Он медленно оглядел поселочек, понял его и, почти не колеблясь, сделал выбор между магазином и парикмахерской. Заодно и постригусь, подумал он и усмехнулся старому, еще школьных лет, анекдоту.
Парикмахерше было лет тридцать пять, глаза робкие, не по профессии. Он повесил рюкзак на вешалку, расстегнул куртку и спросил:
- Сессон делаете?
- Чего? - испугалась парикмахерша.
- Сессон, - повторил он, - самая мода, весь Копенгаген носит.
- А это когда уши закрыты?
Он посмотрел на парикмахершу, понял ее и сказал:
- Да черт с ним, с сессоном. Стриги, как умеешь, и не мучайся.
- Я ж не знаю, как вам нравится.
- Как сделаешь, так и понравится. Он сел в кресло и прикрыл глаза. Руки у женщины были легкие и бережные, хорошие руки.
- Чему вы улыбаетесь? - спросила она.
- От удовольствия…
А забавно, думал он, ведь как пострижет, так и выпадет жить дальше. Сюда пришел вроде как бичом. Оставит гриву подлинней - придется хипповать. Оболванит - значит, только из заключения, тоже неплохо: мужики опасаются, бабы жалеют.
- Голоду помыть?
Он кивнул, и женщина принесла железный кувшин с горячей водой. Ручка была обмотана тряпкой.
- Сервис у вас тут, - сказал он, - как в Амстердаме.
Женщина постригла коротко, но не оболванила: лицо в зеркале выглядело уверенным и даже красивым - густые брови, волосы от пробора крутой волной, длинный шрам на худой щеке.
А ничего, подумал Антоныч, годится. Следователь по особо важным делам. Или аферист.
- Молодец, - сказал он женщине, - как для себя старалась.
И глянув ей прямо в глаза:
- Может, и вправду для себя?
- Да нет уж, для кого другого, - ответила женщина и покраснела.
Ночевал он у нее.
Утром женщина готовила завтрак, а он лежал в постели, курил и без особого любопытства, больше из вежливости, спрашивал, чего она подалась на восток из своей Костромы.
- Жизнь так сложилась, - ответила женщина.
- Замуж думала выйти?
- И это тоже, - просто согласилась она. Горечи в голосе не было - видно, привыкла принимать жизнь такой, какая есть.
Работала она без сменщицы и ушла рано, показав, куда прятать ключ. Рубашку, свитер и портянки она ему выстирала с вечера. Хорошая баба, думал он, добрая. Надо уходить.
Он натянул еще влажный свитер, сунул ключ в условное место и ушел.
На стройку он подгадывал к обеду, но не вышло: на малой речке пополз берег и перекосило временный мост. Один торопливый шоферишко все же рискнул - машину завалило набок. Остальные пошли в объезд, что было дольше и неприятней, ибо несколько раз машину приходилось толкать.
Так что в Колькин ключ Антоныч добрался поздно, в сумерки, причем в мокрых портянках, и это было хуже опоздания, поскольку временем он был очень богат, а портянок запасных не имелось.
Он вышел там, где вышло большинство, хотел поставить рюкзак у ног, но сухого места поблизости не оказалось: новый асфальт был весь загваздан ошметками глины в рубчатых вмятинах.
- Центр, что ли? - полюбопытствовал Антоныч у худенького паренька.
- Тут центра вообще нету, - ответил тот не без удовольствия и, выждав паузу, объяснил: - Центр по проекту у реки. Вот лет через пять тут будет…
Парень был смешной, хрупкий, совсем молоденький, со светлыми глазами и почти бумажной белизны волосенками. Он старался держаться старожилом, но его типовая зеленая спецовка еще не обносилась и на спине свежо белела единственная надпись "Новотайгинск".
Антоныч посмотрел на парня, понял его и спросил без дальних подходов:
- Ну, и что тут у вас вечерами творится?
- А! - махнул рукой парень и улыбнулся. - Кто во что горазд.
- А ты во что?
- Я? Сегодня, например, костер.
Костер Антонычу был ни к чему, но на всякий случай поинтересовался:
- Далеко?
- Вон, на берегу, - показал парень. - Видно будет. Только вправо не идите, там асфальт плавят. А если по берегу идти, обязательно наткнетесь.
- И далеко этот берег тянется?
- Берег-то? - переспросил парень. Он опять выждал паузу и ответил с неумелой небрежностью: - Да не так чтобы очень. Примерно до Северного Ледовитого океана.
Молодец, усмехнувшись, подумал Антоныч, хорошую фразу запомнил.
Он узнал, где столовая, и сразу двинул туда, потому что время шло к закрытию.
Успеть-то он успел, но на раздаче было пусто - даже хлеб убрали.
- Ну хоть что-нибудь да есть, - убежденно сказал Антоныч.
Раздатчица развела руками:
- Закрылись уже. Вот котлета осталась, но ведь холодная и без гарнира.
- Компот, - сказал Антоныч и взял с подноса последний стакан. - Норма! Как в Букингемском дворце.
Он поел быстро и с удовольствием, хотя котлету пришлось облагородить столовой ложкой горчицы. Губы он утер салфеткой, добыв ее из стаканчика на соседнем столе. После чего со вздохом сказал раздатчице:
- Вот говорят - ужин отдай врагу. У меня врагов до черта, а ужин свой никто ни разу не отдал!
