"Есть три группы людей - богатые, средние и бедные. Я - во второй группе, которая идёт на работу в 8 утра и возвращается в 5 вечера. Я подчиняюсь законам и плачу по счетам, включая налоги… Благодаря мне богатые остаются богатыми, а бедные, которые часто делают попытки лишить меня права, зарабатывать на жизнь, не умирают с голоду…
Я устал от двух систем закона. По одной - восставшим разрешается уничтожить мою собственность, нападать на мою семью и уходить безнаказанно. По другой - меня сажают в тюрьму за превышение скорости…
Я устал от такого бумажника в кармане и от жирных ленивых политиканов. Я устал видеть стариков на пенсии, которая не обеспечивает существование".
Среди "случайных" обстоятельств, которые, по мнению Роберта Коулза, создали "иррациональное" движение Уоллеса, гарвардский социолог называет следующие:
1. "Случайная" война во Вьетнаме. Она вызывает раздражение "маленького" человека: не видно победы, но ощутимы расходы.
2. "Случайное" "новое левое движение", возникшее в связи с борьбой против войны во Вьетнаме. Его участники Пугают людей Уоллеса, они чужды им.
3. Администрация Джонсона "случайно" вызвала кризис доверия. Отсюда - недоверие к Хэмфри, а за одно и к Никсону, которого справедливо считают продуктом двухпартийной системы.
4. "Случайное" убийство Роберта Кеннеди. Не смотря на абсолютно противоположные Уоллесу взгляды, объясняет Коулз, Кеннеди внушал избирателям то же чувство "силы, искренности и боевитости", которое внушает и Уоллес. (Журнал "Тайм" опросил 150 сторонников Уоллеса и обнаружил, что среди них много таких, кто раньше симпатизировал Кеннеди или Маккарти.)
Таковы четыре "несчастливые случайности", которые, по мнению Коулза, вызвали к жизни ядовитый гриб движения Уоллеса.
Вряд ли можно возразить против того, что все "четыре пункта" помогли Уоллесу. Но ни один из них не является, конечно, "случайностью". Каждый закономерен. Даже расправа с Кеннеди была предопределена всей системой жизни страны.
* * *
"Случайное и иррациональное" движение Уоллеса давно и хорошо спланировано. Оно отлично координируется.
Наивно было бы думать, что Уоллес черпает свой средства только из почтовых конвертов. "Настоящие" деньги он получает из более солидных источников.
В Далласе, столице штата Техас, состоялся обед в честь кандидата Американской независимой партии. На этом обеде собрались совсем не те "маленькие" люди, вождем которых объявил себя Уоллес. За столом, бок о бок с "простым парнем" Уоллесом, сидела миссис Нельсон Банкерт Хант, невестка печально знаменитого техасского нефтяного миллиардера Ханта, финансирующего общество Джона Бэрча. Чуть подальше - некий Поль Певитт, король нефти и картошки, состояние которого оценивается в 100 миллионов. Ещё дальше - М. X. Марр, нефтяной король "стоимостью" в 10 миллионов. Были там и другие большие и маленькие миллионеры, чьи состояния и взгляды позволяют им выписывать на имя Уоллеса и Американской независимой партии чеки на более солидные суммы, чем 25 долларов. Надо полагать, что на обеде в Далласе присутствовали далеко не все-покровители Уоллеса. Ходят слухи, что среди таковых числятся и хозяева корпорации "Дженерал моторс".
Наиболее мрачные шутники в Америке заключают пари о том, скоро ли Уоллес начнёт создавать штурмовые отряды. Люди, шутить не склонные, не без оснований утверждают, что штурмовые отряды уже давно имеются. Это - ку-клукс-клан, минитмены, полицейские, члены общества Джона Бэрча и пожарники (пожарники - это не юмор, это большая сила, спаянная с полицией и идущая почти целиком за Уоллесом).
Поддержка этими организациями Уоллеса строго координируется весьма опытной рукой. Ещё в 1967 году в той же Таскалусе, где я так развеселил двух старушек, состоялся национальный съезд ку-клукс-клана, на котором официально была объявлена поддержка Джорджу Уоллесу, человеку, "который полнее всех представляет интересы членов ККК".
В проведении избирательной кампании Уоллеса активно участвует и общество Джона Бэрча.
Я уже писал о том, что Уоллес усиливает критику против Никсона или против Хэмфри в зависимости от того, кто из двух его противников быстрее движется к успеху, чтобы сравнять их шансы. Если ни один из его противников не получит достаточного числа выборщиков, у Уоллеса появятся реальные шансы проскочить в Белый дом.
После позорного конвента демократический партии в Чикаго шансы Никсона очень быстро стали возрастать, а популярность Хэмфри, согласно опросам общественного мнения, - стремительно падать. Не помогала и критика Уоллеса, которая сейчас направлена целиком против Никсона.
И вот на днях на помощь алабамцу пришёл Роберт Уэлч, организатор и глава общества Джона Бэрча. Он разослал всем членам своей организации открытое письмо, в котором сообщал, что "Никсон в случае избрания президентом будет более удобной фигурой для действия прокоммунистических элементов в США, чем Хэмфри" (?!!).
