Лена одевается скромно, у нее нет воздыхателей, ее не тянет ни в какие компании; после работы она всегда находит себе занятие: что-нибудь вяжет или шьет, или разгадывает кроссворды, то и дело выспрашивая у меня слова и, если я угадываю, ликует:
- Ты такой умный, прямо не знаю!
Как-то я засиделся в баре с друзьями, потом один из дружков затащил к себе. В общем, ночь провел в бурном застолье - не очень-то и хотел, так получилось. Вернулся домой, сообщил Лене что загремел в милицию - разнимал одних дерущихся, ну и продержали всю ночь в камере с уголовниками.
- О, господи! - ужаснулась моя "супружница". - Ведь уголовники могли тебя убить!
Она сделала мне примочки на лоб и, поглаживая, приговаривала:
- Бедненький ты мой!
Как-то я сделал ей легкое замечание по поводу ничтожного прегрешения - как-то вылетело само собой. Лена забеспокоилась, зашмыгала носом и плаксиво, робко протянула:
- Я постараюсь… Больше не буду, - и тут же миролюбиво заключила: - Но ведь ты выбрал меня из многих женщин, значит я тебе понравилась. А разонравлюсь, брось и найди другую.
На нее нельзя злиться - она наивная, добросердечная. Так что, теперь я почти счастлив.
С работой пока не очень везет - в смысле, она бывает от случая к случаю, но я хотя бы делаю то, к чему лежит душа, и никто на меня не давит; сделал работу, получил денежку и пока! Не всегда хорошо получается; часто даже плоховато, и заказчики бурчат:
- Можно сделать лучше.
Скажу честно: оформление витрин не моя сильная сторона, но надеюсь, года через два наберусь опыта, стану делать лучше.
А вообще-то моя сильная сторона - макеты разных зданий, дворцов - здесь я мастак (когда-то был подмастерьем у столяра макетчика, аса в своем деле), - такую работку трудновато найти, но я думаю, найду. И тогда буду счастлив полностью, ведь собирательный образ женщины уже вылетел из моей головы.
А пока днем тружусь над витринами, по вечерам смотрю "телек" и тискаю свою симпатичную дурочку. И если что не так сказал, простите меня. Ну таким я родился. Как ни крути, а хорошо, что все мы разные.
Самое смешное, здесь снова всплыла Татьяна. Как узнала про мою лаборанточку, позвонила (и как разыскала телефон?!) и захныкала:
- Надо встретиться, очень надо, - и уже называла меня "порядочным, умным".
Я слушал и усмехался, ведь до этого был "без мозгов, без цели", "болванчиком" одним словом, и вдруг так поумнел, возвысился. Я мягко дал ей понять, что между нами все кончено и у меня любовь. Повесил трубку и спокойно плюнул в сторону.
Но она позвонила еще раз. Тогда я обрезал ее:
- Перестань названивать! Я ведь не твоя подружка, над которой ты издеваешься по ночам! - сказал твердо, проявляя осведомленность в этой области.
И она оставила меня в покое.
Мотель на автостраде
На вечерней автостраде его было видно издали - в стеклянном блеске, точно гигантский аквариум, он стоял на развилке шоссе и служил пристанищем водителям тяжелых, забрызганных грязью грузовиков, разных запыленных "пикапов" и малолитражек всех марок. При гостинице имелись ремонтные мастерские, бензоколонка и газетный киоск. Холл гостиницы круглосуточно заполняла разношерстная публика: небритые, в промасленных комбинезонах шоферы дальнобойщики, пестро разодетые автотуристы - одни бледнолицые, спешившие к морю, другие - загорелые, возвращающиеся с юга, с корзинами крепких ароматных плодов, всякие незадачливые водители, ремонтирующие свои транспортные средства в боксах мастерских; и местные жители, ожидающие автобусы в поселки, разбросанные на просторах всей области.
Марина каждый вечер приезжала в мотель - там было шумно и весело, в холле играла музыка, продавали крепкий кофе. Наблюдая за людьми, прислушиваясь к их разговорам, а иногда оказавшись за одним столом и беседуя со случайными посетителями, Марина чувствовала себя причастной к другой, интересной, насыщенной жизни, и на время забывала о безысходном, тягостном одиночестве в своем захолустном поселке. Уже около года она учительствовала в том поселке, но так и не обзавелась друзьями. Да и с кем там было дружить, если большинство посельчан только и думали, как бы забить погреба урожаем, нагнать самогона и напиться, а пили все - от стариков до детей. Поселок находился в десяти километрах от автострады, через него пролегала асфальтовая дорога; шоссе было добротное, местный транспорт катил беспрерывно, и обычно посельчане, не дожидаясь автобуса, в близлежащие города добирались на попутных машинах. Марина ездила в мотель только на автобусе, боялась местных шоферов - те часто садились за руль нетрезвые.
