Рассчитав, что с раннего утра может ещё тверёзвый будет, Акулина направилась в больницу. Но в стационаре приема не было. Однако хирурга она нашла. Выслушав Акулину, велел придти к нему на прием в поликлинику, прямо сегодня. Сказал, что с двух у него прием.
В два часа дня исхудавшая и измученная Акулина сидела у дверей хирургического кабинета.
Осмотр закончился только одной бумажкой.
- Прямо сейчас идёте в стационар. Вот вам направление. Я позвоню. Сегодня же начнем обследование. А с утра завтра я сам буду.
Прошло две недели.
Диагоноз был страшным - рак желудка.
- Если оперировать прямо сейчас, может ещё и можно на что-то надеяться. Но, случай запущен. Говорю вам сразу.
- Доктор, а если без операции? Сколь ещё протяну?
- Только богу ведомо.
- Так, говорят, вы врач хороший, значит тоже не без божьей помощи.
- Дети есть?
- Нет.
- Муж?
- С войны не вернулся.
- Одинокая.
- Нет. Семейная.
- Это как?
- Сестра вдовая, да четверо при ней и я с ними.
- Может год, может три. Не знаю. Думай. Решать тебе.
Холодный и сырой ветер бил в лицо. Люди, отворачиваясь от резких порывов, шли по своим делам. Каждый сам по себе. И никто никому не нужен. Вот так же будут идти и через год, а может… три. И никто даже не будет знать о том, что её больше нет. Да и о том, что была - кому надо. А чего ж - ежели никому не надо, чего ж так себя жалеешь? Помирать страшно. Дак ить все помруть. Всем страшно. А ежели на операцию решиться… Ну, сделають, а потом уход… Комната одна. Да и своих детей нет. Будет в тягость. Устишка, щё ж она вытерпит. Даже виду не окажет. Ну а толку. Намучаю всех, сама намучаюсь. А жить всё одно не более трех лет. Только, жисть тогда - одни муки. А ежели не делать? Тады на одну муку меньшей получается. С такими мыслями Акулина возвращалась домой.
Перешагнула порог. Разделась, что-то было не так. Обвела взглядом комнату.
- Никак щё стряслось?
- Дыть ужин-то, пора уж. Наливать щёль? - Устинья засуетилась у плиты.
- Никак не ели?
- Тетя Лина, не трави душу ни матери, ни нам. Поизвелись уж все. Не до ужина, - Иван встал со стула.
- Все в сборе. Меня щель ждали?
- Кого ж ещё? - удивился Илья.
Акулина вдруг подумала, что ветер хоть и холодный, но для этого времени года погода не такая уж плохая.
- Зябко на улице. Давайте уж поужинаем. А потом поговорим.
Поели, собрали со стола. Но никто не встал и не ушел. И Акулина, вытирая слёзы, вздыхая и шмыгая носом, рассказала все как есть.
- Ежели решишься на операцию, то нас девок в семье двое - выходим, даже об энтом не переживай, - Елена пнула под столом Надежду.
- Чего ты? Страшно же.
- Сколь времени есть, чтоб обдумать? - Иван отодвинул стул от стола и уперся руками в колени.
- Нисколь. Уже поздно. Энто так, чтоб подолее протянуть.
- Тётя Лина, самое главное ты знай, хучь какое решение примешь - мы все готовы руки тебе подставить. И худыми мыслями голову себе не забивай. Тогда болезнь точно верх возьмет, - Илья, было уж приготовившийся "упредить", что ночевать не вернётся, стал раздеваться.
Улеглись спать. И в тишине ночной Акулина услышала, Устишка хлюпает носом.
- Устишка, щё ещё?
- Щё? Щё? Да за щё же мне такое горе? Али грешна в чем?
- Мамань, не рви душу, прекрати, - полушёпот Ильи был даже не недовольным, злым.
- Кому легшей, чем тебе?
- Да щё ж вы меня, никак хороните? Помирать-то я не собираюсь. Мне цыганка долгую жисть нагадала, да перед смертью встречу с Тимохой.
- Ну, слава богу, умные слова завседа приятно слышать. А тапереча всем спать, - и Иван с хрустом устроился поудобнее.
- Мам, можно я с тобой?
- Надька, здоровая уж девка. Да ладно, ложись.
На удивление самой себе, Акулина уснула глубоким и спокойным сном. Утром ей надо было идти или в больницу, или на работу. Но последнее, что подумала Акулина, прежде чем уснуть: "Робу чистую не получила. Буду завтрева в заскорузлом фартуке".
Утром, встав ещё до рассвета, стараясь никого не разбудить, Акулина налила в гранёную старинного стекла рюмку настоя колгана на водке, выпила. Бог его знает, прихватит на работе, а посередь смены - куды деваться?
- За косточками-то подходить? - сонный Надькин голос заставил улыбнуться.
- Сёдне не знаю, варили компот, али нет. Ежели щё, сама принесу. Спи.