Раздатчица была молодая, некрасивая и замкнутая. Вникать в ее суть Антоныч не стал и лишь спросил, уже подняв свой рюкзачок:
- Ну и где же здесь Колькин ключ?
- Как где? Вот это и есть Ключ, - ответила она с некоторым недоумением.
- Да знаю, - отмахнулся Антоныч, - сам ключ где? Ну, родничок. От которого название пошло.
- Не знаю, - сказала она, пожав плечами, - у реки, наверное.
Антоныч вышел на улицу, угадал направление, обошел по отмостке ближний дом и увидел пустое пространство, где изрытое, где заросшее кустами, метрах в двухстах оборванное рекой и вновь возникшее в отдалении. Он перебросил рюкзачок через плечо и пошел к берегу.
Там над обрывом пологой горкой лежали бревна. Он подошел и сел на толстый, плохо ошкуренный ствол.
Он вдруг почувствовал пустоту и усталость. Ехал, старался, все же цель была. Теперь достиг. Вот он, Колькин ключ. Все.
Антоныч посмотрел на довольно широкую реку, в сумерках тугую и темную, на тяжелую черноту тайги вдали, привычным медленным взглядом прошелся по стройке, чтобы разом охватить ее и понять, и вдруг резко обернулся к реке.
Стройка как стройка, сказал он себе. Чего ее понимать? Вот тебе река, вот лес. Природа. Туда и смотри.
Он ценил в себе жесткую хватку взгляда, рентгеновскую точность оценки - это пришло недавно, стоило дорого и теперь помогало жить. Вокзалы, попутки, ночлеги - там просто необходима была трезвая пронзительность, понимание с первого взгляда. Но здесь - другое. Может, и не пересадка, может, жить придется. Берлога. Нора. Прийти в себя, встать на ноги. Надо! А то, глядишь, и отпуск кончится, подумал он и усмехнулся.
Два года назад судьба подкинула ему это название:
"Колькин ключ". Месяц назад вдруг решился, двинулся в путь и вот добрался - ловко, умело, можно даже сказать, красиво, ни разу, как и было задумано, не потратившись на билет. Необходимости в столь строгой экономии не было, зато удлинился путь и создавались ежедневные трудности, которые приходилось преодолевать: эти временные стимулы, при всей их игрушечности, удерживали на плаву. Теперь игра кончилась.
Он свел брови, снова отпустил. И этим движением лицевых мышц как бы смахнул с себя простоватую покладистость, так помогавшую в чужих домах, в поездах и кабинах машин, покладистость, позволявшую легко и сразу включиться в мысль собеседника - он даже думать начинал чужими словами…
Ладно, сказал он себе, добрался, и слава богу. Может, что и получится. Завтра поглядим.
Между тем стемнело. Он медленно выкурил сигарету, поднялся и пошел вдоль берега. Проблема ночлега не волновала: в городе, где столько общежитий, на улице не спят. Просто стало холодновато, а ему вроде бы обещали костер. Где-то здесь, поблизости. На берегу. Не доходя Северного Ледовитого океана.
Он услыхал голоса и сквозь кустарник вышел к кострищу. Слабо пахло гарью. На довольно высоком берегу вокруг пепельного круглого пятна собралось с десяток ребят и девушек. Каждый был занят своим.
Рослый парень в красивой нейлоновой куртке выкладывал хворост по-особому, домиком, а помогавшая ему девушка в модненьких, черного вельвета брючатах, худая и лохматая, сворачивала газету в жгут.
Две другие девушки хозяйничали - мыли картошку, резали хлеб и колбасу на бутерброды. Кто-то у реки шумно споласкивал ведро. Кто-то хрустел сушняком в кустарнике.
А возле кострища на самодельной лавочке недавний знакомец - тощенький, с белесыми волосенками парнишка - решал личную проблему: пытался пристроиться к мясистой девчонке, толстощекой, с неприступно поджатыми губами. Уже по просительной интонации ясно было, что малому не светит.
- Свободно? - спросил он, хотя уже сидел рядом с ней.
- А тебе какое дело?
- Да нет, если ты думаешь…
- Не думаю и думать не собираюсь, - с достоинством ответила девчонка и еще больше надулась.
Кубышка, подумал Антоныч, с какой стороны ни глянь, кубышка, а ведь тоже кому-то нужна.
Он сел на край лавки, сел удобно, нога на ногу, под локоть приспособив рюкзачок. Ему тут понравилось. Понравилась и деловая компания, и груда хвороста, ждущая спички, и картошка, ждущая золы, и растущая горка бутербродов. Хорошее место Колькин ключ!
Те двое заметили рядом незнакомого человека. Белесый парнишка при свидетеле вовсе замолчал.
Антоныч спросил, подмигнув:
- Нарушил компанию?
Кубышка смерила его взглядом:
- А у нас, к вашему сведению, никакой компании нет. К вашему сведению, просто сидим на лавочке.
- Ну-ну, - сказал Антоныч. Потом обратился к белесому пареньку: - Видишь, вот и пришел на ваш костер.