- Я должен готовиться к очень далекому полету, - добрым, дрогнувшим от ласки голосом произнес Алексей, как будто он, как маленькой детсадовской девочке, втолковывал Лидии несложную истину и не мог втолковать. - К такому полету готовятся годы. И это будет первый полет, понимаешь?
- Ничего не понимаю, Алеша, - сконфуженно призналась она. - Что за далекий полет? Куда и зачем?
- Я полечу туда, - сказал он, указывая на синий квадрат окна, заполненный звездами и желтой луной. Она лицом прижалась к его шершавой щеке, стыдящимся шепотом спросила:
- Ты почему не побрился?
- К тебе спешил.
- До утра останешься?
- Да.
- Поцелуй меня в глаза, если останешься, я их закрою.
Потом она открыла глаза и снова спросила:
- Куда ты собираешься лететь?
- Туда, - повторил Алексей упрямо и кивком снова указал на квадрат окна.
- Ничего не понимаю, луна и звезды…
- Первое, - скупо проговорил Горелов.
Она оттолкнулась от него ладонями, пораженная внезапной догадкой.
- Луна? - переспросила она тревожным шепотом. - Ты полетишь к Луне?
- К Луне, - сухо отозвался Алексей.
Тени мчались целыми косяками по ее лицу: тревожные, вопросительные, возбужденно-радостные, горькие. Она еще не верила до конца, она еще надеялась, что он шутит, но сознание ей подсказывало: да! да! Этот парень с добрым, но уже несколько резковатым лицом, парень, ставший ее любимым, говорит всерьез. Глаза ее в упор смотрели на крепкую загорелую шею Алексея и спокойно пульсировавшие на ней мраморные жилки. Потом она подняла их и увидела его лицо, суровое, застывшее от напряжения. И она еще раз подумала, что, когда у человека такое лицо, он не шутит. И все-таки всему наперекор промолвила:
- Алешенька, это ты нарочно. Ну, признайся, скажи.
- Нет, - ответил он с грустной улыбкой, - это так и есть.
- Значит, ты космонавт?
- Можешь даже считать меня лунатиком, - засмеялся он.
Лидия вдруг опустила руки, с горечью воскликнула:
- Ой, что же я наделала!
Ему подумалось, что она уронила какую-то дорогую вещь, за сохранность которой очень беспокоилась. Он даже посмотрел на пол, отыскивая место ее падения. Но пол был чистым, а Лидия повторила:
- Ой, что мы с тобой натворили, Алешка!
- Успокойся, - остановил он, - кажется, все цело.
- Глупый, - зашептала Лидия, - если бы моя жизнь оставалась такой же, как до встречи с тобой!
- Что ты хочешь этим сказать?
- Если бы я знала, что ты космонавт, я бы ни за что так не поступила.
- Вот как! - горько усмехнулся Горелов. - А я думал, ты меня по-настоящему любишь!
- Глупый! Неужели ты можешь сомневаться в этом?
- Кажется, нет.
- Но то, что ты космонавт, все меняет.
- Почему же, Лида?
Она нервно засмеялась:
- А ты подумай. Когда ты станешь известным, тебя начнут преследовать тысячи женщин и девушек: русских, американских, африканских, беленьких, голубеньких, черненьких. А что я рядом с тобой? Не совсем состарившаяся вдовушка, да?
Алексей прижал ее к себе сильными твердыми руками.
- О да! О да! - передразнил он. - До чего же вы проницательны, моя милая. После полета я тотчас же уеду в одно из очередных заграничных турне и женюсь на беленькой американской миллионерше. Ты возражаешь? Согласен, согласен - не надо потакать империализму. Советский летчик-космонавт Алексей Горелов не имеет права жениться на беленькой американской миллионерше. Нет, я лучше женюсь на черной мулатке из Алабамы. Опять не так? Ну на чилийской танцовщице. Тоже не согласна? Так чего же вы хотите, моя дорогая? Чтобы я предпочел вас? Хорошо. Уж так и быть. Алексей Горелов становится одним коленом на только что вымытый вами пол и просит вашей руки.
- Перестань, - засмеялась Лидия и повисла у него на шее, - глупый, любимый, перестань!
Ее ухо, мягкое и теплое, щекотало ему губы, и он, поцеловав розовую мочку, зашептал:
- Чудачка! Для чего мне беленькая миллионерша, голубенькие и черненькие? Ты у меня была и будешь одна. Понимаешь? Хочешь, я завтра всем объявлю, что ты моя жена?
- Ни в коем случае, - возразила Лидия, - я не хочу тебя сейчас ни в чем сковывать… Вот когда вернешься из полета и обрушится на тебя слава, сам решишь, стоит на мне жениться или нет.
- А если я… - начал было Алексей, но она не дала договорить, ладонью закрыла ему рот.
- Нет! Никогда не произноси этого слова. Я знаю, что эта желтая глыба не отнимет тебя у меня. - И Лидия погрозила кулаком диску луны, видневшемуся в раскрытом окне.
