- На почте все равно переделают, - вставил Шурка.
- Пусть только попробуют!
- Ты и знать не будешь.
- Пиши дальше: мне, конечно, боязно маленько, но уж… ладно. Приедем после Нового года. Точка. С Шуркой. Он уж теперь большой стал. Ничего, послушный парень.
Шурка пропустил эти слова - насчет того, что он стал большой и послушный.
- Мне с ним не так боязно будет. Пока до свиданья, сынок. Я сама об вас шибко…
Шурка написал: "жутко".
- …соскучилась. Ребятишек твоих хоть посмотрю. Точка. Мама.
- Посчитаем, - злорадно сказал Шурка и стал тыкать пером в слова и считать шепотом: - Раз, два, три, четыре…
Бабка стояла за его спиной, ждала.
- Пятьдесят восемь, пятьдесят девять, шестьдесят! Так? Множим шестьдесят на тридцать - одна тыща восемьсот? Так? Делим на сто - имеем восемнадцать… На двадцать с чем-то рублей! - торжественно объявил Шурка.
Бабка забрала телеграмму и спрятала в карман.
- Сама на почту пойду. Ты тут насчитаешь, грамотей.
- Пожалуйста. То же самое будет. Может, на копейки какие-нибудь ошибся.
…Часов в одиннадцать к ним пришел Егор Лизунов - сосед, школьный завхоз. Бабка просила его домашних, чтобы, когда он вернется с работы, зашел к ней. Егор много ездил на своем веку, летал на самолетах.
Егор снял полушубок, шапку, пригладил заскорузлыми ладонями седеющие потные волосы, сел к столу. В горнице запахло сеном и сбруей.
- Значит, лететь хотите?
Бабка слазила под пол, достала четверть с медовухой.
- Лететь, Егор. Расскажи все по порядку - как и что.
- Так чего тут рассказывать-то? - Егор не жадно, как-то даже немножко снисходительно смотрел, как бабка наливает пиво. - Доедете до города, там сядете на Бийск - Томск, доедете на нем до Новосибирска, а там опросите, где городская воздушная касса. А можно сразу до аэропорта ехать…
- Ты погоди! Заладил: можно, можно. Ты говори, как надо, а не как можно. Да помедленней. А то свалил все в кучу. - Бабка подставила Егору стакан с пивом, строго посмотрела на него.
Егор потрогал стакан пальцами, погладил.
- Ну, доедете, значит, до Новосибирска и сразу спрашивайте, как добраться до аэропорта. Запоминай, Шурка.
- Записывай, Шурка, - велела бабка.
Шурка вырвал из тетрадки чистый лист и стал записывать.
- Доедете до Толмачева, там опять спросите, где продают билеты до Москвы. Возьмете билеты, сядете на Ту-104 и через пять часов в Москве будете, в столице нашей Родины.
Бабка, подперев голову сухим маленьким кулачком, горестно слушала Егора. Чем больше тот говорил и чем проще представлялась ему самому эта поездка, тем озабоченнее становилось ее лицо.
- В Свердловске, правда, сделаете посадку…
- Зачем?
- Надо. Там нас не спрашивают. Сажают, и все. - Егор решил, что теперь можно и выпить. - Ну?.. За легкую дорогу.
- Держи. Нам в Свердловске-то надо самим попроситься, чтоб посадили, или там всех сажают? Егор выпил, смачно крякнул, разгладил усы.
- Всех… Хорошее у тебя пиво, Маланья Васильевна. Как ты его делаешь? Научила бы мою бабу… Вабка налила ему еще один стакан.
- Когда скупиться перестанете, тогда и пиво хорошее будет.
- Как это? - не понял Егор.
- Сахару побольше кладите. А то ведь вы вс" подешевле да посердитей стараетесь. Сахару побольше кладите в хмелину-то, вот и будет пиво. А на табаке его настаивать - это стыдоба.
- Да, - задумчиво сказал Егор. Поднял стакан, поглядел на бабку, на Шурку, выпил. - Да-а, - еще раз сказал он. - Так-то оно так, конечно. Но в Новосибирске когда будете, смотрите не оплошайте.
- А что?
- Да так… Все может быть. - Егор достал кисет, закурил, выпустил из-под усов громадное белое облако дыма. - Главное, конечно, когда приедете в Толмачево, не спутайте кассы. А то во Владивосток тоже можно улететь.
Бабка встревожилась и подставила Егору третий стакан.
Егор сразу его выпил, крякнул и стал развивать свою мысль:
- Бывает так, что подходит человек к восточной кассе и говорит: "Мне билет". А куда билет - это он не спросит. Ну и летит человек совсем в другую сторону. Так что смотрите.
Бабка налила Егору четвертый стакан. Егор совсем размяк. Говорил с удовольствием:
- На самолете лететь - это надо нервы да нервы! Вот он поднимается - тебе сразу конфетку дают…
- Конфетку?
- А как же. Мол, забудься, не обращай внимания… А на самом деле это самый опасный момент. Или тебе, допустим, говорят: "Привяжись ремнями". - "Зачем?" - "Так положено". - "Хэх… положено. Скажи прямо: можем навернуться, и все. А то - положено".
