Села в кресло, вытащила зеркало из бездонной сумки. Долго рассматривала свои губы, подкладывая под них кончик языка. "Поперечных складочек, слава богу, пока нет, губы еще плотные, крепкие, – с удовольствием подумала она. – Мне губы еще как пригодятся. Надо сказать Аньке, что я сейчас невеста, ищу мужа. Из Валерочки моего все равно ничего не получится, так и просидит всю жизнь примитивным инженеришкой. Эта книга прочитана, останутся разве что воспоминания. Аня, как я понимаю, тоже невеста, опять в поиске. Хотя Федю далеко не отпускает, держит при себе, в горячем, так сказать, резерве. Чтобы не остаться у разбитого корыта. Честно говоря, Федечка ее – и так вполне себе разбитое корыто, совсем она мужика в полное ничтожество превратила". Ира вынула помаду и аккуратно подвела губы.
– Гололедица началась, – сказала она вошедшей Ане. – Быстро ты управилась, не разбавляла, что ли? Плеснула и все? Мы с тобой дошли уже, надо разбавлять…
– Крепость должна идти по нарастающей, – в руках у Анны маленький поднос, на нем два полных стакана. Анна оставила предательски качающийся подносик в левой руке, а указательный палец правой навела как пистолет на подружку. – Ни с места, делайте, что говорят, если вам жизнь дорога. И без глупостей – ваш дом окружен, у каждого окна снайпер.
Ира опять зашлась от смеха и убрала зеркальце. Аня поставила стакан гостьи на небольшой столик, с трудом удерживая свой стакан на подносе. Неловко избавившись от подноса, она блаженно растянулась на диване со стаканом в руке и, как человек, много повидавший в жизни и знающий истинную цену людей, произнесла многозначительно:
– Догадайся, что моя режиссерка выкинула? Уселась тощим задом на кухонную табуретку и читает С-крын-н-никова… Ты не знаешь? Историк какой-то. Специалист по "крынкам", наверное… – Аня расхохоталась. – Я покачнулась и уронила пластиковую форму с кубиками льда, так она как зыркнет на меня: я, видите ли, своим нетактичным поведением помешала ей читать "высокоинтеллектуальную литературу".
– Все, моя милая, это последний, забей… Забей это в свою хорошенькую головку! – Ира взяла стакан. – Ни за что не догадаешься, кого я встретила на прошлой неделе. В главном зале ГУМа.
– Чего, чего, толстунчик? – Аня подсунула под руку диванную подушку. – Вахтанга, наверное.
– Кого-о-о? Это еще кто такой?
– Ну, Вахтанг Кикабидзе. Усатенький, в кино играет. Он еще потешно так поет: "Чита дрита, чита маргарита, да!"
– "Чито гврито, чито маргалито" – с филологом говоришь!
– Какая разница! "Людмилу Ивановну ха-а-чу!" – абаж-ж-аю Кикабидзе. Черт бы побрал эту хату, ни одной проклятой удобной подушки здесь нет. Так кого ты встретила в ЦУМе… Ну, в ГУМе, какая разница к фигам собачьим…
– Китлинскую, она шла…
– Это какую Китлинскую?
– Да Вероника Китлинская, ты ее знаешь. Та, что с роскошным бюстом и тонкой талией. Представляешь…
На один день приехала из Петербурга, и мы встретились. Чего ты гримасничаешь? Она же тебе всегда нравилась…
– Знаю, эта твоя Ника – кривляка, она мне тоже как-то попалась. Я сдуру решила подвезти ее до вокзала. Вот едем мы с ней, едем, а в это время мне Манфред звонит, представляешь. Говорит, приехал всего на неделю, скучаю, давай, любимая, быстро, жду тебя в "Праге". Ну, я эссественно высадила Никушу. У нее чемоданчик совсем небольшой, показала, как до метро добежать, даже поцеловала на прощание. Так она, видите ли, обиделась, не звонит теперь, в Питере не захотела встретиться. Питер – это все-таки заштатный городок. Ну, и что – она, Ника, наверное, заговорила тебя, уболтала своими провинциальными байками?
– Вообще-то, Ника не болтушка. Но знаешь, что она мне рассказала. Помнишь, когда мы по Закавказью ездили, там еще была пожилая пара. Валентина Ивановна и Николай Сергеевич. Журналисты в прошлом. Симпатичные очень. Они тогда нашу Нику "княгиней" величали.
– Тоже мне, княгиня захолустная. Такая же, как мой Федечка.
– Неправда, мне нравятся ленинградцы. А Вероника вообще красавица, видная женщина и держится достойно. Не знаю, чем она тебе насолила. Так вот, Николай Сергеевич написал ей, что Валентина Ивановна умерла. Что у нее какая-то болезнь случилась, вот она и умерла. Высохла вся – а весу у нее двадцать пять килограмм осталось, понимаешь? Как это ужасно!
– А мне-то что до этого?
– Аня, отчего ты такая злобная стала?
– Ты выпила, Ира, и несешь, бог знает, что. Ну что еще Ника рассказала?
