Карваланов рухнул, повалившись в кусты, - но повинна в этом была не меткая двустволка маньяка, а чья-то сильная рука, ухватившая его сзади за плечо и потянувшая резко вниз; в ушах зазвенел лихорадочный шепот: "Пригнитесь, сюда, за мной!" Если бы не отточенный безупречный английский этого ультиматума, он бы решил, что его похищает советская разведка: лица своего спасителя он не видел, и из двух зол - двустволка на поляне или советская тюрьма - он предпочел привычное (тюрьму) и бросился вслед за мелькавшей в ветвях спиной. Чуть ли не на четвереньках они продирались по мелкому овражку; царапался дикий шиповник, обжигала крапива, ремень сумки цеплялся за ветки магнолий, но все это казалось мелочью: главное, что какофония брани с ружейным треском за спиной постепенно удалялась на безопасное расстояние, сменяясь хрипом двойной отдышки - Карваланова и его непрошеного проводника. Стена кустов наконец оборвалась, и они выкатились на опушку.
* * *
"Понимаете ли вы, милейший Карваланов, что он готов был пристрелить вас, как бродячую собаку?" - как будто к нашкодившему школьнику, с педагогической безапелляционностью обратился к нему по-английски его спаситель, когда они, отдышавшись, устроились у ствола поваленного дерева.
"Я не бродячая собака", - пробормотал Карваланов, машинально ощупав взмокший затылок: ему казалось, что волосы подпалены выстрелом, что увлажнились они не по́том, а кровью.
"Все мы, милейший Карваланов, отчасти бродячие собаки", - заранее пресекая всякие возражения, меланхолически произнес его собеседник.
"Некоторые бродячие собаки быстро переквалифицируются в сторожевых псов", - отпарировал Карваланов. "Откуда, кстати сказать, вы знаете мое имя? Вы что - следили за мной?"
"Мы непременно должны поговорить с вами о судьбе сторожевых псов", - игнорировал его вопрос англичанин. "На бродячую собаку вы действительно не похожи. Но он мог пристрелить вас как неопытного браконьера. Что может быть восхитительнее убийства в рамках законности? Фазаны, бродячие собаки, браконьеры - какая разница? Тем более он был явно на взводе после часа улюлюканья".
"Какого такого улюлюканья?!" - Карваланов никак не мог понять, к чему клонит загадочный обитатель этой загородной местности.
"Любого улюлюканья. Совершенно не важно. Можно издавать любой звук; например, такой - я помню с детства", - и его собеседник, приложив ладошку ко рту, указательным пальцем ловко забарабанил по нижней губе. Из кустов тут же раздались в ответ гортанные вопли. Карваланов уже не сомневался: это были фазаны. "Клич к началу кормежки. Похоже на воинствующее гиканье североамериканских индейцев, не правда ли? Или африканских зулусов. Главное, что фазан к этому кличу привык. Я вам скажу: для него это улюлюканье - как первобытный инстинкт. Он уже не может ни с кем по-человечески разговаривать".
"Кто - фазан?"
"Какой фазан? Я говорю про этого убийцу!"
"Про какого убийцу? Кто убийца?" - занервничал Карваланов.
"Разве вы не поняли кто? Диктатор этого поместья - моего поместья. Он - мой егерь", - пораженный столь очевидным непониманием, развел руками англичанин со смущенной улыбкой на лице.
Карваланов вскочил на ноги в нелепом поклоне. Он не знал, как себя вести: протянуть по-дружески руку, кивнуть небрежно головой или же преклонить колени благоговейно? Он давно должен был сам обо всем догадаться: каждая деталь внешности этого человека выдавала в нем аристократа. Именно таким, по сути дела, он и представлял себе английского лорда: замшевые башмаки с гетрами, где серебряная пряжка поблескивала сквозь налипшие комья грязи; этот плащ, как будто взятый напрокат из средневековья, - завязанный шелковым шнурком у самого горла, с капюшоном, а под ним, наверное, кружевной воротник; и эта голова - вздернутый подбородок и острые голубые глаза и высокий лоб - внешность князя Мышкина. Сравнение пришло ему в голову давно, еще в лагере, когда он впервые увидел фотографию лорда Эдварда на странице истрепанной газеты "Морнинг стар", чудом проскочившей в зону через почтовую цензуру вместе с учебником английского. Конечно, это было много лет назад, конечно, за эти годы лорд постарел, да и фотография в той газете была неизвестно какой давности; и все же Карваланову было стыдно: ему сразу следовало бы узнать человека, которому он обязан своей свободой. Сколько лет доносилось до него эхо зарубежных "голосов", вещавших о борьбе лорда Эдварда за освобождение Карваланова. И вот они друг перед другом - лицом к лицу; и снова вокруг них - враги; вновь оба - в роли конспираторов: скрываясь, на этот раз, от вездесущего егеря.
