Я не успел ответить, потому что щелкнул замок с шифром и в дверях показался Крылов. С Крыловым в последние дни стало твориться что-то странное. Во-первых, он выдал Мих-Миху какую-то идею, от которой доцент пришел не то в ужас, не то в восторг. Эту идею Славка предварительно опробовал на мне. Я ничего не понял. Мих-Мих, видимо, понял больше и стал приходить каждый день к нам в комнату. Но тут Крылов повел себя странно. Это и было во-вторых.
Он стал пропадать. Без всяких объяснений не являлся на работу. Уходил вдруг среди дня. Появлялся вечером и сидел один в комнате допоздна. Утром я находил на его столе чайник Чемогурова и куски сахара. Один раз он ушел посреди разговора с Мих-Михом. Посмотрел вдруг на часы, застенчиво улыбнулся и ушел. Мих-Мих даже обидеться не успел. Если бы не гениальная идея, с которой возился Крылов, Мих-Мих его бы приструнил. Но сейчас Славке все прощалось.
- Ты где был? - спросил я Славку.
Он только загадочно улыбнулся.
- Тебе звонил Мих-Мих. Спрашивал, когда ты сможешь его принять.
Теперь Крылов улыбнулся смущенно. Но все равно ничего не сказал, сел за стол и мечтательно уставился в стенку.
- Ты что, совсем офонарел? - спросил я. - Он ждет звонка в первом корпусе. На кафедре вычислительной математики.
- Сейчас позвоню, - сказал Крылов и попытался сделать озабоченное лицо. У него ничего не вышло.
Он сладко потянулся, рассеянно переложил листки на столе, раскопал телефон кафедры вычислительной математики и промурлыкал:
- Сорок два, восемь шесть, восемь два…
После этого Крылов ушел звонить Мих-Миху.
- Одним теплом сыт не будешь, - сказал Чемогуров.
- Вы думаете, он влюбился? - спросил я, догадавшись.
- Ясно и ежу, - сказал Чемогуров.
Он вышел из-за интегратора и стал ходить по комнате. Время от времени он поглядывал на пустой Славкин стул, на листочки, разбросанные по столу, на стакан Славки с присохшими ко дну чаинками. Было видно, что Чемогуров думает о чем-то своем.
- Когда-то давно в этой комнате, за этим столом, произошло обыкновенное чаепитие, - начал Чемогуров. - Лет пятнадцать назад. Результатом его явилось то, что один молодой аспирант не защитил диссертацию. Не говоря уже о других важных для него вещах… Трое молодых людей попили чайку с сахаром, потолковали о жизни… Интеллигентно, не впрямую. И один из них понял, что он лишний. Он допил свой чаек и ушел. А те двое остались…
Я слушал с большим вниманием, потому что Чемогуров еще так со мной не говорил. Обычно он изображал циника. Сама история никакого интереса не представляла. Мало ли кто с кем не пил чаю, молока или там шампанского. И не вел разных разговоров… Но чувствовалось, что Чемогуров слишком хорошо все помнит.
В коридоре послышался стук каблуков. Я уже научился его узнавать. Так энергично и целеустремленно ходил только Мих-Мих.
- Женя, привет! - сказал он, вбегая в комнату с Крыловым.
- Здорово, - сказал Чемогуров, протягивая ему руку.
Доцент пожал руку и мне, спросил, как мои дела. Я сказал, что нормально. Мих-Мих весело взглянул на Чемогурова и сказал:
- Женька, а ведь вроде бы совсем недавно мы здесь просиживали штаны? А?
- Я только что об этом рассказывал, - тихо сказал Чемогуров, надел плащ и вышел.
- Мы с ним вместе писали здесь дипломы, - сказал ему вслед Мих-Мих, - и кандидатские тоже… - начал он, но осекся, видимо, вспомнив, что писали вместе, а написал один. - Он замечательный человек, - закончил Мих-Мих.
Тут какая-то тень пробежала по его лицу. Мелькнуло какое-то воспоминание, но Мих-Мих отогнал его, и они с Крыловым опять устроили диспут часа на два.
Чемогуров до конца рабочего дня больше не появлялся. На следующее утро он был мрачнее обычного, и мешки под глазами выступали резче.
Впрочем, у меня не было времени следить за настроениями Чемогурова. С самого утра к нам завалился Борька Сметанин. Крылов опять отсутствовал.
Сметанин зашел осторожно. Вид у него был такой, будто он принюхивается. Он о чем-то потрепался, рассказал, как он пишет диплом, но я видел, что Сметанину что-то надо. Вместо того чтобы прямо перейти к делу, он начал рассказывать о своей руководительнице. Сметанин пошел на диплом к молодой аспирантке, видимо, имея в виду свои неотразимые внешние данные. Он у нас был первым человеком в группе по этой части. Сметанин жил в общежитии, но родители хорошо снабжали его с юга. И деньгами, и продуктами, и тряпками. Сметанин одевался лучше всех в группе, что никак не влияло на умственные способности. Кое-как он дотянул до диплома, и теперь из него вынуждены были делать инженера.
Надо сказать, что аспирантка здорово его запрягла. Сметанин называл ее старой научной девой и всячески ругался, потому что она не обращала внимания на его шмотки, а требовала результатов измерений. Сметанин измерял параметры полупроводниковых материалов.
