже двадцати лет.
- Еще недавно она повела бы себя совсем по-другому в подобной ситуации, - продолжил отец. - Обозвала бы Брауди сукиным сыном, помчалась бы в Нью-Йорк и закатила ему скандал, обязательно пристроилась бы в другую галерею. А сейчас она просто сидит в своей студии, отказываясь что-либо делать.
- И давно она в таком состоянии?
- С месяц.
- Но я уловила это в ее голосе только вчера.
- Все постепенно накапливалось.
- А между вами все в порядке? - спросила я.
Отец поднял на меня взгляд - удивленный, как я думаю, моей прямотой. Никогда прежде я не задавала ему вопросов об их браке. Возникла короткая пауза - я видела, он задумался о том, как ответить, сколько правды мне стоит приоткрыть.
- Все складывается так, как складывается, - произнес он наконец.
- Звучит несколько загадочно, пап.
- Нет, двойственно. Двойственность - не такая уж плохая штука.
- В браке?
- Во всем. У французов есть такое выражение: Tout le monde а ип jardin secret. У каждого есть свой тайный сад… Ты понимаешь, о чем я? - спросил он.
Я посмотрела в его светло-голубые глаза. И впервые до меня дошло, что в жизни моего отца слишком много пластов.
- Да, пап… кажется, понимаю.
Он осушил свой бокал.
- А насчет мамы не беспокойся. Она выкарабкается… Только вот ради твоего же блага, не выдавай себя, не говори, что знаешь об этом.
- Конечно, ей следовало бы самой рассказать мне.
- Вот именно. Следовало. Но она этого не сделает.
И он тут же переменил тему, стал расспрашивать о моей работе, с интересом слушая мои рассказы об учениках и Роксбери. Когда я призналась, что мне очень нравится преподавать, он улыбнулся:
- Очевидно, это наследственное.
Потом он бросил взгляд на часы.
- Я тебя задерживаю? - спросила я, стараясь, чтобы мой вопрос прозвучал невинно.
- Нет. Просто я обещал, что загляну на встречу, которую устраивают в отеле Тоби Джадсон и компания. Мы очень хорошо поговорили, Ханна.
Он попросил счет. Расплатился. Мы вышли из ресторана в удушливую бостонскую ночь. Отец, слегка захмелевший от вина, положил руку мне на плечи и по-отечески крепко обнял:
- Хочешь послушать фантастическую цитату, которую я подцепил сегодня?
- Я вся внимание.
- Это мне Тоби Джадсон подкинул. Цитата из Ницше. Не доказано, что правда - когда и если она вдруг откроется - окажется очень интересной.
Я рассмеялась:
- Это чертовски…
- Амбивалентно?
- Ты сорвал у меня с языка.
Он нагнулся и поцеловал меня в щеку:
- Ты потрясающий ребенок, Ханна.
- Ты тоже ничего.
Я была всего в нескольких шагах от трамвайной остановки на Копли-сквер, но мне вдруг захотелось пройтись… тем более что о многом надо было подумать.
Когда я подошла к нашей двери, было уже за полночь. В окне горел свет. Дэн был дома.
- Ты что-то рано сегодня, - сказала я.
- Меня отпустили пораньше за хорошее поведение. Как прошел обед с отцом?
- Интересно. Настолько интересно, что я пошла домой пешком, думая о…
Я замолчала.
- Да? - спросил Дэн.
- О том, как осенью вернусь в колледж, и…
Снова пауза. Говорить ли об этом?
- Продолжай… - сказал Дэн.
- …стоит ли нам подыскать себе жилье, когда мы вернемся в Вермонт.
Дэн ответил не сразу. Он полез в холодильник и достал две бутылки пива, одну протянул мне.
- Отличная идея, - сказал он.
Глава третья
- Не могу сказать, что я в шоке, - отреагировала на новость мама - Если честно, я поспорила с твоим отцом на десять баксов, что ты переедешь к своему доктору, как только вернешься с каникул.
- Надеюсь, ты грамотно потратишь выигрыш, - сказала я.
- Ну а что мне остается делать, если ты так предсказуема? Даже если я стала бы возражать, пытаясь убедить тебя в том, что ты лишаешь себя, мягко говоря, личного опыта, столь необходимого на этом этапе жизни, ты бы меня послушала?
- Нет.
- О чем я и говорю.
Единственное, что меня радовало в этом идиотском разговоре, так это ощущение, что мама выходит из депрессии, в которой она пребывала после ссоры с хозяином галереи. Нет, конечно, и речи не могло быть о том, чтобы она рассказала мне об этом эпизоде или о том, что ее гложет. Для нее это было равносильно тому, чтобы расписаться в собственной слабости - уязвимости! - перед дочерью. Мама скорее взошла бы на костер, чем призналась мне в этом.
Я так и не услышала от нее, что ее новые работы были отвергнуты Милтоном Брауди. Не обмолвилась она и о том, что выставка не состоится. Она просто продолжала жить так, будто ничего не случилось. Но когда в конце августа я вернулась из Бостона, чтобы начать поиски квартиры (у Дэна шла последняя неделя стажировки в Массачусетском госпитале), мне стало совершенно ясно: несмотря на внешний цинизм и самоуверенность, она все еще чувствовала себя не в своей тарелке. Под глазами матери залегли темные круги, ногти были обгрызены, и я замечала легкую дрожь в ее руках, когда она закуривала сигарету.