– Рассказывала о семье, о муже, о сыне. У нее все хорошо, муж работает в Академии, в общем, все благополучно. Рассказывала, что несколько лет назад, еще до замужества, ездила с подругой в Гагры. И там за ней увивался некто Гоча, местный ментовский начальник…
– Знаю я этого Гочу – амбал, красавец, сердцеед. Вообще-то, наглец приличный…
– Так вот, он уговорил ее на лодке покататься, не на катере, а на лодке… Вдвоем понимаешь? – на лодке, и чуть не изнасиловал… Представляешь, стоим мы в центре универмага, а она громко на весь зал вещает: "Чуть было не изнасиловал!", все оборачиваются. В общем, отвел лодку подальше от берега, она так испугалась, что даже кричать не могла. А потом на катере подъехали спасатели, потому что лодка далеко в море ушла, и она пересела к ним…
– Ну и дура. Сказала бы – извините, все в порядке, сейчас вернемся. Я бы такой случай не упустила… За мной ухаживал югослав… по типу этого грузина. Вообще югославские мужчины… Высокие, галантные, усатые. Ручки целует, всю тебя зацелует целиком… Даже мою некрасивую складочку на животе – "ах, какая симпатичная складочка, очень даже желанная складочка". Подожди, подожди… – Аня услышала шаги в прихожей и громко спросила. – Это ты, Оля? Ты что, неужто решила мамашку навестить?
– Да нет, я забыла у тебя кое-что из своих вещей.
– Хорошо, не забудь тогда хотя бы дверь закрыть, забывчивая ты моя! – крикнула Аня.
– Оля пришла? Умираю, хочу посмотреть на твою красавицу-дочь. Ведь я не видела ее… Ах, я свинюшка, смотри, что я натворила, прости меня, Аннушка…
– Да оставь ты, сиди, не дергайся. Тьфу на этот гнусный ковер, терпеть ненавижу… Давай-ка я еще тебе налью.
Ира отстранила свой стакан:
– Я еще и половины не отпила.
– Не хочешь, брезгуешь компанией подруги… Дай-ка мне сигарету!
Ира протянула пачку:
– Страсть, как хочу ее видеть. На кого она похожа?
Анна закурила:
– На Вахтанга Кикабидзе, а может быть – на Гочу Гочаву из Гагров.
– Ну ладно тебе.
Анна дотянулась до пепельницы и поставила ее себе на живот.
– На Федечку, на кого же еще? Вылитый Федя, ген в ген. И дружит с отцом – просто не разлей вода. Папина дочка. Но Федька мой – страшила, а Оля – чистая красотка. Притом, Федор – один к одному его матушка. Придется мне кошку гладкошерстную завести, норвежскую голубую. Чтобы в семье хоть кто-то оказался на меня похож. Куда ни посмотришь – вокруг одни только Федьки…
– Сколько ей, уже двадцать есть? Так же, как и моей. У нее же, я помню, с глазами плохо. Не стало хуже?
– А я почем знаю? Она ничего не рассказывает. Взро-о-ослая… Линзы носит. Раз ночью ходит в сортир, в очко попадает – значит, видит.
Ира обернулась.
– Оля, какая же ты стала красавица, – она поставила свой стакан. – Ах, какие у нас ножки! Ну, ты меня помнишь?
– Как это не помнит? Кто эта тетя, Оля?
– Ну, ладно, мама, дурачиться. Ира Гнатова, вот кто, наша самая знаменитая переводчица, интерпрето…
– Ай, молодец, хорошая девочка! – сказала Ира. – Ну, давай поцелуемся, моя милая!
Оля оценивающе посмотрела на Иру, стала дурашливо чесаться.
– Прекрати паясничать, – сказала Анна.
– Ну, давай обнимемся, Оля, – повторила Ира.
– Не люблю обниматься и целоваться.
Анна скривилась и сказала презрительно:
– Ты, наверное, от своего толстого кавалера.
– Боже ты мой, у тебя есть мальчик!
– Какой мальчик – старый, жирный папик с голдой в два пальца толщиной.
– Во-первых, я из дома. Во-вторых – он не жирный, а большой и могучий. В-третьих, я с ним, возможно, расстанусь. Мы не виделись… недели две, наверное. Съездила с ним в Грецию и хватит. А в четвертых… Отстань от меня, что за привычка – вечно ты, Анна, лезешь не в свои дела. – Оля состроила гримасу, осклабилась и высунула язык.
– Сейчас же прекрати, Ира спрашивает, есть ли у тебя мальчик?
– Есть у меня "мальчик", сорока с лишним лет.
– Нет, правда, это чудесно! – сказала Ира. – Твой друг, видимо, обеспеченный человек. Ты живешь у него?
В глазах Оли не отразилось ни тени восторга, прозвучавшего в голосе "знаменитой переводчицы".
– Нет, Анна купила мне квартиру. А вообще-то, я дружу, с кем захочу.
– Расскажи о твоем друге.
– У него глаза зеленые, волосы соломенные, лицо – красное, пузо – белое, а руки – как две лопаты; глаза завидущие, руки – загребущие.
Ира закусила губу и в полном восторге качала головой.
– Какая же ты прелесть! Как его зовут?
– Амбал Амбалыч!
– Ну, хватит кривляться, Оля! Иди на кухню к Наталье. Пусть она тебя накормит. Ешь, как следует. Посмотри на себя, ты же плоская, как селедка. Хочешь иметь грудь – надо хорошо питаться… А ты, как птичка – чуть клюнула и улетела.
– Мы не прощаемся, Оля, – пропела Ира, – мы ведь еще увидимся.