Мы познакомились в археологической экспедиции под Анапой, куда я поехал по совету приятелей "чтобы совместить отдых у моря с полезным трудом". Мы жили в финских домиках, днем занимались раскопками древнегреческого города, купались, готовили обед на таганке, по вечерам пели под гитару - у нас была крепко спаянная компания, где открытость и искренность считались нормой…
Позднее мы часто встречались в Москве, ходили в творческие дома на просмотры фильмов, вместе отмечали праздники, а если и не виделись какое-то время, то перезванивались, передавали друг другу приветы через общих знакомых.
Надо сказать, Анна обладала огромным природным талантом: была честной, порядочной, отзывчивой - короче, хорошим человеком во всех отношениях. Но, как это бывает, ей не везло в личной жизни.
- Для удачной семейной жизни надо, чтобы у людей был одинаковый уровень развития, одинаковые взгляды и интересы, совместимые характеры, а это встречается редко, - говорила она.
За время пока мы общались с Анной, у нее все же было два романа, но оба проистекали и закончились как-то по-дурацки. И вдруг ее влюбил в себя мой знакомый, гуляка и бабник. Он зашел слишком далеко - говорил ей о свадьбе, обсуждал, где они будут жить. Я твердо знал, что он проведет с ней от силы месяц и бросит. Он сам мне это говорил, нахально и цинично:
- Покручу с ней немного, потом придумаю вескую причину и отвалю.
А Анна совсем потеряла голову и прямо-таки порхала, светилась счастьем.
- Кажется, мы очень подходим друг другу, - радостно сообщала мне.
Но все-таки однажды спросила:
- Скажи честно, он любит меня или нет? Вы друзья, ты знаешь его давно!
Я очутился в сложном положении: предавать его или нанести ей душевную травму?! Я начал что-то мямлить, в том смысле, что он не друг, а просто давний знакомый… Потом все же собрался с духом и сказал что "не любит". А через неделю они поженились и оба возненавидели меня.
Больше мы не встречались и не перезванивались и наши общие знакомые ничего не говорили об Анне. И вдруг этот сон.
Я увидел нас с Анной молодыми, как в прежние времена… На каком-то сборище изрядно выпили и я неожиданно, на удивление самому себе, разглядел в Анне не только хорошую приятельницу, но и прекрасную женщину, с длинными распущенными волосами, красивой грудью и красивыми ногами, и красивым голосом - мягким, плывучим, немного вибрирующим - в нем слышалась душевная теплота, чистосердечие; ее голос нельзя было спутать ни с каким другим. Я прямо обалдел от необыкновенности моей давней "подружки" и злился на себя за это запоздалое открытие ее как женщины. И Анна вдруг дала понять, что я не безразличен ей как мужчина. Больше того, она пригласила меня танцевать и в танце прижалась ко мне всем телом, и жарким шепотом проговорила:
- Ты меня совсем не знаешь. Я создана не для дружбы, а для любви… Я смертельно люблю секс и хочу тебя прямо сейчас…
В общем, мы страшно возбудились и решили уединиться. Вначале забежали в какую-то темную комнату, уставленную цветами в горшках и вазах, только начали жадно целоваться, влетает какая-то развеселая компания - зажигают свет, увидев нас хихикают, прыскают, заливаются смехом… Мы ринулись в соседнюю полутемную комнату, спрятались за какой-то ширмой, но тут же развеселая компания вновь разыскала нас - их смех переходит в надрывный хохот. Смотрю на Анну - на ее лице слезы, смущенная улыбка. Наконец, мы закрылись в ванной, стали сбрасывать одежду - вдруг стук в дверь. Я не выдержал, вышел - с хохочущей компанией уже истерика. Каким-то непонятным образом мне удалось разогнать ораву, но вернувшись к Анне, я увидел - она неподвижно лежит на дне переполненной ванны, а ее длинные волосы, как водоросли, развеваются на поверхности воды.
"С чего бы этот абсурдный сон?" - подумал я проснувшись, и вдруг почувствовал - мне сильно хочется встретиться с Анной; встретиться, чтобы просто поговорить, узнать, как сложилась ее жизнь. "Ну не глупо ли столько лет не видеться, ведь мы были друзьями, разве можно то хорошее зачеркнуть навсегда, - размышлял я. - Неужели за давностью лет нельзя забыть все обиды? Что теперь-то нам делить, считаться, кто прав кто виноват?!" Два дня я пытался найти ее телефон через общих знакомых, а когда нашел и позвонил, услышал хриплый мужской голос:
- У нас несчастье. Анна два дня как умерла.
Зима на станции займище
Зимой станция Займище становится невидимкой: поезд пронесется, пассажиры ее и не заметят, разве только два-три окна, еле выглядывающие из-за сугробов. Без лыж в Займищах и шага не ступишь - сразу утонешь по пояс. На лыжах мужчины ходят в Юдино на работу, женщины - в васильевский сельмаг, ученики старших классов - в юдинскую школу (в Займищах только начальная). И почтальон, и врач приходят в Займище на лыжах.
