Она достала облезлый футляр с очками и долго рассматривала сына сквозь стекла. Она и без очков видела хорошо. Алексей понял, зачем она надела их, когда увидел скупую слезу, замерцавшую на морщинистой щеке.
- Счастья, сыночек… одного только счастья, - начала она как-то жалостливо, но голос сразу выпрямился: - И уж если тебе неизбежно в космос лететь приказывают, так чтобы на Землю в срок намеченный ты прибыл. Здоровый и невредимый. Если сможешь, скажи, далеко ли полетишь. На тыщу километров иль дальше?
Тугими непослушными пальцами Алексей скатал хлебный шарик, как это делал когда-то в детстве, с наигранной беззаботностью сунул его в рот.
- Тебе под большим секретом скажу: к Луне, мама.
- К Луне? - Она прижала к груди сухонькие ладони и даже потемнела в лице. - Так… далеко?
- Да, мама.
- Сыночек! Ты же станешь одной маленькой песчинкой среди звезд!
- Очевидно, стану.
- Сколько до нее, до Луны-то, будет?
- Около четырехсот тысяч километров, - засмеялся Алексей.
- Господи, как страшно! - приглушенно воскликнула Алена Дмитриевна и даже перекрестилась, хотя никогда не ходила в церковь. - Это правда?
- Я же сказал, мама. Под самым большим секретом сказал.
Алена Дмитриевна встала из-за стола, потому что кусок уже не шел ей в рот, и беспокойными шагами заходила по комнате.
- Алеша, сынок., почему же тебя так далеко? Ну, летал бы, как все другие космонавты, на пятьсот, ну на тысячу верст, в крайнем случае, чтобы всегда под боком она была, Земля-матушка.
- Не могу, - улыбнулся Алексей. - Какое задание доверят, такое и выполню. А о таком я давно мечтал.
Мать еще говорила, ужасалась, но Алексей уже видел, как испуг и растерянность гаснут в ее взгляде, уступая место откровенному восхищению. Да и какая бы русская мать не совладала с волнением и тревогой и не стала бы восхищенно смотреть на родного сына, узнав, что ему первому на всей большой Земле доверяют лететь к Луне.
- Что еще ты мне пожелаешь? - спросил Алексей.
Лицо матери стало строгим. Она остановилась посередине комнаты.
- Пожелаю, сынок. Обязательно пожелаю. Я знаю, что корабль, на котором ты полетишь, умные головы придумали. И назад ты на нем возвратишься, раз тебя запускают. Так вот, когда вернешься, не отрывайся от Земли, всегда помни, что это она тебя сделала человеком.
- А разве есть космонавты, забывшие об этом?
- Всякое случается, сынок, - ответила она уклончиво и повторила свою любимую фразу: - Доброе сердце у тебя, сынок. Смотри не попорть его, сбереги для людей. - Подумала и прибавила: - А особенно остерегайся похвал и почестей. Другому они так голову кружат, что он замечать простых людей перестает.
- Что ты, мама! - испуганно огляделся Алексей по сторонам, словно кто-то чужой и нежелательный мог их в эту минуту подслушать. - Да разве со мной такое может случиться! Стыд и позор был бы!
32
В конце месяца Горелова вызвал генерал Мочалов и приказал собираться на космодром. Это была минута, на первый взгляд лишенная неожиданности, и все же он вздрогнул от волнения.
Вглядываясь в посеревшее лицо генерала, Горелов заметил:
- Устали вы, Сергей Степанович. Достается в эти дни. Вот и синие дужки под глазами залегли.
- Ладно, ладно, - мягко остановил командир отряда и положил ладонь на прохладный глобус Луны. - Не мне же, а вам выходить на окололунную орбиту. Проживу и с дужками. К тому же не люблю, когда меня начинают жалеть. Вы-то как?
- Вам лучше знать, - слукавил Горелов. - Космические наши эскулапы вам чаще о моем здоровье рапортуют.
Мочалов подумал, припоминая, и облегченно улыбнулся:
- Как будто злых доносов за последнее время на вас не поступало. Да и ваш дублер Субботин в отличной форме. Одна беда, ваше настроение пока что никакие самописцы не фиксируют. Вы не находите?
- Нет, - решительно возразил космонавт. - По-моему, станет попросту очень скучно жить на свете, если появятся самописцы, способные фиксировать настроение и чувства человека. Даже начальника своего мысленно обругать воздержишься, если он тебе насолил. Придешь домой, а жена тебе раз под бок. Датчики на теле укрепит, штепсель - в розетку. А потом все это - на экран какой-нибудь. Поползут строчки, а она по ним станет выводы делать, любишь ее или не любишь, о ней думал или о другой. Чего же хорошего?
Мочалов оживился и крутанул глобус. Под его указательным пальцем проплыло Море дождей и кромка Моря ясности. На каком-то тупоголовом кратере палец неподвижно застыл. Глаза генерала молодо и задорно посмотрели на собеседника из-под густых с проседью бровей:
- Да вам ведь, Алексей Павлович, это еще не грозит. Вы же человек от супружеского контроля свободный.