"Я знал, что вы заблудитесь. Правильно сделал, что пошел вам навстречу. Карваланов, я ждал вас", - и как будто в просительном жесте лорд сжал в своих ладонях руку Карваланова. Его аристократическая надменность, небрежная резкость мимики и слов сменились чуть ли не лакейской суетливостью. Он забормотал извинения по поводу неподготовленности встречи в виду крайне стесненных обстоятельств его нынешней жизни, "ситуации почти тюремной", как он выразился. Он заглядывал в лицо стоящему Карваланову снизу, и от этого его жалобный взгляд обретал прямо-таки собачье выражение. Карваланов хотел было присесть, ожидая долгих объяснений, но лорд потянул его за собой - обратно в лесную чащу, незаметной глазу тропинкой. Его размахайка стала мелькать в путанице стволов с такой непостижимой для Карваланова юркостью, что вдвойне немыслимо было уследить на ходу за бессвязными комментариями лорда о сути лесного бытия - этой чащобы загадочных улюлюканий и кровавых ритуалов, излагавшихся на ходу так, как будто речь шла об авторитарных культах древней деспотии.
"И все это, заметьте, мои угодья", - оборачивался лорд, обводя взглядом ярусы, аркады, балюстрады и капители своего лесного дворца, и спрашивал Карваланова: "Нравится? Хотели бы здесь поселиться?"
"Хотел бы", - послушно кивал головой Карваланов.
"Я тоже", - с загадочной иронией заключил лорд. "Осторожно - не прикасайтесь!" - преградил он путь Карваланову, когда тот с легкомысленным любопытством протянул руку к железной паутине - от ствола до ствола, - неожиданно возникшей перед ними, как гигантская пинг-понговая сетка с пластмассовым шариком солнца, застрявшим в листве. "Впрочем, вам ничего не грозит. Вы же не бродячая собака. Вы всего лишь неопытный браконьер". И лорд принялся объяснять, что сетка эта под током. Напряжение, правда, слишком слабое: для человека неприятно, но не смертельно. За сеткой держат молоденьких фазанов. Это фазаний загон.
"Концентрационный лагерь какой-то", - пробормотал Карваланов, отдернув руку от проволоки. Но лорд предупредил его о легкомысленной неуместности поспешных сравнений фазанов с жертвами нацизма в ту эпоху, когда истинно свободное население леса - зайцы и белки, лисы и бродячие собаки с кошками гибнут от одного прикосновения к электрической проволоке загонов, где плодятся чванливые пернатые иностранного происхождения.
"И не вздумайте зачислять меня в шовинисты", - поспешил добавить лорд Эдвард, явно заметив ошарашенное лицо Карваланова, остолбеневшего от этой антифазаньей энциклики. "Общеизвестный факт, что фазаны завезены к нам на Альбион бог знает откуда - из Цейлона или Таиланда, короче говоря, из тех псевдореспублик, где царствует жесточайшая азиатская тирания. Фазан по своей природе - дисциплинированный раб. Взгляните сами", - и, нагнувшись, лорд указал Карваланову на миниатюрное аккуратное отверстие в проволочной сетке. Стоит егерю заулюлюкать, и фазанчики, солдатиками по цепочке, трусят туда и обратно на кормежку сквозь эту дыру в сетке, слишком узкую для любого другого вольного обитателя леса. "Еще мальчишкой, Карваланов, я своими руками хоронил невинных жертв этой электрификации. Детской лопаткой выкапывал могилы - бродячим собакам, кошкам, зайцам. По ночам в окно моей спальни неслись стоны загубленных. Здесь все в могилах, мы ходим по костям невинных жертв фазаньей потехи - понимаете, Карваланов?"
Английскую речь лорда понять было нетрудно. Неясно было, как надо реагировать на английский пафос защитника животных. К подобному развороту событий Карваланов не был подготовлен; тем более в детстве он довольно много перебил бродячих кошек, гоняясь за ними с товарищами по пустырям и помойкам. "Сколько тут изгородей!" - чертыхнулся Карваланов, перебираясь, под руководством лорда, через очередной плетень.
"Все мои земли отданы под аренду - на отстрел фазанов", - зло и мрачно констатировал лорд. "У каждого стрелка-охотника свой номер: стоят и ждут своей очереди на убийство. И такая тишина вначале, а потом издалека, вон оттуда, из-за рощицы начинает расти, как зловещий шепоток, этот шум". Лорд Эдвард прислонился к стволу дерева, схватившись за виски.
"Вам плохо?" - Карваланов не знал, как себя вести: его собеседник был явно перевозбужден.
"Загонщики движутся полукругом - по цепочке. Это как погром, как насильственное переселение народов. Загонщики грохочут трещотками и топчут сапогами что ни попадя, обшаривают каждый куст - их же недаром называют битерами: от слова бить. Они и бьют; бьют, бьют!"
"Кого бьют?" - Карваланов тоже начинал входить в азарт.
"Они выбивают фазанов из-под укрытий - из-под кустов. И эти глупые павлины, эти азиатские фазаны выпархивают в панике, идиотически хлопочут крыльями, вырвавшись из леса, взмывают над поляной на своих подрезанных перьях".
"Их можно понять", - усмехнулся Карваланов. "Куда же им еще деваться? Куда деваться этим самым таиландским беженцам?"