– Ни черта хорошего в этой литературе нет. Советская пропаганда, вчерашний день, можешь мне поверить, – сказала Аня, потом подумала и добавила. – У тебя хоть работа есть. А я осталась ни с чем. Хоть работа…
– У тебя ведь тоже работа, своя фирма по медицинскому оборудованию. А захочешь – пойдешь в Дорстрой, ты ведь кандидат "дорожных" наук… И вообще умная, все на лету хватаешь…
– Медприборы! Купи-продай, тоже мне дело всей жизни! А дороги… Щебень, геотекстиль, трамбовка, обочины, присадки, асфальт – как романтично! Не то, что у тебя – симпозиумы, совещания, породистые люди, шикарный антураж…
– Послушай, нет, ты послушай меня. Может, все-таки расскажешь ему, что Женя погиб? Не сейчас – когда-нибудь. Не станет же он ревновать, если узнает, что тот погиб.
– А тебе-то это зачем?
– Да ни зачем. Просто непонятно. Какие у тебя могут быть секреты от Федора? Тебе же легче станет.
– Смешная ты моя невинная малышка. "Деловая!" Легче, как же… Будет только хуже. Ну, он, к примеру, знает, что я встречалась с каким-то физиком. Зачем мне говорить, что тот погиб? Ни за что не скажу. Почему я должна ему говорить об этом? Глупая идея – исповедоваться мужу… Особенно, такому деревянному. Он же из меня всю кровь выпьет. Знает, что был когда-то дружок – остряк доморощенный. Если и скажу, хотя это вряд ли, скажу, что дружок заболел и умер, не буду говорить, что погиб…
Ира подняла голову, потерла рукой за ухом.
– Ани…
– Чего тебе, пампушка?
– Почему ты не расскажешь мне, как Женя погиб? Ты знаешь, я никому не скажу… Честно – перечестно…
– Нет!
– Честное благородное, никто не узнает. Я тебя не выдам.
– Я знаю, ты расскажешь Вахтангу Кикабидзе или, в крайнем случае, – Гоче. Встретишь Вахтанга, отдашься – и все ему расскажешь.
– Ну, хватит трепаться, Ани, ты же знаешь – никогда и никому.
Аня села на пол, долила себе ликера. Поставила стакан между ног около ступней.
– Эх, был бы Женька жив… Может, все пошло бы по-другому. Хотя вряд ли. Рассмешить он умел… Но почему-то в жизни у него все шло в обратном направлении… О чем это я? А, да-да, жаль Женечку… Помнишь, он ведь занимался альпинизмом, как все эти чертовы физики. Его подбили братья Гришковичи "сбегать" на пик Коммунизма в Средней Азии. Может, и не Коммунизма, а Социализма, хрен разберет. Братья – крохотные, но сильные и опытные, вот он им и доверился. Еще с ними была женщина-спортсменка. Так вчетвером и пошли. Маршрут не подготовили, группу не зарегистрировали, никого не оповестили… А на третий день подъема началась пурга. Что там у них произошло – неизвестно. Но только после снежного шторма вниз спустились только двое – братья Гришковичи. Через год отыскали тело женщины. А Женьку так и не нашли…
Аня наклонилась головой вперед, крепко сжала пальцами пустой стакан и заплакала. Ира съехала с дивана, подползла к Ане и стала гладить ей голову.
– Бедная моя девочка, не плачь, не надо…
– Разве я плачу? Да, да, понимаю… Зачем я плачу? Это было так давно. Теперь уже совсем плакать ни к чему. Что там за шум на кухне? Ирочка, сходи, посмотри, что они там делают?
– Хорошо, хорошо, я все сделаю. Только не плачь, обещай, что не будешь плакать.
Ира взяла стакан и, пошатываясь, пошла на кухню. Вернулась вместе с Олей. Аня откинулась назад, теперь она уже лежала на спине и сморкалась в платок. Не отнимая платка, спросила у дочери:
– Ну, что – все оговорили с Натальей, всем кости перемыли?
Ира заползла на коленях под стол, тщетно пытаясь разыскать непослушные, вечно исчезающие сигареты. Аня тем временем продолжала:
– Вещи-то собрала, ничего не забыла? Ну, говори, когда спрашивают.
– Я пошла.
Аня скомкала платок, с трудом села, схватила Олю за ногу.
– Дай ногу! Нет, ты сядь, слышишь… Поговори с матерью… Ответь мне. Опять к своему папику намылилась?
– Дался тебе мой папик, что ты знаешь о нем? Это необыкновенный человек… Ну, как тебе объяснить? – все равно ведь не поймешь… Он – человек слова, на него, по крайней мере, положиться можно… А ты все лезешь и лезешь, отстань – что хочу, то и делаю.
– Как же, необыкновенный – толстый, старый бандюган, наглец и проходимец. "Что хочу, то и делаю!" Это я для тебя все сделала.