- Уже грозит, Сергей Степанович, - весело подтвердил Горелов и поднял на командира посветлевшие счастливые глаза. После того как их отношения с Лидией для многих в отряде перестали быть тайной, он радовался каждому вопросу и каждой шутке, хотя бы косвенно их затрагивавшей. Мочалов это прекрасно улавливал.
- Как, разве уже состоялась свадьба? - с притворной строгостью воскликнул он. - Космонавт Горелов женится, а командир отряда ничего не знает? Хо-ро-шо!
- Свадьба еще не состоялась, но это не имеет значения, - признался Горелов. - Все равно мы уже муж и жена. А что касается свадьбы, так она - после моего возвращения с орбиты. И вам не миновать, Сергей Степанович, роли посаженого отца. Какая же свадьба может обойтись без генерала в наш двадцатый атомно-космический век!
- Что же, Алексей Павлович, не откажусь от такой должности. А сейчас какие-нибудь личные просьбы есть?
- Есть, товарищ генерал.
- Я вас слушаю.
Алексей пошевелился в мягком кресле.
- Город Степновск… - медленно заговорил он и, сцепив руки, положил их себе на колени.
Мочалов весело подхватил:
- …Находится в каких-то трехстах километрах от маршрута Москва - космодром. Вы это хотели сказать?
- С вами страшно, - пошутил Алексей, - вы не начальник, а счетно-решающее устройство.
- Спасибо за комплимент, - покосился на него Мочалов, - но как бы там ни было, а эту возможность я предусмотрел. Вы полетите на космодром спецрейсом. Кроме экипажа, вас и технического оборудования на борту машины не будет ни одного человека. В полетном листе промежуточный аэродром Степновск уже обозначен. Об одном попрошу вас, Алексей Павлович, - генерал строго поднял вверх указательный палец. - Посадка в Степновске запланирована. Но я очень вас прошу, будьте предельно точным. На пребывание в Степновске вам отводится два часа. Только два. Больше не могу.
Горелов вскочил и сделал порывистое движение к креслу с высокой старомодной спинкой, в котором сидел генерал. Поднялся и Мочалов. Крепкими упругими руками прижал он к себе сильное тело своего любимого ученика.
- Помни всегда, Алешка: твои заботы - мои заботы. Лети, Алешка. Тебе надо обязательно попрощаться с Лидией. Одним словом, в путь!
33
На леса и поля Подмосковья ложились быстрые плотные летние сумерки, когда Горелов на черной "Волге" въехал на территорию одного из военных аэродромов. Все учебные и испытательные полеты были в эти вечерние часы отменены. Безмолвствовал приаэродромный городок, лишь редкие огоньки горели в окнах командно-диспетчерского пункта. Горелов хорошо знал расположение рулежных дорожек и самолетных стоянок на этом летном поле. Уже будучи космонавтом, много раз совершал он отсюда учебно-тренировочные полеты, позволявшие поддерживать летные навыки. Ведь они не были лишними и для будущего космонавта.
- Держи левее, Вано, - приказал он шоферу.
- Будет полный порядок, Алексей Павлович, - блеснул в ответ улыбкой водитель. - Я тут тоже все знаю как свои пять пальцев.
- Смотри не споткнись о шестой, - предостерег с добродушным смешком Алексей, но Вано не думал сдаваться:
- Будьте спокойны, рядовой Берикашвили был во всем Зестафони самым глазастым.
Широкая взлетно-посадочная полоса пустовала. К вечеру бетонные плиты остыли. Они словно бы отдыхали, радуясь тому, что нет полетов и не обжигают их пламенем взлетающие машины. Ровными строчками ограничительных огней уходила вдаль полоса. Все тонуло в черных сумерках наступающей летней ночи, и только на восточной окраине снопами сыпались искры из патрубков реактивного лайнера.
- Нашу машину готовят, Алексей Павлович, - безошибочно определил Вано.
Когда они подъехали к стоянке, все четыре двигателя после прогрева были уже выключены. Погасли снопы искр, и сумерки сразу обволокли металлическое тело лайнера. Около самолета, едва различимые в темноте, суетились люди. Издали их силуэты казались фантастическими. Кто-то поднялся по трапу в распахнутый люк, и сейчас же в фюзеляже забрезжил неяркий электрический свет.
- Ну що там робится? - донесся мягкий басок из овального люка. Окрик явно относился к тем фигурам, что суетились возле машины.
- Все в полном ажуре, командир. Можно взлетать, - ответил кто-то невидимый, и Горелов услышал глухой удар сапога по туго накачанной огромной покрышке шасси. Он стал подниматься по трапу, навстречу человеку, стоявшему у обреза люка. Электрический свет вяло скользнул по лицу этого человека. Алексей увидел китель с майорскими погонами и Золотой Звездой, а потом большой рот, нос с горбинкой и знакомые подковы густых черных бровей.
- Убийвовк! - воскликнул он удивленно и радостно. - Майор Убийвовк!
Стоявший у люка пристально вглядывался в лицо поднимавшегося Горелова.
- Мей брей! - воскликнул он еще более радостно. - Ты тот самый капитан, что жил со мной в одной комнате в Степновске?! Дывись, дывись!