Оставшись одни, ребята прибавили шагу, Крошечка думала, что Павлик отправится домой, но он вдруг сказал:
- Орина, я думаю, нам пока лучше не расставаться… Можно, я с тобой пойду - к тебе, ну а ты потом - ко мне… если хочешь.
Крошечка кивнула, ей тоже почему-то было не по себе: конечно, вдвоем как-то спокойнее.
Поминутно оглядываясь по сторонам, шли они по своему Поселку - все было тихо, как-то слишком уж тихо…
- Куры не кудахчут, собаки не лают, птицы не поют, - пробормотал Павлик.
Орина рассердилась:
- Ну и что…
Открыла щеколду своих ворот, впустила мальчика, заложила в скобы деревянную задвижку, которую обычно задвигали только на ночь - и вздохнула с явным облегчением: дома! Тут им ничего не грозит!
- Мама! Бабушка! Меня выписали! - закричала Крошечка, залетая на крыльцо, и… напоролась на замок - вот те и на! Конечно, она знала, где лежит ключ: у подножия крыльца, под тряпицей, но было обидно - никого нет дома! Ну да, а чего она ждала, никто ведь не знает, что ее выписали: мать в школе, бабушка Пелагея небось на торговлю отправилась, Миля… ну да, Яблоковым же квартиру в Городе дали. Все понятно! Нет… ничего не понятно - а как же война?! Ведь моста через Постолку нет - их на ту сторону, что, Язон на лодке переправляет? А как же те - с овчарками?!
Крошечка пробежалась по комнатам, Павлик семенил за ней, она глянула мельком в зеркало, стоявшее на этажерке - и, оторопев, схватила его и придвинула лицо к отражению: ничего себе - и это… она?!
- Мне тут лет десять или… все двенадцать?! - воскликнула Орина.
Павлик Краснов пожал плечами, она протянула и ему зеркало: мальчик, поглядевшись, скривил лицо и пробормотал:
- Ну и рожа мне досталась…
Орина смолчала: впрочем, он был чуть получше лицом, чем Пандора (и уж не страшнее атомной войны, как говорила бабушка Пелагея).
- Пойдем к тебе? - спросила она. - Только подожди, я во что-нибудь переоденусь.
Это оказалось не так-то просто: собственная одежка была ей вся мала, материна велика, а вот платье низенькой бабушки кое-как сгодилось… Крошечка вырядилась так: надела сборчатую юбку, затянув резинку на талии и завязав узлом, простые чулки, кофту оставила прежнюю, поверх напялила черную плюшевую жакетку, а на ноги - бабушкины же суконные боты. Довершал картину материн фетровый капор.
Павлик Краснов был сражен! Но Орина на этом не остановилась - она и Павлику подобрала костюм (у Пандоры-то точно ничего не сыщешь): в ход пошли лыжные шаровары, кофта-самовязка, старый дедушкин пиджак, его же синяя фуражка с дубовыми листочками на околыше и старые кирзовые сапоги, в них Пелагея Ефремовна, надев трое носков, в лес хаживала.
Крошечку сильно беспокоило, есть ли кто дома у Павлика… И в Пандориной "конторе" никогошеньки не оказалось.
- Ну да - Пандора твоя в лесу, сучки рубит. Зайдем после обеда, - хмуро сказала Орина. - Дети как раз вернутся из школы. И мама моя - тоже…
- Давай посмотрим в других избах, - предложил Павлик.
- Конечно, - обрадовалась Крошечка, - ведь кто-нибудь должен быть дома?!
Магазин оказался закрыт: впрочем, он и всегда-то открывался не по часам, а по усмотрению продавщицы; поворотили к Тасе Потаповой домой - но у Потаповых тоже было заперто - как и у Глуховых. Свернули на Долгую улицу, решившись заходить во все подряд дворы: но чужие ворота не открывались, а на крик никто не отзывался. И собаки не встречали непрошеных гостей лаем - может, в будки попрятались?.. А в бараках, с двух сторон длинного коридора, на каждой двери висели замки, замки, замки… Орина все крепче сжимала губы - это было ни на что не похоже. Так не бывает: чтобы никого не было дома!
- Давай зайдем в контору Леспромхоза, ведь директор должен же быть на месте, даже если все рабочие в лесу… - чуть слышно сказала Крошечка, когда они возвращались по пустынной улице.
Павлик Краснов, не глядя ей в лицо, кивнул.
Контора Леспромхоза стояла неподалеку от устья Смолокурки и была, один к одному, похожа на контору Лесхоза, и оба здания были в точности такими же, как дома Потаповых и Глуховых. Дверь в контору оказалась отперта, она была даже распахнута, и оттуда… раздавались голоса! Ребята переглянулись и, забыв о приличиях, не постучавшись, ворвались в святая святых: в кабинет директора…
Крошечка, по малолетству, никогда в жизни здесь не бывала, директора видела только издали, но ей показалось, что это не тот, прежний директор, а какой-то другой, зато на черном клеенчатом диване сидел хороший знакомый - Егор Кузьмич Проценко!
- Здрасьте! - несколько смутилась Орина, сообразив, что делать им тут совершенно нечего, и даже предлога для того, чтобы прерывать беседу взрослых занятых людей, у них нет.
- Вы кто ж такие будете? - спросил, хмурясь, директор, но и Кузьмич их не узнавал: глядел крайне холодно.