– Тебя никто не просил об этом. Я не только учусь… В Райффайзенбанке работаю, зарабатываю получше, чем ты в Дорстрое, между прочим… Можешь все взять назад – забирай… Квартиру, машину… Возьми, раз тебе надо. Сожри, проглоти, только не лопни. Довольна? А с папиком моим… Успокойся, его уже нет. Он умер. "Умер" – твое любимое слово, не так ли? Его убили ассасины… Книги читать надо, не в деревне живешь… Он раздулся, как шар, и улетел… Короче, считай, что он для меня умер, довольна? – Оля выдернула ногу и выбежала на лестницу, хлопнув дверью.
– Конечно, я довольна, что мне делать? Всем, всем довольна. Я ведь для тебя, дочка, лучшего хочу. Ты же Бакширова, черт бы тебя побрал, ты должна жить достойно… Как положено Бакшировым. Мать для тебя не авторитет, для тебя авторитет служанка… деревянный папа, из которого я сделала человека, – кем бы он стал, если б не я? Тебе нужны эти дети люмпенов с танцулек, бандюганы-качки. Люмпены и дебилы, босяки и холопы. Недаром говорят: "холопское хамство". Твой папик – тот же люмпен, режиссерка – люмпен. Разве они в состоянии что-нибудь сделать сами, придумать, организовать? Им все: дай-дай-дай – мало, дай еще! Отнять и поделить… Тьфу-у-у! Она меня не слышит. Ушла… Кому нужна эта ваша демократия? Избирательное право надо оставить только тем, кто своей головой сумел чего-нибудь добиться в этой жизни… Мать родная уже не авторитет ей. Брось-ка мне сигарету, Ирочка! И давай еще выпьем.
Ирина подала сигарету.
– Оля – прелесть. Нет, ты только подумай – как она об этом папике – необыкновенный человек! Амбал Амбалыч! Глаза завидущие, руки – загребущие, – вот это фантазия! С характером девочка.
– С характером, да не в ту сторону характер этот. Сходи на кухню, налей нам. А лучше возьми всю бутылку. Не могу я туда идти, там противно так пахнет вареной курой… И не хочу я эту Наташку видеть. Тоже мне, режиссер. Так у нас везде – никто не хочет делать обычную работу. А говорить и руками по воздуху разводить… мы все мастера.
* * *
В половине двенадцатого зазвонил телефон.
– Алё, алё! Это ты, Джей? How are you? Черт бы тебя побрал, чертов ирлашка, мне спать пора, – а ему что до этого? – у него на три часа меньше, ему в самый раз, ему поболтать захотелось, языком почесать. What do you want? We have discussed already everythings. Ах, ты соскучился, мерзавец, ты понял, что ошибался? Конечно, ошибался! Ты осознал, хочешь, чтобы я стала полноправной хозяйкой особняка в Эспоме? Делаешь мне предложение? Well! I’m coming back. Приму ли я твое предложение? I’ll have a look, it depends… I’ll see your behavior… Черт побери, скотина, согласился все-таки. Очнулся… Долго не понимал своего счастья, а теперь понял, наконец… Конечно, вернусь. I’ll take a fight and immediately call you! Kiss you, my darling! Ну погоди, Джей. Побегаешь теперь, теперь-то я с лихвой отплачу за это твое "не входит в мои планы". Погоди, погоди. Стану миссис Уорд… Попробую еще и до Майкла добраться… Ну, конечно, не до принца, – кишка тонка – а до Нордингтона… – почему бы и не попробовать?
Аня почему-то опять заплакала, размазывая по лицу слезы и остатки боевой раскраски. Отчего эти слезы?
Все теперь хорошо! Анна успокоилась, привела себя в порядок, сняла трубку и решительно приступила к делу:
– Значится так, Федя. Ты уже дома, вернулся-таки? Рраз-два – левой? На такси? Да мне-то что? – будет сейчас, как маленький, все подробно объяснять… Молодец, молодец, Федя! Приеду утром… Собери мой чемодан. Все вещи, ты знаешь, что надо. Ну, конечно – не один чемодан, два больших чемодана! Куда, куда! Завтра приду и сразу полечу в Англию. Новый контракт, дурачок, – на несколько лет. Разберусь на месте – отпишусь, по скайпу поговорим. Буду вице-президентом фирмы… С фактическими правами президента. Вице-президент – но круче, чем президент. Кто от такого контракта откажется? Возьми мне билет на завтра… Ты сам и купишь. Виза есть. Как обычно, ты знаешь – бизнес-класс… Отвезешь в аэропорт. Так, нечего хныкать. Мне тоже нелегко, я же не плачу. Потерпи, я приеду через полгода… В отпуск. Смотри, чтобы здесь все было в порядке. За тебя я спокойна, ты все сделаешь правильно. Да, потерпи… В крайнем случае – любовницу заведи. – Как же, этот мозгляк даже на такую безделицу не способен… – Шутка. Ну, хватит, Федя, ты сам знаешь – так надо.
Аня рыгнула и продолжила.