Он улыбнулся, сидя по другую сторону костра, и я понял, что не сделал ему больно. Я хотел продолжить разговор.
- Расскажи мне о том парне, - попросил я.
- Тут особенно нечего рассказывать, - сказал Джейк. - Он был обычным парнем, каких миллионы, вот и все. Я ошибся, решив, что он другой.
- Что ты имеешь в виду?
- Мы работали с ним какое-то время на ранчо. Да, Дик, и это тоже было в моей жизни, я не только плавал, боксировал и сидел в тюрьме!
- Хорошо было на ранчо?
- Да, просто здорово! Нам там нравилось.
Он рассмеялся, и я почувствовал, что никогда не смогу понять, как он мог убить человека, который был его другом.
- Мы не могли наговориться тогда, - продолжал Джейк, - у нас было множество идей. Несомненно, он был увлекающимся человеком. Одно время мы подумывали о том, чтобы податься в лепрозорий.
- Ничего себе!
- Это все молодость, не так ли? Он был молод. Я любил смотреть, как он возится с животными. Он инстинктивно знал, как им помочь, когда они заболевали. Знал, что нужно делать. И он любил лошадей. Ему бы понравилось это путешествие.
Было что-то жутковатое в том, как Джейк говорил о человеке, которого убил. Это казалось невозможным, нереальным. Он будто ничего не ощущал, как если бы годы страданий в тюрьме опустошили его душу.
- Не знаю, как ты мог это сделать, - сказал я.
- Сделать что? Ты хочешь сказать - убить его? Да, конечно, меня следовало за это повесить.
- Джейк, не надо!
- Ты думаешь, что я говорю об этом очень хладнокровно, не так ли? Видишь ли, это случилось так давно.
- Семь лет тому назад, - вставил я.
- Тебе кажется, что не так уж давно, но, понимаешь, ты же никогда не сидел в тюрьме.
- Джейк…
- Там у тебя есть время многое пережить.
- Расскажи мне еще о нем, - попросил я.
- Через какое-то время мы уехали в Англию, - продолжал он. - Я занялся боксом, разъезжал вместе с бродячей цирковой труппой. Все это мне очень нравилось. Я его почти не видел - он был в Лондоне. Я полагал, что, где бы он ни был, он обязательно занят чем-то грандиозным. Мы ведь так и не отказались от своего плана с лепрозорием, и я готов был бросить все, как только он будет готов. Спустя какое-то время я ему написал, спрашивая, как дела. Он ответил как-то странно. Писал, что в Лондоне стал иначе смотреть на вещи. Посмеялся над идеей с прокаженными - дескать, я сошел с ума, если считаю, что он говорил это всерьез. Он вел светский образ жизни. Наверное, кто-то снабжал его деньгами - ведь их у него никогда не было.
Сказав это, Джейк улыбнулся, закинул руки за голову. Я увидел отблески пламени на его лице.
- Что ты почувствовал, прочитав письмо? - спросил я.
- Да я особенно не раздумывал. Счел его шуткой. А потом я услышал о девушке.
- Кто тебе сказал?
- Один парень, с которым я познакомился в Америке, как-то раз он пришел посмотреть, как я дерусь. Ему показалась занятной жизнь циркача, которую я вел. Мы разговорились - знаешь, обо всем. Он был неплохим парнем, но загубил себя тем, что пил и бегал за женщинами, которым был не нужен. И вдруг он показал мне письмо от какой-то девушки, присланное из Швейцарии. Это было страшное письмо. У нее была чахотка, и положение ее было безнадежно. Этот парнишка, ничего собой не представлявший, вдруг побледнел и сказал - я точно помню его слова: "Я знал эту девушку, когда она была совсем маленькой, а сейчас она умирает, и все это из-за какой-то свиньи вроде тебя или меня". Он рассказал мне, что она бесконечно страдала около двух лет. По-видимому, он знал все детали. Это неприглядная история.
Но я хотел узнать все.
- Продолжай, - сказал я Джейку.
- Я слушал - так же, как ты сейчас, Дик, но это было не любопытство, а что-то другое. Я ненавидел саму мысль о мире, в котором приходится так жить, эти жалкие, грязные жизни мужчин и женщин, занятых только личными делами. Я словно видел эту девушку, которую не оправдывала бедность: ведь она вела такой образ жизни не потому, что была проституткой, которая вынуждена себя содержать. Нет, Дик, она сгубила свою красоту, свое здоровье и свою индивидуальность - а ведь это самое ценное - из-за того, что какой-то мужчина научил ее потворствовать своим желаниям. Вот и все.