Ну ладно. Чего тебе нужно? - спросил я, когда Сметанин меня утомил.
- Петя, вы со Славкой поступаете не по-товарищески, - сказал он. - Вы сидите под боком у начальства. Ты с профессором на дружеской ноге…
- Скажешь тоже! - возразил я.
- Закройся! Я все знаю. Ты затыкаешь своим телом грузинский договор. Тебе профессор будет обязан по гроб жизни.
- Кто тебе сказал? - спросил я.
- Да все говорят. Моя селедка говорила… Ей проф предлагал этим заняться. Она отказалась.
Селедкой у него была теперь аспирантка. Когда он к ней подъезжал на распределении тем, она была рыбкой получше.
- Ну и что дальше?
- На кафедру пришли заявки из министерства. Нужно узнать, какие есть места для иногородних. Вам-то со Славкой хорошо. Вас все равно в Ленинграде оставят… Так что давайте! Ты сейчас один можешь это сделать. Славке не до этого.
- Почему? - автоматически спросил я, раздумывая над поручением Сметанина.
Сметанин посмотрел на меня с удивлением. Потом он терпеливо объяснил, что у Крылова сейчас роман, о чем все, кроме меня, знают. У него роман с Викой Одинцовой из нашей группы. Может быть, они даже поженятся. По мнению Сметанина, я должен был чуть-чуть больше соображать, что к чему. Если они поженятся, то Одинцова, у которой средний балл оставляет желать лучшего, пойдет при распределении впереди как семейная. Это и волновало Сметанина.
"Господи, какие тонкости!" - подумал я.
- И вообще, Петя, ты совсем отошел от группы. Славка ладно, он выдающийся человек, у него все равно башка не тем забита. Но ты мог бы быть к нам поближе…
Ага, вот как он заговорил! Он заговорил от лица общественности. Я был жалким отщепенцем, пригревшимся под крылышком профессора, погрязшим в семейных делах и своем грузинском дипломе. Группа прислала мне своего представителя. Представитель уличил меня в индивидуализме.
Сметанин ушел, а у меня на душе стало совсем худо. А что, если наша Викочка, наша серенькая птичка, незаметная и тихая, окрутила Славку только из-за лучшего распределения? Вот к чему ведут разговоры с такими типами, как Сметанин. Начинаешь хуже относиться к людям.
Эта Вика никогда ничем не выделялась. Скромно училась, скромно сдавала, скромно пользовалась шпаргалками, скромно одевалась и скромно ждала своего часа. Я вдруг подумал, что ничего не могу о ней сказать. Мы проучились рядом пять лет, скоро расстанемся и вряд ли вспомним друг друга. Это тоже говорило о моем индивидуализме. И я стал бичевать себя с новой силой, вспоминая разные факты из жизни группы, когда я оказывался в стороне. Такие вещи прощают талантливым, на них смотрят снизу вверх, как на Славку. Во мне же не было ничего такого. Сметанин правильно сказал. Я просто обязан был жить с ними заодно, волноваться, подсчитывать шансы при распределении и следить за романом Славки Крылова.
Мой индивидуализм был лишен законных оснований.
Когда пришел Славка, от меня осталась горстка пепла. Я сжег себя дотла.
- А что Вика? - спросил я его.
Славка очумело посмотрел на меня. Я понял, что до него не доходят звуки моего голоса. У него было лицо лунатика, которого внезапно разбудили, когда он прогуливался по карнизу.
- Чего-чего?.. - спросил он.
- Как дела? Ты ей напишешь диплом?
- Петя, заткни фонтан! - угрожающе произнес из-за интегратора Чемогуров.
Славка вдруг затрясся от хохота, упал на стул и продолжал смеяться в течение десяти минут. Я засек по часам. Потом он погрозил мне кулаком.
- Не твое дело! - сказал он.
Кутырьма
Несколько дней я убил на дурацкое поручение Сметанина. Я стал подъезжать к Зое Давыдовне, которая сидела в "конторе", как мы ее называли, за пишущей машинкой. Зое Давыдовне было лет двадцать восемь. Она была маленькой, круглой и симпатичной. Пишущая машинка была марки "Оптима".
Сначала я заходил просто так. Потолковать о погоде. А потом напросился перепечатать три странички отчета, который я готовил заказчикам. Постановка задачи и метод решения.
Я печатал медленно, одним пальцем, а Зоя подшивала бумаги, регистрировала письма и заполняла какие-то бланки. Краем глаза я следил за бумагами.
Медленно, но неуклонно между нами завязывалась беседа.
- Скоро кончим уже… - вздохнул я.
- Да… - охотно вздохнула Зоя. - И не говорите! Каждый год студенты уходят. Не успеешь привыкнуть, а их уже нет.
Я вздохнул в квадрате, если можно так выразиться.
- И главное, неизвестно куда попадешь, - сказал я.
Зоя не отреагировала на мой намек.
- Если бы не семья, было бы все равно… - продолжал я.
- Петя, вы женаты? - изумилась Зоя.
- Уже четвертый год, - мрачно подтвердил я.
- И дети есть?
- Угу.
- Ну тогда вам бояться нечего. Вы на распределении пойдете в первую очередь.