Первое время для Кати ходьба на лыжах была сплошным мученьем - ее обгоняли даже шкеты, которые и ходить-то недавно научились, но к середине зимы она освоилась на лыжне и местные присвоили ей звание "лыжницы юношеского разряда".
Учительствовать в займищевскую школу Катю направили после окончания Казанского пединститута. Школа представляет собой большую избу с двумя трубами - в классах стоят печки; их топит дед Архип, он же дает звонок на урок и с урока. Около печек в классах находятся раздевалки и лыжные стойки для ребят из Васильево, которые приходят в школу на лыжах. Что Катю больше всего удивляет - васильевские ребята никогда на занятия не опаздывают, а свои, которые живут под боком, частенько приходят в класс после звонка. Особенно сорванец Коля Попов; этот четвероклассник не только постоянно опаздывает на занятия, но и во время уроков выкидывает разные номера. Как-то явился в класс, весь увешенный маленькими лампочками: одну повесил за ухо, другую на руку, третью на шею и, когда Катя вызвала его к доске, замкнул в кармане батарейку и весь зажегся, как новогодняя елка. Ребята ценят таланты Попова, и на переменах за ним таскается ватага почитателей. Учится Попов неплохо, но своими проделками доставляет Кате немало хлопот - ведь на уроке ребята постоянно ждут его выходок.
Однажды с Поповым случилась неприятная история: из школы он направился к приятелю в Васильево, но внезапно поднялась метель, мальчишка сбился с дороги, стал блуждать, а когда выбился из сил, сел под елку и заснул. Его обнаружил какой-то смышленый васильевский пес, стал покусывать, тянуть за воротник - Попов очнулся - пес и привел его в деревню. После того случая районные власти в непогоду выделяют для школьников розвальни и кобылу. Услышат ребята колокольчик кобылы, выскакивают на улицу и бегут к саням, спешат занять передние места. К концу занятий розвальни подают к школе снова.
Катя снимает комнату у Терентия и Клавдии Егоровых; Терентий работает путевым обходчиком, Клавдия - стрелочницей; детей у них нет и они с первых дней привязались к молодой учительнице и искренне радуются, когда к ней заходят ученики, а они заходят к ней чуть ли не ежедневно - за книгами.
Большую часть зимы в Займищах стоит величественно-торжественная тишина. Утром Катя просыпается и некоторое время нежится в постели - в избе светло, тихо, на окнах морозные затейливые узоры, в сенях колготится Клавдия, что-то покрикивает во двор Терентию. В двух часах езды на пригородном - Казань, родные, подруги, но Катю совершенно не тянет в город; она радуется, что наконец живет самостоятельно, имеет свою комнату, любимые книги, интересную работу и что посельчане называют ее уважительно-ласково "наша учителка".
Вскочив с кровати, Катя надевает халат и валенки и бежит в сени к рукомойнику; плещет на лицо холодную, стянутую хрупким ледком воду, обжигается, поеживается, вытирает лицо полотенцем и выходит на обледенелое скрипучее крыльцо. Утро яркое, звонкое; на сугробах качается пухлый ночной снег, меж домов, как гирлянды, провисают провода, покрытые мохнатым инеем. Катя рассматривает цепочки птичьих следов на снегу, слушает шорох падающих, точно перья, хлопьев, потом бежит к сараю снимать выстиранное накануне белье; снег скрипит под ногами, Клавдины валенки тонкие - чувствуется каждая выемка на дороге - и надела на босу ногу, а жарко. Белье на морозе твердое, как жесть - еле снимается с веревки; Катя приносит белье в избу, оно оттаивает - по полу текут ручейки.
В избу входит Терентий, весь в снегу и клубах пара, складывает у печки мерзлую охапку дров; поленья пахучие, тяжелые, налиты льдом. Терентий разгибается, протирает запотевшие очки.
- О, барышня наша проснулась! - говорит и строгает лучины "елкой", затапливая печь; вначале дым стелется к потолку, ест глаза, потом печь растапливается, гудит, в избе становится тепло.
Катя одевается, завтракает и спешит в школу.
По вечерам у Егоровых уютно: потрескивают дрова в печи, шипит самовар, тикают ходики. Пронесется товарняк - стекла задребезжат, промчится скорый - за окном мелькнет цепочка огней. По вечерам Катя проверяет тетрадки учеников, читает книги, слушает радиоприемник. Бывает, Терентий с Клавдией приглашают ее выпить медовухи. Клавдия выпьет, раскраснеется, начнет рассказывать Кате о своем житье-бытье, о том, как до замужества жила в Юдино, как работала на кожевенной фабрике, ходила в кино, на танцы…
- А здесь только обметаю стрелки да поднимаю шлагбаум, - вздыхает Клавдия. - Я и забыла, когда в городе была, наряжалась. Хожу вон в дохе латаной-перелатаной, даже собаки на меня лают - принимают незнамо за кого…
Терентий пьет молча, сосредоточенно, смакуя каждый глоток, медленно закусывает, время от времени поправляет очки и шмыгает носом - явно чувствует себя неловко - получается, он испортил жизнь жене, перетащив ее сюда, в захолустье. Только когда Катя похвалит медовуху, морщины на его лице разглаживаются.