- Но послушай, Джейк, ведь жизнь, черт возьми…
- О, я знаю! Такое случается каждый день и каждую ночь. Но мне казалось, что из-за этого не должна умирать девушка в Швейцарии. Животные мудрее. Для них занятие любовью - физическая необходимость, и у них рождаются детеныши.
- Да, но, Джейк…
- Вот как я понимал это, Дик, когда сидел за выпивкой с тем парнем. Он сказал: "Мне бы хотелось свернуть шею всем мужчинам, которые с ней спали"; и я не мог не улыбнуться про себя, так как подумал: он тот единственный, которому это не удалось сделать. И в то же время я был с ним согласен.
"Не в них дело, - возразил я. - Убить нужно первого, остальные не в счет".
"Ты знаешь, кто он?" - спросил этот парень.
Откуда мне было знать? Я покачал головой.
"Но это же твой дружок с ранчо, - сказал он. - Я забыл его имя. На днях видел его в городе. Потому-то я тебе и рассказал эту историю - думал, ты знаешь, о ком идет речь".
"Нет", - ответил я.
"Ну тогда я попал впросак". У него был озадаченный вид. Я подумал, что он дурак, который несет чушь после двух порций виски с содовой.
"Это правда?" - спросил я.
"Я могу рассказать детали", - предложил он.
Но мне совсем не хотелось их слышать. Я поднялся и ушел. Он решил, что я не в себе. Мои идеалы в один миг разбились вдребезги.
Я был молод, и, конечно, это было не мое дело, но я ему написал. Он явился на следующий день. Помню, я стоял, очень гордый и серьезный, и рассказывал ему услышанную историю. А еще помню, как он расхохотался.
"Боже мой, Джейк! - сказал он. - Если ты надеешься, что я буду чувствовать себя в ответе за каждую женщину, с которой спал…"
Я его тогда возненавидел. За то, что он даже не потрудился закончить фразу, за его смех. Но больше всего я ненавидел его за то, что он разрушил мое представление о нем. Вот что значит быть молодым, Дик, и вот почему я его убил.
Я кивнул, так как это было мне понятно. Мне даже показалось, что эта история гораздо сильнее волнует меня, нежели его, рассказчика: он откинулся назад, заложив руки за голову, и голос его звучал спокойно и бесстрастно, как будто он читал какой-то рассказ из книги. Я же весь подался вперед, опустив подбородок на руки, не видел ни костра, ни деревьев вокруг себя - лишь фигуру прежнего Джейка, стоявшего со сжатыми кулаками в жарком шатре цирка. Все его иллюзии рушились у него на глазах, он смотрел в смеющееся лицо своего друга, в котором я подсознательно узнал себя и ужаснулся. Я никогда не встречал человека, которого убил Джейк, и все же знал, что это я сам и что эта история обо мне.
- Когда он перестал смеяться, - продолжал Джейк, - он подошел ко мне и положил руку на плечо. "Ты относишься к жизни слишком серьезно, Джейк, - сказал он. - Ты похож на лидера, сражающегося за безнадежное дело. Улыбайся, мой мальчик, улыбайся! Я хочу посмотреть, как ты дерешься". Потом я пошел на ринг, а он смотрел и аплодировал. Он был так похож на себя прежнего, на ранчо, что трудно было поверить, будто все случившееся - правда.
Я смотрел из своего угла на лица людей, собравшихся вокруг ринга, и он был среди них, он улыбался мне и подмигивал - дескать, все это так забавно.
"Я выложу свои два шиллинга и сам тобой займусь, Джейк", - сказал он.
"Давай", - ответил я. Все вокруг засмеялись: все знали, что мы с ним друзья и, стало быть, это розыгрыш.
"Покажи-ка своему дружку!" - выкрикнул кто-то. Было слышно, как снаружи бьет барабан и зазывала заманивает публику в шатер: "Сюда! Сюда! Спешите видеть величайший бой в вашей жизни! Чемпион Джейк против неизвестного любителя!"
Я ждал его в своем углу. Мы были примерно одного роста. На ранчо мы с ним часто боксировали. Теперь, раздевшись, он уже не так хорошо смотрелся: я заметил, что он набрал вес, а тело стало дряблым. Мне подумалось, что он не сможет легко двигаться на ринге.
"Вот будет потеха! - крикнул он мне. - Я уложу тебя за десять минут".
Толпа глазела на нас, все веселились. Маленький потрепанный рефери взволнованно поднял руку и, взглянув на свои часы, подал знак начинать. Я повернулся к центру ринга, и мой противник двинулся ко мне.