24
В подмосковном городке космонавтов прилетевшего из Степновска Алексея Горелова поразила необычная тишина. Зыбкий знойный воздух пропитан едва уловимым запахом сосен и елей. На асфальтированных дорожках у магазина, штаба и профилактория - ни человека. Время летних отпусков опустошило многие квартиры.
Давно не видавшее хозяина жилье встретило Алексея душным пыльным застоем. Он разделся и в одних трусах долго и старательно наводил порядок: протирал подоконники, стекла книжного шкафа, выбивал пыль из занавесей. Затем, приняв душ и выбрившись, направился в штаб.
Коридор с цементным полом хранил прохладную тишину. Почти все лаборатории были опечатаны. Начштаба полковник Иванников и комендант городка майор Кольский уехали с утра по каким-то хозяйственным надобностям, а генерал Мочалов уже третьи сутки находится на космодроме и возвратится лишь к исходу следующего дня. Об этом Горелову сообщил дежуривший по штабу капитан Фролов, тот самый долговязый Федя, без которого не обходилась ни одна тренировка в термокамере. Видимо, он уже кое-что знал о ближайшем будущем Горелова и был с ним предупредителен и разговорчив.
- Вы подзагорели, Алексей Павлович, - щебетал Фролов. - Да и возмужали как!
- Хотите сказать - постарел? - усмехнулся Горелов.
- Что вы, что вы! Мне бы вашу старость. Именно возмужали. Ни дать ни взять - настоящий космонавт. Генерала Мочалова нет, но вам он оставил распоряжение. Вот здесь в дежурном журнале у меня записано… - Под крепкими Федиными пальцами зашелестели переворачиваемые страницы, и он прочел: - "Капитану Горелову А. П. передать, чтобы по прибытии немедленно позвонил по телефону…" Знаете кому?
- Знаю, знаю, - перебил Горелов, увидавший номер телефона. - Станиславу Леонидовичу из генеральского кабинета позвоню.
Он зашел в пустой вместительный кабинет Мочалова, с жадным любопытством огляделся по сторонам. Все как было. Два стола под зеленым сукном, составленные буквой Т. На стенах портреты первых космонавтов, массивный чернильный прибор из белого мрамора на письменном столе, а рядом бронзовая моделька космического корабля. Все и не все. Большой глобус Луны теперь тоже был водворен на письменный стол. Горелов, волнуясь, прочел над пестрым лунным рельефом знакомые названия: Океан Бурь, Море Спокойствия. Над большими кратерами появились мелкие цифры. Очевидно, часто за последние дни обращался генерал к этому глобусу.
Алексей снял трубку белого телефона, набрал номер и тотчас услышал знакомый бас:
- О! Алексей Павлович! Здравствуйте, дорогой скиталец. Ну и легки же вы на помине. Теперь ни одного дня не обходится без того, чтобы мы вашей фамилии не произносили. Сейчас в моем кабинете целый консилиум идет. Ваш персональный скафандр усовершенствуем. Вы из городка звоните? Берите немедленно машину и отправляйтесь, милейший, ко мне. Нет, не сюда, а прямехонько на московскую квартиру.
Горелов повесил трубку и вышел к дежурному.
- Вот какое дело, Федя. Без полковника Иванникова машину до Москвы мы добыть сможем?
- О-ля-ля! - присвистнул Фролов. - Да разве вы ничего не знаете? Есть приказ по гарнизону за вами и за майором Костровым закрепить персональные машины. Номер вашей "Волги" 16–13.
- Смотри ты, какая электронная память!
- Так ведь тринадцать на конце. Чертова дюжина. Не боитесь?
- Ерунда, - засмеялся Алексей. - Для меня тринадцать - самое любимое число. Я, мой милый, обитаю в квартире под номером тринадцать, на самолете реактивном первый раз в жизни тринадцатого вылетал.
- Вот будет работы журналистам, когда об этом узнают, - предположил Федя, - особенно Рогову.
- Рогов такими мелочами не интересуется, - не согласился Горелов.
По первому же звонку к подъезду примчалась черная "Волга". Выскочил из машины черноглазый солдат с узким смуглым лицом и лихо стукнул каблуками кирзовых сапог:
- Товарищ капитан, рядовой Берикашвили прибыл в ваше распоряжение.
- Зови меня просто Алексеем Павловичем.
- Есть, звать Алексеем Павловичем, - вращая большими белками, ответил он лихо.
- А тебя как?
- Вано зовите, товарищ капитан… виноват, Алексей Павлович. Я из Зестафони…
"Волга" помчалась по широкой асфальтированной дороге, оставляя позади подмосковные леса и затерявшийся в них городок космонавтов. Вано включил радиоприемник, и вальс Штрауса наполнил кабину. Откинувшись на мягкую спинку сиденья, Алексей думал, что, раз окружают таким вниманием, значит, сроки полета приблизились и не за горами старт. А может, она уже и началась, предстартовая горячка, та, которая звено за звеном охватывает весь огромный аппарат, связанный с запуском небольшого экипажа, а то и одного человека.
Серая лента шоссе разворачивалась впереди, приближая панораму столичного пригорода. Горелов вспомнил вдруг о Лидии Степановне. Еще и суток не прошло после расставания, а уже тоскует он по ее голосу, по ее синим преданным глазам.