Уходила на работу Акулина в первую смену в четыре часа утра, чуть в начале пятого, а все остальные просыпались в половине седьмого. Иногда в столовой варили компот из сухофруктов. И тогда на дне бочка оставались косточки от урюка. От чернослива тоже были, но они горькие, а вот косточки от урюка, то есть сушеных абрикос, Акулина собирала со дна котла, сушила и складывала в трех литровую банку. К концу рабочего дня подходили или Надька или Ленка и забирали эту банку. В последнее время почти всегда приходила Надька. Елена как старшая, стала стесняться.
Устинья наловчилась бить косточки граненым стаканом. Поскольку молоток был только один и, им бил кто-нибудь из ребят. Устинья обхватывала стакан ладонью так, чтобы вся верхняя кромка прилегала к ладони и резким ударом середины дна стакана разбивала косточку. По вкусу они были чуть сладкими с легкой приятной горчинкой.
Болезнь не отступила. Она затаилась и давала о себе знать. Выписали Акулине и таблетки, которые она тоже пила. Но чувствовала, что колган на водке помогает лучше. Каждое утро Акулина выпивала этого лекарства гранёную рюмку из толстого старинного стекла, четко в одно и то же время. В дни, когда боль в желудке особо давала о себе знать, не ела вообще. Внимательно прислушиваясь к своему самочувствию, она отказалась от многих из выписанных лекарств. Другие пила при определённом самочувствии. Выработалась и своеобразная диета. Так Акулина не пила и не ела ничего горячего. Не пила чай. Основу составляла капуста тушеная, в щах, соленая с растительным маслом и луком. И рыба отварная. Жареного она тоже ничего есть не могла. Не ела и сладкого, а также ничего мучного. Делая исключение только белому хлебу, да только чтоб слегка зачерствел.
Но запасы травы у Татьяны подходили к концу. Нигде в здешних местах такой Акулина найти не могла. И тогда она написала в Москву, родственникам, жившим там в Серебряно-Хорошевском Бору. Может где в их краях сыщется. Положив в конверт засушенную травинку, отправила письмо. В ответ пришла посылка. Посылки эти с колган-травой приходили каждый год в течении следующих сорока лет. А страшная болезнь то отступала немного, давая передохнуть, то вновь брала верх. Однако Акулина, на удивление врачам, и не думала сдаваться. Первоначальный страх прошел, а потом пошли новые заботы каждого трудового дня. Потому что перестать работать Акулине даже в голову не пришло. Она то пила траву, то, как говорила, давала себе передохнуть. На повторном осмотре - диагноз подтвердился. Но врач только пожала плечами, когда в кабинет вошла не скрюченная болью пациентка, а возмущенная женщина.
- Я так родить могу у вас возле кабинету. В тот раз меня к гинекологу послали, а в этот раз - карточку с историей болезни найтить не могут. Целый час тут сижу. Мне на работу итить пора.
- Женщина, ну что вы возмущаетесь? Карточку направили главврачу, чтоб на комиссию ВТК подготовить, для назначения пенсии. Кто ж думал, что вы продолжаете работать? Да и вообще - вы понимаете свое состояние?
- В общем я понимаю, что если вы болесть желудка от беременности не отличаете, то уж лучшей определите меня к кому другому в вашей больнице. И лучшей нервы нам с вами друг дружке не трепать. А помирать раньше срока - мне не хотся. Так что давайте без нервотрепки определите мою карточку к другому врачу, а лучшей к тому, что в двадцатой больнице хирургом работает и тут тоже принимает.
- Я ваш участковый врач. У каждого врача свой участок и свои больные. И вам положено не кричать, а у меня лечиться.
- Ежели вы меня по поводу беременности лечить собрались - то ить вы не гинеколог. А другой болести вы у меня не нашли. Так что все мы здесь свои - Советские, а ежели вы не можете, то пойду на прием хучь и к главврачу, потому как жисть моя мне дорога, - и Акулина направилась к дверям.
- Ну куда же вы? Погодите. Хорошо. Я переговорю с Валерием Николаевичем. Если он не против, то передам ему вашу историю болезни. Посидите немного. Я сейчас.,- и врач, не дожидаясь ответа Акулины, вышла из кабинета.
Вернулась очень быстро. Вместе с ней в кабинет вошел тот самый хирург.
- Пойдемте. Карточку Вашу я потом заберу, - и он открыл дверь кабинета.
Глава 15
КОЛЧЕНОЖКА
Была у Тихона сродная сестра - Мария. Мать Тихона и мать Марии были родные сестры. Невысокая, полная, русоволосая, сероглазая. Ходили в Покровском слухи, что знала Мария заговоры на разные случаи жизни. Сама Мария этого не отрицала, но и не особо хвастала.
- На жисть зарабатывать - больно хлеб тяжел. Да и взять могу токмо на пропитанье. За ради денег не могу. Грех, потому. И себя губить не буду, - так она объяснила Устинье своё нежелание пользоваться своим даром и полученными знаниями.