- Господи, господи! - сказала бабка. - Так зачем же и лететь-то на нем, если так…
- Ну, волков бояться - в лес не ходить. - Егор посмотрел на четверть с пивом. - Вообще реактивные, они, конечно, надежнее. Пропеллерный, тот может в любой момент сломаться - и пожалуйста… Потом: горят они часто, эти моторы. Я один раз летел из Владивостока… - Егор поудобнее устроился на стуле, закурил новую, опять посмотрел на четверть; бабка не пошевелилась. - Летим, значит, я смотрю в окно: горит…
- Свят, свят! - сказала бабка.
Шурка даже рот приоткрыл - слушал.
- Да. Ну, я, конечно, закричал. Прибежал летчик… Ну, в общем, ничего - отматерил меня. Чего ты, говорит, панику поднимаешь? Там горит, а ты не волнуйся, сиди… Такие порядки в этой авиации.
Шурке показалось это неправдоподобным. Он ждал, что летчик, увидев пламя, будет сбивать его скоростью или сделает вынужденную посадку, а вместо этого он отругал Егора. Странно.
- Я одного не понимаю, - продолжал Егор, обращать к Шурке, - почему пассажирам парашютов не дают?
Шурка пожал плечами. Он не знал, что пассажирам не даются парашюты. Это, конечно, странно, если это так.
Егор ткнул папироску в цветочный горшок, привстал, Налил сам из четверти.
- Ну и пиво у тебя, Маланья!
- Ты шибко-то не налегай - захмелеешь.
- Пиво, просто… - Егор покачал головой и выпил. - Кху! Но реактивные, те тоже опасные. Тот, если что сломалось, топором летит вниз. Тут уж сразу… И костей почом не соберут. Триста грамм от человека остается. Вместе с одеждой.
Егор нахмурился и внимательно посмотрел на четверть. Бабка взяла ее и унесла в прихожую комнату. Егор посидел немного и встал. Его слегка качнуло.
- А вообще-то не бойтесь! - громко сказал он. - Садитесь только подальше от кабины - в хвост - и летите. Ну, пойду…
Он грузно прошел к двери, надел полушубок, шапку.
- Поклон Павлу Сергеевичу передавайте. Ну, пиво у тебя, Маланья! Просто…
Бабка была недовольна, что Егор так скоро захмелел - не поговорили толком.
- Слабый ты какой-то стал, Егор.
- Устал, поэтому. - Егор снял с воротника полушубка соломинку. - Говорил нашим деятелям: давайте вывезем летом сено - нет! А сейчас, после этого бурана, дороги все позанесло. Весь день сегодня пластались, насилу к ближним стогам пробились. Да еще пиво у тебя такое… - Егор покачал головой, засмеялся. - Ну, пошел. Ничего, не робейте - летите. Садитесь только подальше от кабины. До свиданья.
- До свиданья, - сказал Шурка.
Егор вышел; слышно было, как он осторожно спустился с высокого крыльца, прошел по двору, скрипнул калиткой и на улице негромко запел:
Раскинулось море широко…
И замолчал.
Бабка задумчиво и горестно смотрела в темное окно. Шурка перечитывал, то, что записал за Егором.
- Страшно, Шурка, - сказала бабка.
- Летают же люди…
- Поедем лучше на поезде?
- На поезде - это как раз все мои каникулы на дорогу уйдут.
- Господи, господи! - вздохнула. бабка. - Давай писать Павлу. А телеграмму анулироваем.
Шурка вырвал из тетрадки еще один лист.
- Значит, не полетим?
- Куда же лететь - страсть такая, батюшки мои! Соберут потом триста грамм…
Шурка задумался.
- Пиши: дорогой сынок Паша, посоветовалась я тут со знающими людями…
Шурка склонился к бумаге.
- Порассказали они нам, как летают на этих самолетах… И мы с Шуркой решили так: поедем уж летом на поезде. Оно, знамо, можно бы и теперь, но у Шурки шибко короткие каникулы получается…
Шурка секунду-две помешкал и продолжал писать:
"А теперь, дядя Паша, это я пишу, от себя. Бабоньку напугал дядя Егор Лизунов, завхоз наш, если вы помните. Он, например, привел такой факт: он выглянул в окно и видит, что мотор горит. Если бы это было так, то летчик стал бы сшибать пламя скоростью, как это обычно делается. Я предполагаю, что он увидел пламя из выхлопной трубы и поднял панику. Вы, пожалуйста, напишите бабоньке, что это не страшно, но про меня - что это я вам написал - не пишите. А то и летом она тоже не поедет. Тут огород пойдет, свиннота разная, куры, гуси - она сроду от них не уедет. Мы же все-таки сельские жители еще. А мне ужасно охота Москву поглядеть. Мы ее проходим в школе по географии и по истории, но это, сами понимаете, не то. А еще дядя Егор сказал, например, что пассажирам не даются парашюты. Это уже шантаж. Но бабонька верит. Пожалуйста, дядя Паша, пристыдите ее. Она же вас ужасно любит. Так вот вы ей и скажите: как же это так, мама, сын у вас сам летчик. Герой Советского Союза, много раз награжденный, а вы боитесь летать на каком-то несчастном гражданском самолете! В то время, когда мы уже преодолели звуковой барьер. Напишите так, она вмиг полетит. Она же очень гордится вами. Конечно - заслуженно. Я лично тоже горжусь. Но мне ужасно охота глянуть на Москву. Ну, пока до свиданья. С приветом - Александр".
А бабка между тем диктовала: