День был воскресный. Зима только начиналась, и поэтому днем снег смешивался с песком и дорожной грязью, от чего всё кругом казалось серым и пасмурным. Ребятишки то бегали на улице, то возвращались погреться. Устинья, приготовив ужин, собралась пойти за хлебом. Достала старый коричневый кошелек на защелке - пусто. Придется доставать из отложенных. Она открыла ящик комода, достала заветный портсигар, щелк… Устинья пересчитала деньги раз, ещё раз… Хотя там и считать-то нечего было. Несколько трёхрублёвых бумажек и самая крупная купюра - пять рублей. Но именно её-то и не было. В комнату вошла Акулина.
- Ты щё растележилась? Хучь бы ящик закрыла.
- Кулинка, не знамо как, но только пятирублёвки нет.
- Куды бы она делась?
Акулина подошла к комоду, собственноручно просмотрев всё, вдруг куда завалилась, хоть и понимала, что не могла бумажная пятирублёвка никуда завалится.
- Устишка, неужто кто из ребят? Был Илюшка и Иван.
- Илюшка из утра забегал. Сгреб из-под порога старые сапоги, говорит, на работе требуются, и убёг. В комнату-то и не проходил. Иван был в обедах. Поел и ушел. Я как раз выходила, а в комнате он да Танька с Галкой оставались.
- Неужто Иван? - Акулина даже села от такой неожиданности. За всю их жизнь, и бедную и трудную, никогда ничего не пропадало. Другого, на кого бы могли подумать, не было. Решили дождаться Ивана. Вдруг у него какая срочная надобность, а их дома не было. Где хранятся деньги - знала вся семья.
Иван забежал, и, торопливо выкладывая на стол мелкие сапожные гвозди, говорил на ходу:
- Илюшке передадите. Какой день обещаю. А мне пора, а то на автобус опоздаю, - и только тут обратил внимание:
- А вы чего, как в воду опущенные?
- Ваня, ты случаем денег из портсигара не брал?
- Каких денег? Мамань, говори уж. Времени нет. Не тяни.
Услышав о случившемся, предположил:
- Ну, ежели бы кто посторонний, так все забрал. Это свой. А кто - ума не дам. Так, на вечерний автобус уже не попаду, - и уселся на табурет возле порога. - Вы что, никак на меня подумали? - и не понять было чего больше, обиды или растерянности, прозвучало в его голосе.
А тем временем Елена ехала на автобусе к матери, собираясь забрать домой Татьяну. Остановка находилась чуть дальше базарного входа, возле которого стоял киоск "Мороженое", поэтому ещё в дверях автобуса увидела свою дочь и Галину. В руках у каждой было не менее десятка стаканчиков с мороженым, которые обе несли, прижимая к себе и направляясь в сторону кинотеатра. Холодный ветер дул девчонкам прямо в лицо, сгорбившись, чтоб не растерять свою ношу, они не заметили Елену.
- Это вы куда направляетесь?
- В клуб, - почти хором ответили сёстры.
- И что вы там делать собрались?
- Мороженое есть. На улице-то холодно, - Татьяна смотрела на мать, продолжая прижимать к груди, завернутые в вощёную бумагу мороженки.
- А где денег взяли?
- Дядя Ваня дал, - ответила Галина.
- Так, ну ладно. Дал так дал. Только почему же вы не домой идёте? Пошли, - и Елена подтолкнула девчонок в сторону барака.
Когда на пороге нарисовались Татьяна с Галиной, держа в руках по охапке мороженого, а следом вошла Елена, всё стало понятно без слов.
- Так, давайте-ка сюда сдачу и мороженое, - Акулина пересчитала сдачу.
- Сколь времени? Пошли, а то через пятнадцать минут киоск закроется, а до завтрева оно растает, - и подтолкнула сестёр к выходу.
С продавщицей мороженого разговор был коротким.
- Не видишь, что у детей таких денег быть не может?!
- Моё-то какое дело? Мне заплатили, я продала. А мороженое в основном дети и берут.
- Совесть иметь надо. И головой думать. На то она тебе и дадена, а не чтоб шапку носить. Забирай, - и Акулина вывалила на прилавок мороженки.
- Три штуки назад не приму. Подтаенные.
- Ладно. Бери остальные.
Галина и Татьяна стояли рядом, красные не от холодного ветра, а от стыда. Назад возвращались елё передвигали ноги, так что Акулине приходилось поторапливать их. Иван так и сидел на табуретке, теперь уж торопиться было некуда. До следующего автобуса было ещё далеко.
- Что мороженого очень хотелось, понять могу. Но вы же меня вором выставили, ведь знали, что кроме вас и меня дома никого не было, - в голосе Ивана звучала такая обида…
Если бы дядя Ваня стал ругаться, как-нибудь наказали бы, ну виноваты, вот и наказали, а тут…
- Это значит, на меня можно подумать, что я у своей матери последнюю копейку краду, - Иван резко провёл рукой по лицу, будто хотел стереть всё случившееся, как наваждение.
- Ладно, пойду я а то и на последний автобус опоздаю, - и он собрался уходить.
- Мам, можно я останусь тут ночевать? - Татьяна смотрела на Елену с таким выражением лица, что та только и могла сказать:
- Ладно.