Орина замялась, но тут на помощь ей пришел Павлик: дескать, мы такие-то такие, лежали в больнице, пока болели - вытянулись, Кузьмича-де мы знаем.
- А вот вы - кто такой будете? - храбрым эхом обратился мальчик к директору Леспромхоза.
Тот открыл рот, после закрыл, потом опять открыл - и опять закрыл, открыл - и захохотал, а прохохотавшись, воскликнул:
- Вот эт-та я понимаю - нагле-ец! Да Полуэкта Вахрушева весь район знает, да что район - вся республика знает Вахрушева Полуэкта, а этот горбыль красновский не изволит меня знать! Я зато твою мамку как брусовую шпалу знаю! Да и лучше, чем брусовую шпалу. Всякую солнечную трещину могу указать. Чужие дети быстро растут! - обратился он к Проценко. - И это хорошо: нам помощники во как нужны - на дальних рубежах оборону держать! Засеки у нас в лесу поделаны, но мало, мало людей, совсем мало! Придется ставить в строй штукатурную дрань! Я ведь всех мобилизовал, кого мог, - продолжал директор, - фронтовики, бабы, старики, ребятишки - все у меня там, сдерживают натиск врага. Речка - естественная преграда, враг с того берега к нам не суется, моста нет, в лесу на дальних подступах - засеки, и народ мой - там. Так что Поселок пока что наш!
- Это - немцы? - умудрилась вставить свой вопрос-ключик в поток директорской речи Крошечка. - Немцы на нас опять напали?
- Не знаю, не знаю, не знаю! Никто ведь этих врагов близко-то, нос к носу-то не видал, лицом к лицу-то никто с ними не сталкивался, разве только те - на засеках, но с ними у меня связи нет. Нету, нету, ребятушки, связи… Туман, сплошной туман… А наверху и не чешутся! Как меня повторно сюда назначили - с тех пор и пытаюсь связаться с верхами, а толку мало… - кивнул он на телефонный аппарат, в сердцах поднял трубку и шваркнул ее на рогатое ложе, но после опамятовался и, на всякий случай, приложил трубку к уху: - Вот, полюбуйтесь: опять глухо - никаких гудков! То связи нет, то - никто не отвечает… И Город молчит, и Москва безмолвствует… Я тут сам себе командир.
- А Пурга? - подошла на шаг поближе Орина.
- И Пурга молчит. Вся Россия затаилась и не дышит! Я вот думаю: это, не иначе, враги народа активизировались! А фронтовики ведь тоже думают, что это немцы… Опять, мол, Германия на нас напала: которая-нибудь из двух… Ну нет - разве бы немцев пропустили до самого Урала?! Не может такого быть! Враги народа это, вот кто! А Проценко вон новую версию подкинул: говорит, вертухаев видел с собаками за Постолкой-то… Так, Кузьмич? Ты, значит, охранников углядел? Вертухаи на нас напали - а мы оборону держим? Ну ты и… кронштадский брак, финляндская ты стружка после этого - вот ты кто!
- Была у меня еще одна версия, - закуривая папироску, говорил Проценко, - уголовники в банды сбились, как в 53-м. Я вчера, уходя от преследования-то, разобрал, что они вроде как по фене ботали… Ну, по-другому сказать: на воровском жаргоне изъяснялись. Да, впрочем, и охранники хорошо на нем говорят. А вот псы - они только у вертухаев есть. Так что я склоняюсь к этой версии…
Директор Леспромхоза стукнул кулаком по столу:
- А я думаю, что изнутри Россию захватили, корневая гниль завелась в сердцевине из врагов народа, и трухой скоро все мы станем, попомните мое слово! Тут у нас, знать, последний рубеж! И не верьте, ребята, этому отлупу - он, может, сам враг…
Проценко в сердцах плюнул.
- Да, да, не обижайся, Кузьмич, меня тут на то и поставили, чтобы разбирать, нет ли суховершинности, зяба али морозового рака в окружающих… Эх, ребята! А что если вас послать - может, попадете в Город, поглядите, что там и как… Или хоть до "9-го километра", может, доберетесь, а? Ребятам-то проще ведь пройти, чем взрослым… Я уж нескольких человек посылал, да…
- И что? - поинтересовался Проценко.
- И - ничего! Никто покамесь не воротился. Хотел бы я понять, что это за враг такой все-таки, а?! Я бы с вами донесение передал. У меня давно оно готово, под копирку письма пишу… - директор вытащил из выдвижного ящика пакет, запечатанный сургучной печатью, и помахал им. - Как увидете красный флаг на здании - туда и направляйтесь… Отдайте - и всё расспросйте. А еще бы лучше в Москву позвонить: так, мол, и так… Я-то отсюда не могу двинуться - мне не велено это место оставлять, тут мой пост…
- Нет, мы пока не можем, - покачал головой Павлик Краснов. - У нас задание: нужно расследовать убийство Орины Котовой.
- Орины Ко-отовой! - схлопал себя по бокам директор. - Так ведь и мне это задание давали, только я отказался… До дурочки ли тут - когда вокруг такое творится?! Ну при чем тут Орина Котова?!
- А вы Егора Кузьмича пошлите, - предложил Павлик.
- Егора Кузьмича… - проворчал Вахрушев, - посылал, да… не идет он.
- Я же все тебе сказал, Полуэкт Евстафьич, - хмурился Проценко.