Она очутилась в поселке по направлению, после окончания биофака Киевского университета. Учителя школы встретили молодую горожанку настороженно - в большинстве пожилые люди, они энтузиазмом не отличались - просто отрабатывали свои часы; с детьми говорили назидательным тоном, за малейший проступок выгоняли из класса; в пример ставились тихие, послушные мальчишки, а девчонки - энергичные, активные, уверенные в себе. Учителя были местными, имели большие семьи, приусадебные участки, огороды, держали скотину - им не хватало времени на собственные заботы.
Ученики вначале встретили "химичку" насмешливо - маленькая, худая, большеглазая, с мягким, обволакивающим голосом - она выглядела подростком - ровесницей своих семиклассников, но когда Марина рассказала про алхимиков и шелк, который получают без ткацкого станка, поставила опыт с невидимыми чернилами, ученики прониклись к ней уважительным любопытством, а затем и полюбили ее - после того, как Марина организовала сбор семян акации для лесопосадок и ребята сдали двадцать бидонов стручков, а на заработанные деньги совершили поездку на теплоходе по Днепру.
Марина была прирожденным учителем - понимала подростков, проявляла к ним заинтересованность, рассматривала их забавы и увлечения как серьезные, важные дела, и принимала всех ребят: сообразительных и тугодумов, прилежных, усидчивых и взбалмошных непосед, и лентяев. Она прекрасно знала - в убогой, пьяной, невежественной среде, которая окружала ее подопечных, трудно развиться личности, и по мере сил старалась выявить таланты, облагородить души; и знала также, что на сознание подростков в большей степени, чем книги и фильмы, воздействует прямое общение с учителем.
Как-то осенним вечером Марина сидела за чашкой кофе в холле мотеля; за окнами по шоссе проносились огни, слышались сигналы машин; в соседнем боксе механики ремонтировали "Москвич"; рядом на складных стульях сидели владельцы легковушки - седеющий мужчина с внуком. Мужчина пил чай из термоса, мальчишка ел ягоды и гладил собаку, жившую при мастерской. К мотелю подрулил "фиат", из него вышли иностранцы; жестикулируя, перекидываясь словечками, заспешили к гостинице.
- Вот агрегаты так агрегаты, - сказал кто-то за спиной Марины.
Обернувшись, она увидела черноволосого молодого мужчину в свитере грубой вязки и задубелой кожаной куртке; он держал чашку кофе и, кивая на "фиат", прищелкивал языком.
- Верно? - обратился к Марине, широко улыбнулся, подсел за стол. - У них, у капиталистов, все загнивает, рушится, а у нас все ширится, цветет… но почему-то мы их, чертей, никак не догоним?
Марина усмехнулась, пожала плечами.
- Виктор, - представился мужчина и протянул большую, перепачканную смазочным маслом ладонь.
Неожиданно для себя Марина протянула руку и назвалась.
- Я шофер из Херсона. Сейчас перегоняю фуры в Ярославль. А вы местная?
- Не совсем. Работаю учителем здесь недалеко.
Виктор был симпатичным, с загорелым лицом, держался просто и уверенно; Марина вдруг почувствовала к нему расположение.
- Мариночка, еще выпьем кофейку? Может, вы хотите перекусить? Вы не очень спешите или ждете кого?
Высокий, прямой, он направился к стойке, потом, улыбаясь, вернулся, поставил на стол кофе, решительно пододвинул к Марине тарелку с бутербродами.
- Не отказывайтесь! В здоровом теле здоровый дух. Я смотрю, сидит задумчивая девушка, думаю: "У нее что-то случилось".
- Ничего не случилось, - смутилась Марина. Она не могла сказать, что ей просто тоскливо в этом захолустье, и поспешила сменить разговор: - Вы счастливый, столько видели разных городов.
- Да, кое-что видел, - Виктор кивнул. - Но вообще у нас работенка нелегкая. Вот ехал прошлой ночью. Шел ливень, а "дворники" отказали; все время выглядывал в боковое стекло. В какой-то низине пошел на обгон грузовиков, по звуку слышу справа грохот. Выезжаю из низины, прямо в лицо бьет дальний свет - на скорости идет "Волга". Как среагировал, сам удивляюсь. Хорошо, заранее усмотрел спуск с насыпи; свернул влево, в кювет. Ничего, отделался синяком, - он засмеялся и показал на темное пятно на лбу. - Видали?.. Как говорит наш шеф, класс водителя не в том, чтобы ни на кого не наехать, но и не дать наехать на себя.
Отхлебнув кофе, он откинулся на стуле.
- Всякие истории были. Раз днем где-то в Крыму обхожу самосвал. Погодка хорошая, видимость отличная. Вдруг прямо перед носом - открытый люк колодца. И откуда взялся?! И никакого знака. Ничего, среагировал. Реакция у меня всегда была в порядке, - он снова засмеялся, просто, без всякого хвастовства. - А на Кавказе раз спускаюсь с перевала, и отказывают тормоза - камнем пробивает тормозную трубку. Скорость приличная. Врубаю меньшие передачи, летят шестерни, но скорость сбавляется. На повороте прижимаюсь к каменной стене, обдираю кузов, кабину, а сам цел, как видите… Вот такие дела, Мариночка.
Марина слушала со страхом и восхищением, а Виктор все продолжал, нагнетая драматизм: