- Всякому сущему на земле есть наоборотинка. Частица - античастица, биотики - антибиотики, фриз - антифриз, христ - антихрист… Уловил?
- Ну да: мир - антимир, квар - антиквар, лона - антилопа…
- А ежели так, то должны быть и антилюди. Как бы античеловеки. Вот они-то преступлениями и заняты.
Старший оперуполномоченный захохотал и поднял руку, чтобы, значит, долбануть меня по плечу в знак расположения. Ну, думаю, если стукнет, то на этот раз голова определенно расколется. Но капитан шлепнул ею по своему колену так, что под кроватью звякнуло.
- Что там? - перестал смеяться Петельников.
- Разносолы.
Он заглянул:
- Николай Фадеич, дай маринованного огурчика.
Вот те на - другие больным приносят, а этот сам жрать пришел. С другой стороны, у него работа круглосуточная: видать, где на пищу наткнется, там и ест. Дал я огурцы, но, правда, без вилки. А ему вилка - что грузовику подтяжки. Запустил пальцы в рассол и начал хрумкать на всю палату. Без хлеба, но аппетитно.
- Теперь о деле, Фадеич… Кто тебя ударил?
- Кабы видал… А ваш-то рыжий ас?
- Тоже не рассмотрел из-за твоей самодеятельности. Ну а что думаешь?
- Вячик ударил, кто же еще.
И я рассказал ему все, что знал. И про фальшивость личности, и про слежку за машиной, и про способ выноса одежки, и свои подозрения насчет Гузя, и про нашу последнюю встречу…
- Думаешь, Гузь навел?
- Он же меня вызвал и проверочку оставленным термосом учинил.
- За Гузем мы давно следим. Да очень хитер.
- Теперь-то он попался.
- А как? - полюбопытствовал капитан.
- На меня Вячика науськал…
- Это не доказано.
- Недостача вещей в складе будет…
- Недостача большая, хотя ревизия не кончена. Только Гузь объясняет ее кражами этого лже-Вячеслава. А тот в бегах, и личность не установлена.
- Так поймайте.
- А как? - опять спросил капитан.
Не дурак парень. Ведь и сам знает как, а лишнего мнения не гнушается. Он не только до майора, но и до кого хочешь дорастет. Если только огурцы не будет есть руками.
- По отпечаткам пальцев, - подсказал я.
- Весь склад облазили - нет. Да ведь если Гузь его соучастник, то все протер.
- У подлинного Коршунка выведать…
- Два года назад потерял паспорт и больше ничего не знает.
- А по трудовой?
- "Вячеслав" ее в кадры не представлял, якобы утопил. Завели дубликат.
- Ну а по личности?
- Парик и очки снял, усы отклеил, походку выправил, заговорил нормально… Узнаешь?
- По "Запорожцу", - догадался я.
- Бросил.
- Как бросил?
- Груда лома. Он его купил-то за пятьсот рублен, специально для хищения одежды.
Все мои и догадки. Петельников вздохнул и принялся записывать мною рассказанное. Много наговорил, на три листа. Объяснением называется, уж знаю. Когда я расписался, капитан вдруг подмигнул мне, как девице распрекрасной:
- А ведь Гузь на тебя ссылается, Николай Фадеич.
- Это с какой стороны?
- Как на свидетеля, который заподозрил вора.
- Ему теперь выгодно на сбежавшего валить. А хапали они вместе.
- В общем, нужен сбежавший. Иначе Гузь выкрутится. Эх, Николай Фадеич, ты нам помешал.
Я ответил молчанкой, поскольку крыть мне нечем. Это теперь легко обсуждать мои попытки. А под угрозами Вячика, под дулом губной трубочки Семена Семены-ча, под насмешками Сергея…
- Почему же Тихонтьевой всего не рассказал? - спрошено вроде бы обычно.
- Это разговор особый.
Опять, стервец, засек утайку, будто во лбу моем вделан телевизионный экранчик. Все видит, не хуже Марии.
- Еще вопрос, Николай Фадеич… Что думаешь о втором грузчике, Сергее?
- Душа парень, ненавидящий Вячика… Подозрению не подлежит.
- И последнее: внизу сидят Гузь с Сергеем, желают тебя проведать. Сделай вид, что кладовщика ни в чем не подозреваешь. Хотим через него выйти на твоего Вячика. Вряд ли они все краденое реализовали.
- Правильное направление.
- Ну, выздоравливай.
- Будет время - заходи.
- Если огурчиком угостишь…
- Грибки есть первый сорт.
- Тогда зайду.
- Только вилку прихвати.
Он ушел, помахав всем рукой. А эти все глядят на меня в две пары глаз - что непосредственный сосед, что третий, перебинтованный. Разговор ли наш их поразил, еда ли маринованных огурчиков? Поэтому жду вопроса соседского, поскольку третий пока помалкивал.
- Кто ж ты все-таки будешь?
- А что?
- И профессор у тебя был, и свинарь, и капитан…
- Хочешь меня распознать через других? А так не умеешь?