Растаенное мороженое Акулина поделила на всех, кроме себя. Ей желудок не позволял. А когда уже собирались ложиться спать и немного успокоились, то сказала:
- Сами видите, и вкуса никакого, и стыдоба одна получилась. Наперёд думайте. И запомните, от ворованного добра не жди.
Татьяна, как всегда, спала с Акулиной, а Галина с Устиньей.
Запомнили обе. На всю жизнь.
Глава 31
ТЁПЛАЯ РЕЧКА
Если стоя возле барака поднять вверх голову, то увидишь, как в небо, до самых облаков, уходят столбы серого дыма из новых высоченных труб КрасТЭЦ. А ещё с теплоэлектростанции вытекала тёплая речка, все женщины из бараков ходили на эту речку стирать бельё, а ребятишки - купаться. Чтобы дойти до речки, надо было миновать кусочек Сибирской природы, превращенной в парк. Среди почти не тронутых рукой человека зарослей, вились неширокие асфальтированные дорожки, на обочинах которых были расставлены гипсовые статуи. Но самое замечательное, была там настоящая карусель. А это уже даже не киоск с мороженым. Кому в детстве не хотелось кружиться, с замиранием сердца видя у своих ног ветки придорожных кустов? Иногда, по выходным дням, Акулина собирала всех, чтобы кого ненароком не обидеть, и вела кататься. Но это по выходным дням. В простые же дни карусель не работала. Поэтому, когда Акулина сложила в тазик бельё, готовясь пойти на речку, вместе с ней собрались только Татьяна и Галина. День стоял солнечный, жаркий. А в теплой речке ещё и вода теплая. Дорога представляла собой широкую песчаную тропинку, на которой то и дело встречались женщины, кто-то неторопливо шёл в сторону речки, кто-то уже возвращался.
- Ульяна? Здравствуй.
- Здравствуй, Акулина.
- Давно тебя не вижу. Сережка тоже у нас не бывает.
- Да, живу у Марьи. Алименты Ивановы по почте приходят. Так что не жалуемся.
- Ты б хучь иногда Серёжку к нам приводила. А то он своих братьев, сестёр не видит.
- Не ближний свет. А Марью одну оставить нельзя. Ваньку вашего за то, что бросил её, не виню. Не думай. Да и она зла не держит. Ну, развела судьба. Чего теперь?
- Да не судьба, Ульяна, а выпивка, проклятущая. Может надо было тебе построже с дочерью.
- Ой, Акулина Федоровна, чего только я не делала. И травами всякими поила, и отворотную воду наговаривала, и стыдила… Ничего не помогает. Но ты не думай, что вот прямо уж совсем никудышная у Серёжки мать. Пока я жива, как-никак с этой бедой справляемся. Да и Иван иногда бывает. То сгущенки занесет, то ещё что. То замок в дверях наладил вот, - Ульяна поправила платок.
- Ладно, пойду я.
- Заходи, да зла на нас не держи. Понять должна - худого свому внуку единокровному не пожелаем.
И женщины разошлись в разные стороны.
После этой встречи Ульяну вновь одолели мысли о том, как вылечить дочь от страшной болезни. Что это болезнь, Ульяна не сомневалась. Потому как смотреть на Марью было жалко. Каждый раз, протрезвев, Марья обещала, что больше в рот не возьмет. Клялась. Божилась. Но проходили считанные дни, и всё повторялось. Жизнь как Тёплая речка, текла в прежних берегах.
- Теплая речка, Тёплая речка… Ну, дак более не ходить к этой речке, - Ульяна испугалась, неожиданно услышав собственный голос. Однако мысль, пришедшая в голову, засела надёжно. Всю ночь Ульяна крутилась с боку на бок, садилась на кровати, подходила к окну. Кое-как дождавшись восьми часов утра, направилась к Устинье.
- Устинья Федоровна, доброго здоровья.
- Проходи, Ульяна, проходи, - и, обмахнув полотенцем, подставила стул.
- Ты в гости, али по делу? Не томи. Больно час ранний. Уж не случилось ли какого худа?
- Ну как тебе сказать? Жизнь моя стала как наша Тёплая речка. Вроде и вода тёплая, и даже мелкая рыбешка водится, а пить нельзя. Вроде и дочь красавица, и внук - людям на зависть, а жисть - одни слёзы.
- Щё удумала?
- Хочу попросить Вашу Марию полечить мою Марью. Слыхала, она много чего знает.
- Тут я тебе не помощник. Дочь твоя. Тебе решать. Только, думаю, вреда от энтого нет. Ежели отвратит её от зелёного змия, счастье и тебе, и Серёжке. Да и Марьи такая жисть не в радость. Ну, а коли не выйдет, то и вреда всё одно никакого.
- Ладно. Вот потому с утреца и пришла к тебе. Може прямо счас и сходим?
- Ну, что ж? Она ещё должна дома быть, - и Устинья стала одеваться.
Небольшая, чистая комнатка в бревенчатом бараке насквозь пропахла ладаном. В переднем углу, перед образами, теплилась лампадка. На этажерке аккуратно сложены школьные учебники и чернильница - непроливайка. У входа - деревянный ящик со слесарными инструментами. На комоде, прикрытые вышитой салфеткой, толстые старинные книги, то ли библии, то ли псалтырь, не разобрать.
Мария выслушала внимательно, не перебивая.
- Ну, что ж? Дело хорошее. Только путь твой Ульяна труден будет.