Так обстоит дело со "случайностью" и "иррациональностью" фашистского движения Уоллеса в США. (Сам Уоллес, конечно, отрицает, что он фашист. Его обычный аргумент: "Я боролся с нацистами, когда вас ещё не было на свете".)
Теория "иррациональности и случайности" - это не просто ошибка гарвардского ученого. Это попытка заранее снять ответственность за надвигающийся уродливый и тяжелый ком фашизма с тех, кто слепил первый снежок и теперь управляет его движением.
Собственно, и у Мейнеке была та же цель. Снять ответственность за Приход фашизма в Германии с монополистов, взвалить вину на народные массы и на Коммунистическую партию Германии, которая якобы своей борьбой против Веймарской республики помогла фашистам утвердить диктатуру.
Оптимисты в Америке успокаивают: 20 процентов голосов - не сила. Пессимисты отвечают: Гитлеру для свержения буржуазной демократии и замены её фашизмом понадобились голоса лишь трети избирателей. Да, Уоллес, как видно, не пройдёт в Белый дом в 1968 году.
Ну а в будущем?
Американский Гитлер ещё не написал свою "Майн кампф". Он осторожен. Он не хочет связывать себя далёкими планами. "Мы не раздумываем насчет истории, всяких там теорий и всего прочего, - сказал он как-то. - Мы просто идём вперед. К чёрту. История может сама о себе позаботиться!"
Про него рассказывают, что, выйдя на днях из своего самолёта в городе Роки Маунтинз, он покрутил головой, осмотрелся, увидел горы, поле, лес, реку, прервал своё самолётное молчание и, обернувшись к репортёрам, высказался простодушно: "Вы только подумайте, ведь в один прекрасный день я могу стать президентом всего этого…"
Журналисты промолчали.
* * *
Почти целый день я ношу сегодня на лацкане пиджака белую бирку с надписью: "Уоллеса - в президенты!", с номером 126 и моей фамилией. Внизу подпись - закорючка некоего чина из уоллесовскон службы безопасности.
Неловко. Но что делать. Иначе не пустят ни в отель "Американа", где в честь Уоллеса устраивается благотворительный обед, ни в новое здание "Мэдисон-сквер гарден", на предвыборный митинг.
Негр-швейцар в отеле всматривается внимательными выпуклыми глазами в белую бирочку. Потом переводит взгляд на лицо. Он не знает, что это только пропуск и это на пиджаках всех корреспондентов. Он думает, что я и вправду за "Уоллеса - в президенты". Поэтому в глазах его усмешка. Еле заметная усмешка, потому что швейцар - человек тренированный. Но мне становится, честно говоря, немного не по себе.
Полицейский, который проверяет пропуска, тоже смотрит на меня недружелюбно. Но по другой причине. Он знает, что бирочка - это только, пропуск. Более того, он считает, что все журналисты против Уоллеса. Именно поэтому он смотрит на меня недружелюбно, но пропускает в подвальный зал ресторана отеля "Американа", где за круглыми столами сидит человек четыреста - те, кто заплатил за филе из цыпленка по 25 долларов.
Черноволосый человек небольшого роста, улыбаясь напряженной улыбкой и время от времени отдавая по-военному честь и подмигивая ревущей ресторанной толпе, выкрикивает угрозы по адресу журналистов, коммунистов, интеллигентов и "вообще всех этих",
Какая-то толстая тетка в розовом кисейном платье и в канотье, с которого крупные буквы вопят: "Я хочу Уоллеса", хватает меня за рукав:
- Как вы будете показывать Уоллеса?
- Как он того заслуживает.
- Советуем показать его хорошо, мы запомним ваш номер.
- Сто двадцать шесть, - говорю я.
- Вот-вот, сто двадцать шесть!
Чёрт с тобой, тетка, запоминай!
Настроение улучшается. Иногда полезно, когда тебя слегка окатят ненавистью. Очищает. Легче дышать.
Я вожу телеобъективом кинокамеры по лицам и пытаюсь разобраться - кто эти люди, почему здесь?
Вот, очень крупно, сигарета у рта. Четыре пальца, держащие её. Пальцы мозолистые, с чёрными ногтями. Я совершенно ясно вижу черные сплющенные ногти. И лицо морщинистое, загорелое. Может быть, слесарь на бензозаправочной станции, может быть, таксист, может быть, строитель. Пришел, сидит за столом - значит, принес 25 долларов в копилку того, на трибуне, который все кричит, как он приструнит, "всех этих".
Я перевожу объектив на глаза. Они смотрят на трибуну радостно, чуть ли не восторженно. И через секунду человек аплодирует, хлопает тяжелыми ладонями, кричит что-то, а сигарету недокуренную бережно положил на край стола…
Я потом подхожу к нему и спрашиваю - почему он за Уоллеса. Отвечает радостно, дружески, предлагая разделить его уверенность:
- Он наш, он за простых людей. Он придет, парень, и будет всё по-другому. Понял?