- Вроде бы книгу затеял писать, хотя по разговору тянешь на работягу.
- Вот из этой книги и узнаешь, как судить о человеке без справочки.
Конечно, для него закавыка. Люди ходят ко мне разные; говор мой - смесь всего помаленьку, но боле деревенского; одежки опознавательной нет, а сам не называюсь. Выходит, что судим мы друг о друге лишь по платью да по разговору. Пример тому баня: коли все нагишом да молчат, век не узнаешь, кто директор, кто дурак.
- Николай Фадеич, продолжи рассказ, - уже заканючил сосед.
- Ну, кража дефицита идет своим чередом, и от меня никакого проку. Пьем мы как-то вчетвером чай из термоса… Я и задень нечаянно голову кучерявого. Мать честная, его волосы набок и съехали. Он как вскочит да как припустит! Я за ним. Он стрелять, да патроны кончились. Настиг я бандюгу. Он мне парик в рот наподобие кляпа. А я приемчик. Тогда он, язви его, рукояткой пистолета по моей голове…
Но дверь открылась, и несоразмерная мужская пара как бы втиснулась в палату - молодой и худой, пожилой и грузный.
8
Семен Семеныч Гузь и Серега, веселый человек. Подошли ко мне чуть не на цыпочках, встали и глядят, как на икону. У кладовщика лицо расстроенное и почти плаксивое - я таким его и не видел. У Сереги морда смурная, хотя я рассказывал в свое время ему байку о негожести быть смурным.
- Что вы, братцы, приуныли, или песни позабыли? Садитесь.
Серега-то сел спокойно, а Гузь руками всплеснул и плюхнулся на стул так, что того и гляди падет сейчас на колени и запричитает, как моя Мария. Вот он как меня любил. Это только цветочки, а ягодки впереди.
В буквальном смысле. Разворачивает Серега бумагу, а в ней цветы-цветочки, забыл их название, длинное и нечленораздельное, - осанистые, цвета бордо, пять рублей штучка. Открывает Семен Семеныч дипломатический чемоданчик и достает ягоды - клубнику. Это осенью-то. Из Африки, что ли, выписал? Да чего не сделаешь для любимого грузчика.
Но любовь еще не кончилась. Серега достает из-за не поймешь откуда коробку конфет - видать, дорогие, поскольку на ней писаны золотом три богатыря. А Гузь из того же дипломатического чемодана выволакивает за лапы пару жареных цыплят - румяных, с корочкой, по рубль пять. Когда сырые.
- Тебе надо поправляться, Николай Фадеич.
- Ешь, Фадеич, - от сердца добавил Серега.
- Может, еще чего принести? - забеспокоился кладовщик.
- На выпивку - рассола, на закуску - солидола, - попросил я.
- Могу и выпивку организовать под видом сока, - загорелся Серега.
- Я тебе дам! - осек его Семен Семеныч.
От таких забот вспучило живот. Чудеса в решете, а горшочек сбоку. Ведь этот самый Гузь послал Вячика вослед, чтобы тот порешил меня! А теперь жареных цыплаков принес для поправки. Неужели он мечтает, что я этих птиц съем? Да они у меня колом встанут в горле.
Частицы и античастицы… Или, как говорит капитан, лопа и антилопа. Так вот он передо мной, античеловек. Попросту - нелюдь. Никогда не поверю, что хороший человек пойдет на преступление. Подлецы их совершают, подлецы. Коли не было бы подлецов, не было бы и преступлений. И когда я слышу, что, мол, преступник исправился, то понимаю так: подлец стал хорошим человеком. А не стал - то жди от него сюрпризов.
Однако виду отрицательного не подаю, чтобы не спугнуть. Поскольку капитану обещал. И даже улыбаюсь душевно, как заправская бортпроводница.
- Больно? - спросил Серега, вглядываясь в мою личность.
- Да нет.
- Морщишься…
- Это такая улыбка, - пояснил я.
- Николай Фадеич, - вмешался Гузь, - прости меня великодушно.
- За что?
- За это дурацкое пальто.
- Что было, то прошло, а что будет, не пришло.
- Не разглядел я преступника.
- Так он им таки оказался? - бросил я пробную фишку.
- Одних пальто более сотни вынес, - обидчиво сложил губы в трубочку Семен Семеныч.
- Эк варнак! Так и долбанул меня он?
- Кому же еще? - опять всплеснул руками кладовщик, отчего его жидкие щеки тоже как бы всплеснулись.
Серега поставил цветы в банку из-под съеденных капитаном огурчиков, весело усмехнулся и бросил мне с легкостью:
- Фадеич, я тебя предупреждал.
- А коли бы убийство затевали, ты бы тоже предупреждением отделался? - вскипел я из-за его легкости.
- Николай Фадеич, тебе волнение противопоказано, - проворковал Гузь.
- А ты сказал, что затеваешь? - вроде бы обиделся от упрека Серега. - Один решил все обтяпать. На Славку, как на медведя, в одиночку ходить нельзя.